КОРОЛЛАРИЙ 3ОБЗОР НЕ СВЯЗАННЫХ С ГОСУДАРСТВОМ И ВОЗМОЖНОСТЕЙ И ЭЛЕМЕНТОВ ПРАВА НАРОДОВ
Межгосударственное право народов, относящееся к jus publicum Europaeum — это в истории права лишь одна из возможностей права народов. В своей действительности оно содержит также сильные негосударственные элементы. Таким образом, «межгосударственное» совсем не означает, что субъекты международного права в такого рода порядке изолированы один от другого. Наоборот, сам межгосударственный характер можно понять, только исходя из объемлющего пространственного порядка, носителя самих государств.
После 1900 г. стало обычным резкое дуалистическое различение внутреннего и внешнего. Из-за этого притупилась способность чувствовать реальность межгосударственного права народов. В особенности недостаточно внимания уделялось тому, что государство европейского права народов в его классической форме в себе самом тоже несет дуализм, а именно, дуализм публичного и частного права. Изолировать один дуализм от другого нельзя.[566] Однако, к сожалению, в юриспруденции наших дней, предприятии чрезмерно специализированном, такое изолирование стало чем-то почти самоочевидным. К этому еще добавилось, что английское common law отвергало дуализм публичного и приватного, подобно тому, как оно отвергало и континентальное европейское понятие государства. И все равно сохраняет свою силу то, что раз и навсегда сформулировано мэтром нашей дисциплины Морисом Ориу в «Основах публичного права»:[567] каждый государственный режим (слово «государство» понимается при этом в специфическом и историческом смысле) основывается на разделении публичной централизации и частного хозяйства, то есть государства и общества.
Дуалистическое разделение права народов и государственного права здесь, как и в иных случаях, — только внешняя сторона дела. На заднем же плане, да, по существу, и вообще в течение всего XIX в. и до мировой войны 1914—18 гг. общий конституционный стандарт преобладает над разрывом между, казалось бы, столь противоположными внутренним и внешним, так что весь этот дуализм оказывается второстепенным, лишь формально-юридически интересным вопросом. А где нет этого общего стандарта, который задает европейский конституционализм, там не может иметь практического значения и правовой институт occupatio bellica.[568] В 1877 г. Россия оккупировала область, принадлежавшую Оттоманской империи. Тут же старые исламские учреждения были отменены, причем именно X. Мартенс, на Брюссельской конференции 1874 г. выступавший одним из первых за правовой институт occupatio bellica, оправдывал немедленное введение нового и современного социального и правового порядка тем, что, как он говорил, бессмысленно было бы сохранять силой русского оружия именно те устаревшие правила и состояния, устранение которых и было главной целью этой русско-турецкой войны.[569]
Итак, чем более резко резкий дуализм внутреннего и внешнего захлопывал двери между ними со стороны публичного, тем более важным становилось то, что в области частного двери оставались открытыми и что сохранялась, невзирая на границы, проницаемость частной, в особенности хозяйственной области. От этого зависел порядок пространства, [на которое распространялось] jus publicum Еигораеит. Следовательно, для понимания реальности межгосударственного права народов необходимы многочисленные различения, позволяющие увидеть негосударственные возможности и элементы сколь бы то ни было межгосударственного права народов.
Целью нижеследующего обзора является демонстрация некоторых форм проявления права народов, которые не охватываются понятием этого права, привязанным к понятию государства, и принадлежат к той большой области права народов, которая не имеет отношения к межгосударственному праву. К сожалению, слово «государство» стало общим понятием без [дополнительных] различий. Следствием этого злоупотребления стала общая путаница, сказавшаяся в особенности в том, что представления о пространстве специфически государственной эпохи права народов XVI—XX вв. были перенесены на совершенно иные, по сути, порядки права народов. В противоположность этому стоило бы вспомнить о том, что межгосударственное право народов ограничено историческими формами проявления политического единства и пространственного порядка земли, связанными с определенной исторической эпохой, и что даже в это время межгосударственных отношений всегда существовали и имели решающее значение также и другие, не межгосударственные, отношения, правила и институты.
I. Право народов, jus gentium в смысле некоторого jus intergentes, разумеется, зависит от формы организации этих gentes и может означать:
1. право между-народное (между семьями, родами, кланами, большими родами, племенами, нациями);
2. право меж -городское ([имеющее силу] между самостоятельными Poleis и civitates;[570] межмуниципальное право);
3. право межгосударственное (между централизованными территориальными порядками суверенных образований);
4. право, имеющее силу между духовными авторитетами и мирскими властями (таковы папа, калиф, будда, далай-лама в их отношениях к другим властям, в особенности же — как носители священных войн);
5. право меж-имперское (zwischen-reichiges), jus interimperia (между великими державами, пространственное величие которых выходит за границы государства), которое надо отличать от между-народного, меж-государственного и иного права народов, которое господствует внутри империи или большого пространства.
II. Наряду с jus gentium в смысле (разного, в зависимости от структурных форм gentes) jus intergentes, может быть и выходящее за пределы замкнутых в себе gentes (народов, государств, империй) совершенно общее право. Оно может заключаться в общих конституционных стандартах или минимальной предполагаемой внутренней организации, в общих религиозных, цивилизационных и хозяйственных представлениях и учреждениях. Самым важным случаем такого рода правоприменения является выходящее за границы государств общепризнанное право свободных людей на собственность и некоторый минимум [правовых] процедур {due process of law).[571]
Так, в XIX в. в европейском праве народов, наряду с собственно межгосударственным, дуалистически различающим внутреннее и внешнее правом, существовало общее хозяйственное право, международное частное право, общий конституционный стандарт которого (конституционный характер основного закона) был важнее, чем политический суверенитет отдельных (политически, но не хозяйственно) замкнутых в себе территориальных порядков. Лишь когда политический суверенитет стал превращаться в хозяйственную автаркию, с исчезновением предполагаемого конституционного стандарта исчез и общий пространственный порядок.
Лоренц фон Штейн имел в виду эти два разных права (межгосударственное и совершенно общее), когда различал право народов как межгосударственное право и интернациональное право как общее право, относящееся к хозяйствованию и положению иностранцев.
Это интернациональное право свободной торговли и свободного хозяйствования соединилось в XIX в. со свободой морей в той интерпретации, какую дала ей английская мировая империя. В самой Англии не получил развития дуализм публичного и частного права, свойственный континентальным государствам, и она могла непосредственно объединиться с приватной, свободной от государства составляющей всякого европейского государства. Это объединение двух свобод — куда более сильное, нежели межгосударственный суверенитет равноправных государств, — определило действительность европейского права народов в XIX в. Сюда относятся, следовательно, две великие свободы этой эпохи: свобода морей и свобода мировой торговли.
ССЫЛКИ
Нижеследующие ссылки — не более чем разрозненные библиографические заметки и примечания, которые должны облегчить чтение текста, вновь публикуемого через тридцать лет после его появления. Цифры, если только с очевидностью не следует иное, отсылают к библиографии, составленной Питом Томиссеном. Вторым изданием она вышла в юбилейном сборнике, вышедшем к моему семидесятилетию.[572] В этой библиографии, основательность и надежность которой признаны, приведены (под № 19) как различные издания «Понятия политического», переводы на иностранные языки, так и, с возможной полнотой, все дискуссионные и содержательные публикации вплоть до 1958 г. С этого времени дискуссионных и содержательных выступлений добавилось. Весь этот материал оказался настолько объемным, что его критическое обсуждение невозможно было привязать к обычному переизданию, смысл и цель которого как раз и состояли в том, чтобы текст, заглушенный обилием посвященных ему опровержений, хотя бы на краткое мгновение вновь прозвучал сам по себе.
Предисловие
С. 281. О полисе и политике у Аристотеля см.: Ritter J. Naturrecht bei Aristoteles: zum Problem des Naturrechts. Stuttgart: W. Kohlhammer, 1961 (в серии «Res Publica», № 6). [См. также:] Ilting K.-H. Hegels Auseinandersetzung mit Aristoteles (готовится к выходу в: Jahrbuch der Görres-Gesellschaft, 1963). Ильтинг указывает на то, что Гегель обычно переводит слово Polis словом Volk [народ]. [См. далее:] Schmitt С. Staat als ein konkreter, an eine geschichtliche Epoche gebundener Begriff // Schmitt C. Verfassungsrechtliche Aufsätze aus den Jahren 1924—1954. Berlin: Dunkker & Humblot, 1958. S. 375—385, с тремя глоссами. О politiques в XVI в. см.: Schnur R. Die französischen Juristen im konfessionellen Bürgerkrieg des 16. Jahrhunderts; ein Beitrag zur Entstehungsgeschichte des modernen Staates. Berlin: Duncker & Humblot, 1962. Cp.: Tomissen P. Op. cit. № 207.
C. 282. Еще Роберт фон Мооль подразумевает под полицией старую «добрую полицию», без «чувствительного воздействия» которой гражданин, как говорит Мооль «не мог бы спокойно прожить и часу». См.: Mohl R. von. Die Polizei-Wissenschaft nach den Grundsätzen des Rechtsstaates. Tübingen: Laupp, 1832/33. Об этом см.: Angermann E. Robert von Mohl. Leben und Werk eines altliberalen Staatsgelehrten // Politica. Bd. 8. Neuwied: Luchterhand, 1962. S. 131. О politic или police power в американском конституционном праве см. Hennis W. Zum Problem der deutschen Staatsanschauung // Vierteljahreshefte für Zeitgeschichte. 1959. Bd. 7. Stuttgart: Deutsche Verlagsanstalt, 1959. S. 9: «Она (то есть компетенция заниматься общественным благосостоянием, заботиться о достойной человека жизни) далеко выходит за пределы нашей полицейской власти. Она означает не что иное, как вечную задачу полиса: гарантировать возможности для благой жизни». О Курно и его деполитизации через управление см. в: Schnur R. Revistade Estudios Politicos. V. 127. Madrid, 1963. P. 29—47. Наряду с двумя производными от полиса — политикой вне и полицией внутри — третьим выступает политес как «petite politique»[573] социальной игры. См. ссылку к стр. 330 (Лео Штраус).
С. 283. Теории Ленина и Мао, поскольку они имеют важность в этой связи, рассматриваются в моей работе «Теория партизана», которая выходит одновременно с этим переизданием «Понятия политического». Профессиональный революционер снова превращает полицию в политику и презирает политес как простую игру. [См.: Шмитт К. Теория партизана. М.: Праксис, 2007. — Примем, ред. (А. Ф.)].
С. 286. Оба сочинения Ганса Вееберга в «Friedenswarte» представлены в библиографии Томиссена, № № 397 и 429.
С. 287. См.: Brunner О. Land und Herrschaft. Grundfragen der territorialen Verfassungsgeschichte Südost-Deutschlands im Mittelalter. 1. Aufl. Baden bei Wien: Rudolf M. Rohrer, 1939. См., далее, его же сочинение: Brunner О. Moderner Verfassungsbegriff und mittelalterliche Verfassungsgeschichte // Mittelungen des Österreichischen Instituts für Geschichtsforschung, Ergänzungsband 14.1939. (Zusammenfassung). Многочисленные примеры того, как привязано было к государству прежнее понимание истории конституций, можно найти в: Böckenförde E.-W. Die deutsche verfassungsgeschichtliche Forschungim 19. Jahrhundert, zeitgebundene Fragestellungen und Leitbilder // Schriften zur Verfassungsgeschichte. Bd. 1. Berlin: Duncker & Humblot, 1961.
C. 288. Silete Theologi! Cm.: Schmitt C. Der Nomos der Erde im Völkerrecht des Jus Publicum Europaeum. Berlin: Duncker & Humblot, 1950. S. 92, 131. (Альберико Джентили) об отделении юристов от богословов. Если в этом и других местах (Carl Schmitt. Ex captivitate salus. Köln: Greven 1950. S. 70) я с особенным одобрением ссылаюсь на это восклицание Альберико Джентили, то это не значит, что я не благодарен богословам, чье участие существенно углубило и поддержало дискуссию о понятии политического. Со стороны евангелической [церкви] это были прежде всего Фридрих Гогартен [Gogarten] и Георг Вюнш [Wünsch]. Со стороны католической — о. Франциск Штратман (Strathmann) ОР,[574] о. Эрих Пшивара (Przywara) SJ,[575] Вернер Шёллген (Schöllgen) и Вернер Беккер. Нынешние богословы — не те, что в XVI в. То же можно сказать и про юристов.
С. 291. Жюльен Фройнд (Freund) работает над диссертацией о понятии политического. Он, в частности, опубликовал: «Note sur la raison dialectique de J.-P. Sartre» // Archives de Philosophie du Droit. 1961. Nr. 6. P. 229—236, а также статью «Die Demokratie und das Politische» // Der Staat. 1962. Bd. 1. S. 261—288.
C. 292. Dog fight. См. Королларий 2, выше, С. 390, и ссылку ниже, С. 408.
Текст
С. 298. Мнимый прогресс деполитизации состоит в том, чтобы просто выкидывать все ссылки на государство и государственность, никак не именовать то политическое единство, которое при этом предполагается существующим, а вместо него подсовывать сугубо технико-юридическую процедуру как «чисто правовое» преодоление политического. См. об этом, весьма точно у Charles Eisermann, в кн.: Verfassungsgerichtsbarkeit in der Gegenwart Länderbericte und Rechtsvergleichung / Mosler H. (Hrsg.). Köln: Heymann, 1962. О деполитизации через управление и технократию см. ссылку ниже, в примечании к С. 360.
С. 298/301. О тотальном государстве см.: Schmitt С. Verfassungsrechtliche Aufsätze aus den Jahren 1924—1954. Berlin: Dunkker & Humblot, 1958. S. 366, глосса 3. См. также: Buchheim H. Totalitäre Herrschaft, Wesen und Merkmale. München: Kösel, 1962.
C. 301. Цитированное в тексте место из книги Рудольфа Сменда см. теперь в кн.: Smend R. Staatsrechtliche Abhandlungen. Berlin: Duncker und Humblot, 1955. S. 206. Об этом см.: Mayer H. Die Krisis der deutschen Staatslehre und die Staatsauffassung Rudolf Smends. Kölner Jur. Dis., 1931. Дальнейшее развитие учения Сменда об интеграции см. в его статье в: Handwörterbuch der Sozialwissenschaften. Bd. 5. Stuttgart u. a. O.: Fischer u. a. V, 1956. S. 266.
C. 301/302. Самостоятельность нашего критерия имеет практически-дидактический смысл: освободить путь к феномену, уходя от множества предвзятостей: категорий и дистинкций, толкований и оценок, подтасовок и присвоений, от всего того, что стоит на этом пути, контролирует его и допускает движение лишь с собственного дозволения. Кто борется с абсолютным врагом — будь то классы, расы или вневременной вечный враг, — все равно не интересуется нашими усилиями найти критерий политического. Напротив, в них он видит угрозу своей непосредственной мощи борца, ее ослабление рефлексией, гамлетизмом и подозрительным релятивизмом, — подобно тому, например, как Ленин отвергал объективизм Струве (см. об этом в «Теории партизана» раздел «От Клаузевица к Ленину»). Напротив, умаляющие врага нейтрализации делают из него простого партнера (в конфликте или игре), а наше понимание того, что враг имеет осязаемую действительность, они проклинают, называя подстрекательством к войне, макьявеллизмом, манихейством и — в наши дни неизбежно — нигилизмом. Традиционные факультеты со своими дисциплинами движутся по накатанным колеям альтернатив, так что друг и враг либо демонизируются, либо нормативизируются, либо же, в духе философии ценностей, размещаются на полюсах ценности и предосудительности (Unwert). В основанной на функциональном разделении труда и расщепляющейся на все новые и новые специальности науке совершается либо психологическое разоблачение друга и врага, либо же, как говорит Г. Йоос, пользуясь «огромными возможностями, которые предоставляет математический способ выражения», друг и враг должны быть превращены в мнимые альтернативы, в партнеров, действия которых могут быть рассчитаны и поддаются манипуляции. Внимательные читатели нашего сочинения, Лео Штраус в 1932 г. (№ 356 у Томиссена) и Хельмут Кун в 1933 г. (№ 361 у Томиссена) сразу заметили, что речь у нас может идти лишь о том, чтобы сделать путь свободным, чтобы не застрять прямо на старте, и что дело здесь в чем-то ином, нежели «автономия предметных областей» или даже «ценностных областей».
С. 302/303. Дело не просто в том, что враг в Новом Завете зовется inimicus (а не hostis). Ведь и слово «любить» в Новом Завете — это diligere, а не атаге (в греческом тексте — àyanav, а не (piksïv). Хельмут Кун заметил, что предполагать в одном и том же лице соединение приватной любви и публичной ненависти он считает крайностью. Ср., однако: Schöllgen W. Aktuelle Moralprobleme. Düsseldorf: Pathmos-Verlag, 1955. S. 260—63. Альваро д’Орс считает, что «hate is noterm of law» [ненависть не является правовой категорией. — Прпмеч. ред. (А. Ф.)]. Да и у Спинозы он мог бы прочитать в «Богословско-политическом трактате» (глава XVI): «hostem enim imperii non odium sedjusfacit» [врага государства делает не ненависть, но право. — Примеч. ред. (А. Ф.)].
С. 308. О гражданской войне и stasis'e см. у Мориса Дюверже, в Заключении к книге: Duverger М. Les Partis Politiques. Paris: Arman Colin, 1951. P. 461. «Le développement de la science des partis politiques ne pourrait-on l’appeler stasiologiel» [Не назвать ли развивающуюся науку о политических партиях стасиологией?]. Однако, добавляет он, демократии в наши дни угрожает не существование партий как таковых, но только военная, религиозная и тоталитарная природа многих партий. Это должно было бы привести его к исследованию разных видов различения «друг/враг».
С. 308. Примечание. Об империализме как решении социального вопроса см. мое сочинение «Nehmen—Teilen—Weiden», опубликовано в сборнике: Verfassungsrechtliche Aufsätze. Op. cit.
S.495 и 5 глосс. О Клаузевице см. также в «Теории партизана», особенно раздел «Партизан как прусский идеал 1813 г. и поворот к теории».
С. 312. Завершение этого раздела 3 имеет решающее значение для предполагаемого в этом сочинении понятия врага. Особенно важна фраза: «Такие войны — это войны, по необходимости, особенно интенсивные и бесчеловечные, ибо они, выходя за пределы политического, должны одновременно умалять врага в категориях моральных и иных и делать его бесчеловечным чудовищем, которое надо не только отразить, но и окончательно уничтожить, то есть он перестает быть всего лишь врагом, подлежащим водворению обратно в свои границы».
Тем самым ясно говорится, что смысл лежащего здесь в основании понятия врага состоит не в том, чтобы уничтожить его. Он состоит в отражении врага, в том, чтобы помериться силами и заполучить общую границу. Но есть и абсолютное понятие врага, которое здесь внятным образом отвергается как бесчеловечное. Оно абсолютно, потому что — тут я цитирую важную работу Г. X. Швабе — оно требует «безусловного признания в качестве абсолютного и одновременно подчинения индивида его порядку», то есть не только искоренения, но и «самоискоренения врага через публичное самообвинение». Швабе полагает, что это самоуничтожение индивида принадлежит к «самой сути высокой цивилизации». См.: Schwabe G. Н. Zur Kritik der Gegenwartskritik // Mitteilungen der List-Gesellschaft, 10. Februar 1959).
C. 316—320. (Плюрализм): Laski H. J. (скончался в 1950 г.) как раз в критический период 1931—32 гг. перешел от своего первоначального либерального индивидуализма к марксизму. См. о нем монографию: Dean Н. A. The Political Ideas of Harold J. Laski. N. Y.: Columbia University Press, 1955. В ФРГ после 1949 г. плюрализм получил столь широко распространенное всеобщее признание, что его следовало бы назвать господствующей политической доктриной, если бы за фасадом общих слов о плюрализме не скрывались бы по-прежнему глубокие противоположности, которые делают столь противоречивой уже всю совокупность трудов Ласки и которые становятся еще более несовместимыми из-за идеологической Большой коалиции (церковного морально-теологического плюрализма с либерально-индивидуалистическим и социалистически-профсоюзным). Принцип субсидиарности может здесь послужить пробным камнем именно потому, что он предполагает общество как некое конечное единство (а не конечное множество), и именно потому, что это единство оказывается проблемой, если под вопросом стоит конкретная гомогенность или негомогенность различных субъектов социальной помощи. Превосходное систематическое рассмотрение всей этой проблемы в целом дает Йозеф Кайзер в разделе «Плюралистические диагнозы и конструкции» своей книги «Репрезентация организованных интересов». См.: Kaiser J. Н. Die Repräsentation organisierter Interessen. Berlin: Dunkker & Humblot, 1956. S. 313 ff. Однако принцип субсидиарности все еще не оказывается здесь пробным камнем. Напротив, Трутц Рендторф в статье о принципе субсидиарности говорит именно о проблеме плюрализма. См.: Rendtorff Т. Kritische Erwägungenzum Subsidiaritätsprinzip // Der Staat. 1962. Bd. 1.
S.405—430 (S. 426—28 — новое толкование принципа субсидиарности и плюрализма).
С. 323. В формуле «tout ce qui est hors le souverain, est ennemi» обнаруживается совпадение конструкции государства у Руссо с конструкцией государства у Томаса Гоббса. Прежде всего, это касается государства как политического единства, которое знает в себе самом лишь мир, а врага признает лишь вне себя. В «Общественном договоре» Руссо в завершение главы 8 четвертой книги (в позднейших изданиях опущенном) говорит о гражданской войне: «...ils deviennent tous ennemis; alternativement persecutes et persécuteurs, chacun sur tous et tous sur chacun; Г intolérant est l'homme de Hobbes, l'intolérance est la guerre de l'humanité».[576] Райнхарт Козеллек тут замечает, что это удивительное высказывание намекает на глубинные связи между религиозной гражданской войной и французской революцией (см.: Коselleck R. Kritik und Krise: Eine Studie zur Pathogenesederbürgerlichen Welt. Freiburg/Munchen: Alber, 1959. S. 22, 161 Anm. 48).
C. 330. См. мою статью о единстве мира {Schmitt С. Die Einheit der Welt // Merkur. 1952. Jg. VI. Hft. 1. S. 1—11) (Tomissen, № 229). См. также: Kesting H. Geschichtsphilosophie und Weltbürgerkrieg. Heidelberg: Carl Winter Universitätsverlag, 1959. S. 309 ff.
C. 330. «Мировоззрение, культура, цивилизация, хозяйство, мораль, право, искусство, развлечения и т. д.». В рецензии, вышедшей в 1932 г. (Tomissen, № 356), Лео Штраус особое внимание обращает на слово «развлечения». Он прав. Удовлетвориться этим словом здесь совершенно невозможно, оно отвечает тогдашнему незавершенному состоянию рефлексии. Сегодня я бы сказал «игра», чтобы с большей точностью выразить понятие, противоположное понятию «серьезности» (тут Лео Штраус все понял правильно). Тем самым были бы более точно сформулированы три берущие начало от слова «полис» понятия политического, которые несли на себе печать и дифференцировались превосходящей упорядочивающей мощью тогдашнего европейского государства: политика вовне, полиция внутри, а также политес как придворная игра и «малая политика». См. об этом мое сочинение: Schmitt С. Hamlet oder Hekuba: Der Einbruch der Zeit in das Spiel. Stuttagrt: Clett-Kotta, 1956 (Tomissen, № 56). Здесь в особенности см. раздел «Игра в игре» и «Экскурс о варварском характере шекспировской драмы». Во всех этих рассуждениях слово «игра» [Spiel] следовало бы переводить [английским] словом play, и тогда оставалась бы еще одна возможность вражды, хотя и конвенциональная: вражда между «партнерами по игре». Совершенно иначе обстоит дело с теорией «игр», по-английски называемых «games», и ее применением к человеческому поведению. См. об этом в кн.: Neumann J. von, Morgenstern О. Theory of Games and Economic Behavior. Princeton: Princeton University Press, 1947. Здесь дружба и вражда пересчитываются, причем то и другое отпадает, подобно тому, как при игре в шахматы противоположность белых и черных уже не имеет никакого отношения к дружбе и вражде. В свое время я был в затруднении и выбрал слово «развлечения», но в нем еще в скрытом виде есть отсылки к спорту, организации досуга, а также новым феноменам общества изобилия, которые не были мне вполне ясны тогда, в господствовавшей атмосфере немецкой философии труда.
С. 335/336. Текст 1932 г. отражает тогдашнее состояние международного права. Прежде всего, здесь отсутствует ясное и эксплицитное различение классического (не дискриминирующего) и [основанного на понятии] революционной справедливости понятий войны. Это различение я впервые разработал в сочинении: Schmitt С. Die Wendung zum diskriminierenden Kriegsbegriff. [Berlin: Duncker & Humblot], 1938 г. [Поворот к дискриминирующему понятию войны]. (Tomissen, № 40). Ср. также выше, Королларий 2 1938 г., а также дальнейшее развитие этого различения в книге «Номос земли» (1950) и раздел «Взгляд на международно-правовое положение» в «Теории партизана» (1963 г.).
С. 335. (Гоббс) Вопрос о «природе» человека как политического существа снова был поставлен благодаря двум работам Хайнца Лауфера: его Вюрцбургской диссертации по специальности «Государство и право» {Läufer Н. Das Kriteriumpolitischen Handelns. Frankfurt а. M: Mikrokopie. J. Bemecker Antiquariat, 1962) и его статье в сборнике к юбилею Эрика Фегелина {Läufer H. Homo Homini Homo И Politische Ordnung und menschliche Existenz: Festgabe für Eric Voegelinzum 60. Geburtstag / Hrsg, von A. Dempf. München: С. H. Beck, 1962. S. 320—342). Лауфер ссылается на Аристотеля, Платона и христианскую теологию, чтобы обнаружить «нормальный тип» человека, которому он затем противопоставляет появляющийся у Гоббса «упадочный тип». Гоббс — это большая тема (см.: Willms 5. Einige Aspekte der neueren englischen Hobbes-Literatur // Der Staat. 1962. Bd. 1. S. 93 ff.), и тут надо сразу же подчеркнуть, что использование таких формул, как «по природе добрый» и «по природе злой», еще отнюдь не означает приверженности понятию «фюсис» у Аристотеля (см.: Ilting К.-Н. Hegels Auseinandersetzung mit Aristoteles. Op. cit. S. 116) или же отличающимся от него понятиям природы у Платона или в христианской теологии. Впрочем, в рамках этого примечания нам придется довольствоваться тремя краткими вводными соображениями. Во-первых, когда у Гоббса речь идет о добром или злом в смысле нормальности или упадка, это всегда сопряжено с ситуацией: естественный статус (который лучше назвать естественным состоянием)[577] есть ненормальная ситуация, нормализация которой удается лишь в государстве, то есть в политическом единстве. Государство есть царство разума (эта формула берет свое начало от Гоббса, а отнюдь не от Гегеля), imperium rationis[578] (Hobbes. Decive, с. 10, § 1), который превращает гражданскую войну в мирное сосуществование граждан государства. Ненормальна «ситуация упадка», гражданская война. На гражданской войне ни один человек не может вести себя нормально. См.: Schnur R. Die französischen Juristen im konfessionellen Bürgerkrieg des 16. Jahrhunderts. Op. cit. Во-вторых, поскольку Гоббс говорит о природе в смысле «фюсис», мыслит он в духе античности, поскольку предполагает неизменность видов. Он мыслит доэволюционным, додарвиновским образом. У него нет и философии истории, по меньшей мере, он ведет речь о неизменной природе человека, который никогда не перестанет создавать все новое оружие и как потому не прекратит также — стремясь к безопасности — создавать все новые угрозы. В-третьих, частое вызывавшая такое изумление система Томаса Гоббса оставляет открытой дверь, ведущую к трансценденции. Истина «Jesus is the Christ»[579] столь часто и столь настойчиво повторяемая Гоббсом как исповедание веры, есть истина веры публичной, public reason[580] и публичного культа, в котором принимает участие гражданин. Гоббс говорит это не для самозащиты, для него это — не полезная ложь, не ложь во спасение от преследований цензуры. Декарт со своей morale par provision[581] оставался в рамках традиционной веры, у Гоббса же все несколько иначе. В прозрачном строении политической системы, какой она предстает в «Matter, Form and Power of a Common weal the clesiastical and civil»,[582] эта истина оказывается краеугольным камнем, и формула «Jesus is the Christ» называет по имени Бога, присутствующего в публичном культе. Но ужасная гражданская война христианских конфессий сразу же поднимает вопрос о том, кто же истолковывает и юридически обязательным образом приводит в исполнение эту истину, постоянно требующую интерпретации? Кто решает, что есть истинное христианство? Таковы неизбежное «Quis interpretabitur?»[583] и не прекращающееся «Quis judicabit?».[584] Кто перечеканит истину в годную для хождения монету? На эти вопросы отвечает формула «Autoritas, non veritas facitlegem».[585] Истина не приводится в исполнение сама собой, здесь требуются приказы, которые можно исполнить. Их отдаетpotestas directa[586] которая — в отличие от potestas indirecta[587] — гарантирует выполнение приказа, требует подчинения и способна защитить того, кто ей повинуется. Так возникает ряд идущих сверху вниз [формул], от истины публичного культа до повиновения и защиты индивида. Но давайте пройдем теперь не сверху вниз, но снизу вверх, начиная с системы материальных потребностей индивида. Тогда ряд начнется с потребности в защите и безопасности отдельного человека, «по природе» беззащитного и беспомощного, а также следующего отсюда подчинения, и поведет тем же самым путем в противоположном направлении к вратам трансценденции. Таким образом получается диаграмма с пятью осями — причем средней осью является формула 3—3, — которая образует систему-кристалл:
Сверху
открыто для трансценденции
1 Veritas: Иисус Христос 5
2 Quis interpretabitur? 4
3 Autoritas, non veritas facit legem 3
4 Potestas directa, non indirecta 2
5 Oboedientia et Protectio[588] Oboedientia et Protectio 1
снизу
замкнуто; система потребностей
Этот «кристалл Гоббса» (результат работы в течение всей моей жизни над великой темой в целом и трудами Гоббса в особенности) заслуживает, чтобы ненадолго на него обратили внимание и поразмыслили над ним. Очевидно, что уже первая формула, ось 1—3, содержит нейтрализацию противоположностей религиозной войны между христианами. Сразу же возникает вопрос, можно ли продлить нейтрализацию дальше, за рамки общего исповедания веры в Иисуса Христа, например, к общей вере в Бога. В этом случае первая формула могла бы звучать и так: Аллах велик. Или же ее можно было бы продлить еще дальше, к одной из истин, нуждающихся в интерпретации, например, к социальным идеалам, высшим ценностям и основоположениям, осуществление и приведение в исполнение которых приводит к конфликтам и войнам, как, например, «свобода, равенство и братство», или «человек добр», или «каждому по труду» и т. д. и т. п. Я не думаю, что Гоббс имел в виду столь тотальную нейтрализацию. Но вопрос здесь следует ставить, пожалуй, не в смысле индивидуальной психологии, не как вопрос о субъективных убеждениях Томаса Гоббса, но как основную систематическую проблему, которая отнюдь не замыкает врата, ведущие к трансценденции. Это вопрос о том, можно или нет заменить формулу «that Jesus is the Christ» какой-либо иной.
С. 337. По поводу слов Якоба Буркхарда о власти, которая «есть сама по себе зло» см. мой «Разговор о власти и о доступе к властителю»[589] (Tômissen, № 53). Разговор следует диалектике человеческой власти, слово «демонический» в нем не всплывает.
С. 343. Если бы Макьявелли был макьявеллистом, он написал бы, вместо «Государя», книгу, состоящую из трогательных сентенций, лучше всего — что-то вроде «Анти-Макьявелли». Эти слова процитировал Мануэль Фрага Ирибарне в докладе, состоявшемся 21 марта 1962 г. (см.: Revista de Estudios Politicos. Bd. 122. P. 12). С высокомерной иронией он добавил: «Lo digo con pudor ahora que estoy a punto depublicar El Nuevo anti-Maquiavelo».[590] Новый «Анти-Макьявелли» Фраги появился в 1962 г. в Мадриде в серии «Empresas politicas».
С. 352. [См. мою статью] «Противоположность общности и общества как пример двучленного различения. К вопросу о структуре и судьбе таких антитез» [Schmitt С. Der Gegensatz von Gemeinschaft und Gesellschaft als Beispiel einer zweigliedrigen Unterscheidung. Betrachtungen zur Struktur und zum Schicksal solcher Antithesen // Estudios juridico-sociales, homenaje al Profesor Luis Legaz y Lacambra, Santiago de Compostela, Université, 1960. P. 165— 178]. Судьба антитезы «общность/общество» содержит одновременно весьма показательный пример воздействия ценностного мышления на всякую мыслимую противоположность. В том, что касается приведения в действие логики мышления в ценностях (которая всегда есть логика мышления в [понятиях] предосудительности), это означает для нас, что друг вносится в список «ценного», а враг — «предосудительного», уничтожение которого оказывается позитивной ценностью, в соответствии с известной моделью: «малоценная жизнь должна быть уничтожена».[591]
Эпоха деполитизаций и нейтрализаций
С. 359/360. Я поместил Берлин ближе к Нью-Йорку или Москве, чем к Мюнхену или Триру. Один из ведущих мыслителей социального рыночного хозяйства задал мне в 1959 г. вопрос, где же на этой карте мог бы располагаться Бонн. Дать ему ответ я мог бы, лишь сославшись впоследствии на «Решение по телевидению» февраля 1961 г. Федерального Конституционного суда в Карлсруэ.[592]
С. 360 и следующие, С. 367 и следующие. О политической теории технократии см.: Lübbe H. Ор. cit.[593] О попытке обеспечить политическое единство Европы через деполитизацию (так называемую интеграцию) см.: Rosenstiel Fr. Le Principe de Supranationalité. Essai sur les rapports de la Politique et du Droit, Paris: Editions A. Pedone, 1962.
Послесловие
C. 373. Выражение res dura отсылает к моей книге «Хранитель конституции» [Schmitt С. Der Hüter der Verfassung. Tübingen: Mohr (Siebeck), 1931], предисловие к которой кончается цитатой Res dura et regni novitas me talia cogunt Moliri...
Цитата из «Энеиды» Вергилия, книга 1, стихи 563/4 означает «Сложность политического положения и новизна режима (то есть Веймарской конституции) вынуждают меня к таким сображениям». Между тем, я давно уже на собственном опыте убедился, что ни ясный способ выражения, ни классические цитаты не помогают против тенденциозной и выборочной ретроспективы.
Королларии
Библиография: Tomissen, №№ 236 426 50.
С. 384. По поводу понятий «enemy» и «foe». См.: Power and Civilization, Political Thought in the Twentieth Century / Ed. by Cooperman D., E. V. Walter. New York: Thomas Y. Crowell Comрапу, 1962. Р. 190—198. Здесь напечатаны отрывки из «Понятия политического». Немецкое «Feind» переводится по большей части как «foe». Более подробного исследования стоит ожидать также от Дж. Шваба (George Schwab). Cp.: Schmitt C. Verfassungsrechtliche Aufsätze. Op. cit. S. 439. / Что касается лингвистических проблем «Freund-Feind», я сейчас считаю вполне возможным, что буква R в слове «Freund» является инфиксом, хотя инфиксы такого рода в индогерманских языках редки. Не исключено, что встречаются они чаще, чем до сих пор предполагалось. R в слове «Freund» может быть инфиксом (в «Feind»), подобно тому, как это происходит со словом «Frater» (в «Vater») или цифрой «drei» (в «zwei»). Я сообщил о моем предположении выдающемуся знатоку вопроса дипломатическому советнику-докладчику доктору X. Карстиену. Он счел его, во всякому случае, достойным обсуждения, после чего я сообщаю здесь о нем как о, по меньшей мере, эвристической гипотезе.
С. 390. Dog fight. Это выражение я взял из работы сэра Джона Фишера Уильямса (John Fisher Williams), посвященной санкциям Лиги Наций против Италии во время Абиссинского конфликта 1936 г. (статья была напечатана в British Year book of International Law. Vo. XVII. P. 148/49). В статье говорится, что будущие поколения, пожалуй, выдвинут на передний план обязанности нейтралов, а не их права. Кроме того, возможно, грядут такие войны, во время которых для каждого нравственно мыслящего человека будет невозможно — пусть не действием, но хотя бы мысленно, — не занять какую-либо позицию. В такой мировой войне, которая не будет уже простым dog fight и которую будут вести, вкладывая в нее все моральные энергии, нейтральность, сколь бы ни была она почтенна, не будет пользоваться очень уж большим уважением. Данте назвал достойными особенного презрения и наказания тех ангелов, которые остались нейтральными в великой борьбе между Богом и Дьяволом, не только потому, что они совершили преступление, нарушив свой долг бороться за право, но и потому, что они предали забвению свой самый подлинный, истинный интерес;[594] в такой борьбе — говорит знаменитый английский юрист Лиги Наций — нейтралам уготована судьба, которую счел бы справедливой не только Данте, но и Макьявелли.