– Поехали домой.
Переделать мир
Ночь после выписки была удивительно спокойной, даже расслабляющей. Мне не захотелось возвращаться на маяк, и – редкий случай – Фред не пошел на работу. Я проснулась от их разговора с Анной.
– Это плохая идея! Она не в состоянии устраивать выставку, Анна. Ты сейчас о ней думаешь или о своем месте менеджера?
– Фридрих Вайдман!
– Что? Ты ее видела? Ты серьезно думаешь, что она может работать?
– Да кто говорит о работе? Я все устрою. Фабьена может даже не появляться, но я уверена, что ей полезно будет увидеть, насколько людям нравится ее творчество. Она художница, художники питаются признанием. Эту новую серию должны увидеть, поверь!
– А если будет плохая критика?
– Она сильнее, чем ты думаешь.
Я встала, оделась, прошла мимо них, взяла апельсин и натянула сапоги. Когда я открыла дверь, они прервали оживленную дискуссию.
– Ты куда?
– Менять мир.
Они молча уставились на меня без тени улыбки.
– Мне надо кое-что сделать на маяке.
Закрывая дверь, я услышала, как Анна сказала Фреду:
– Да ты локти будешь кусать, бро, когда поймешь, что я была права.
Шах и мат
Вооружившись плоской отверткой, я открывала банки с красками, как будто от этого зависела моя жизнь. В некотором смысле так оно и было. Петрушка сидел в пустой ванне в мастерской, и я улыбнулась ему, проговорив:
– Ты в партере, приятель. Готов?
Я настроилась на любимую радиостанцию и включила звук на максимум. Пятнадцать работ рядком стояли у стены. На них зияли разверстые раны, я же собиралась заживить их. Я схватила ведро с белилами и рывком опрокинула его содержимое на первый холст. В ту же секунду кот выбежал из мастерской. Я водила руками по холсту, оставляя широкие мазки белой краски, словно пытаясь заполнить дыру от разорвавшейся внутри меня бомбы. Один за другим все пятнадцать холстов подверглись той же обработке. Вальсируя между картинами, я вымарывала из своих полотен застывшее в них страдание. Шаг влево, чтобы смягчить кричащий красный, шаг вправо, чтобы покрыть черное белым. Раньше я думала, что рисовать свои раны – полезно. Оказалось, что латать их приносит гораздо больше удовлетворения.
Краска текла по ладоням, по рукам, и впервые за долгое время я чувствовала себя живой. Я опустошила уже несколько ведер белил и открывала очередную банку, чтобы продолжить терапевтическую хореографию. Размах, и – хоп – все содержимое вылилось на самый большой холст, тот, где женщина, крича, держалась за живот. Покрывая ее белилами, я как будто перевязала ее раны, а заодно и свои. Мне хотелось опрокинуть краску и себе на голову, почувствовать, как теплая жидкость обволакивает меня своей нежностью.
Как раз когда я собиралась открыть еще одну банку, я услышала шаги на лестнице. Анна и Фред остолбенело смотрели на плоды моих трудов. Я подошла к радио, чтобы уменьшить громкость, пытаясь скрыть приступ счастья.
Я потерла щеки руками, покрытыми краской, и склонилась в глубоком реверансе, как после театрального представления. Фред захлопал, а Анна, замерев, смотрела на происходящее. Под аплодисменты Фреда я повернулась к картинам. Я была как зима, разрушавшая все на своем пути.
– Простите, мне кажется, что с этой серией ничего не выйдет.
Фред толкнул Анну локтем и прошептал:
– Шах и мат.
С невозмутимым выражением лица она развернулась, сбежала по лестнице и вышла.
Я вымыла руки и прижалась щекой к щеке Фреда, чтобы и его запачкать, прежде чем пойти к Анне, которая ходила взад-вперед на парковке у маяка.
– Анна…
Она перебила меня.
– Фабьена Дюбуа, послушай меня внимательно! Я приехала сюда, потому что мне казалось, что ты упираешься в стену. Уже десять лет ты живешь своим искусством, а люди понятия не имеют о твоем таланте. Я знаю, сейчас последнее, что тебя интересует, – это устраивать вечер, который вывел бы тебя из тени. Но объективно, со стороны, я вижу, какой потенциал у этой серии. Так это и был твой утренний план? Самосаботаж?
Я никогда еще не видела, чтобы Анна так сердилась. Кажется, я вообще никогда не видела ее рассерженной.
– Эти полотна, меня ими вырвало, Анна, я написала свои кишки. Кишки, Анна! Кто захочет на это смотреть? Кто это купит?
Она подбоченилась, тяжело вздохнув и закатив глаза.
– Ты позволишь мне взять все в свои руки?
Я тоже закатила глаза в знак согласия. Она аж запрыгала на месте, и ее возбуждение испугало меня. А вдруг она права?
Карт-бланш
Казалось, парикмахерша ошеломлена моим предложением.
– Вперед, даю вам карт-бланш.
– Вы уверены?
– В моде зеленые волосы? Валяйте зеленые. Пришло время коротких стрижек? Стригите под горшок. Вам решать.
Я смотрела в зеркало, и мне не нравилось это зрелище. Я была худой, бледной, а главное, мне больше не хотелось выглядеть как Фабьена Дюбуа.
Парикмахерша покраснела.
– Длинные волосы в хорошем состоянии – такая редкость…
Я смотрела на машинку для стрижки, лежащую перед зеркалом, и мне хотелось поскорее обрить половину головы, чтобы ей не осталось выбора.
Она как будто прочитала мои мысли и поспешила придумать, как поменять мне внешность в соответствии с моими пожеланиями.
– Вы знаете, что вам к лицу челка?
Я пожала плечами.
– Делайте с моей головой что хотите, а если сможете заменить ее на другую, это прям очень мне поможет.
На нас стали оглядываться болтающие клиентки, которых уже стригли. Мне хотелось спросить их: неужели вам никогда не хотелось поменять жизнь? Я пробыла тут всего лишь несколько минут, но уже знала, кто развелся, у кого был любовник, кто мечтал все бросить и переехать. Но я просто застенчиво улыбнулась. Парикмахерша кашлянула и начала стричь.
Мне всегда казалось, что у парикмахеров в руках одержимые ножницы, режущие все что встанет у них на пути, но ее ножницы явно смущались. Превращение казалось мне недостаточно радикальным, но, когда мастер закончила работу, я была приятно удивлена. Неужели маленькой занавески на лбу достаточно, чтобы почувствовать себя сексапильной? Похоже, что да!
– Я же говорила! Иногда самые малые изменения лучше всего!
Когда я вернулась на маяк, первым, что я услышала после лая Вьюги, был голос Шарля, который разговаривал с Анной и Фредом.
Я оперлась руками о косяк кухонной двери и осторожно заглянула внутрь, чтобы показать обновку.
– Вау! Подойди поближе!
Я завертелась, как будто на мне было бальное платье. Это было так глупо, всего лишь волосы, но мне становилось так хорошо от их комплиментов.
– Я встретила Шарля, когда ходила за круассанами, и ему пришла в голову гениальная идея! – сказала Анна, сияя.
Я не видела Шарля с того вечера, когда он погрузил нас во тьму.
– Он показал тебе, где электрический щиток в булочной, чтобы вы могли уйти, не заплатив?
Шарль расхохотался. Его плечи дрожали под рубашкой.
– Я ищу электрические щитки только при крайней необходимости.
Анне не терпелось поделиться со мной сутью их проекта.
– Он как раз строит картинную галерею у подножия горы, рядом с поворотом Сорбье. Высокое деревянное здание, повсюду окна.
– Oкей…
Я знала, что она сейчас скажет, и заранее нервничала. Шарль продолжил:
– Анна говорит, что ищет место для твоей выставки. Она могла бы стать первым событием в истории моей галереи!
Мне хотелось загореться, воодушевиться, но не получалось. Я представляла себе людей, разочарованных серией, которая ни капли не походила на то, что я обычно писала.
– Я позволила тебе взять все в свои руки, это ты отвечаешь за проект.
Я сказала это вполголоса, почти жалея, но никто не понял. Шарль и Анна готовы были уже поднимать бокалы, стремясь как можно быстрее начать сотрудничество. Фред подмигнул мне и поднялся:
– Отметим в ресторане? Если я правильно помню, меню этого вечера – говяжья вырезка с грибным соусом, зеленый салат и сезонные овощи.
Шарль посмотрел на Анну.
– А может, сходим вместе посмотрим на зал? А потом поужинаем вдвоем…
– Прекрасная мысль!
Я посмотрела на Фреда, скорчив соответствующую гримасу.
– Извини, кажется, тебе придется довольствоваться моей компанией.
Он крепко обнял меня.
– Обожаю довольствоваться твоей компанией.
– А есть ли в твоем меню клаб-сэндвич и картошка фри?
Я спросила это, быстро хлопая ресницами, и глядя на него медовым взглядом. Шарль засмеялся, хлопнув Фреда по плечу своей огромной медвежьей лапищей.
– Эту женщину так легко осчастливить!
Я бы так хотела, чтобы Шарль был прав.
Предложение
Ресторан был набит битком. К счастью, наш любимый столик в глубине у окна был свободен, когда мы пришли. Хотелось верить, что это знак судьбы, но я подозревала, что Фред успел позвонить и забронировать его.
Когда мы прибыли, он заглянул на кухню, чтобы поприветствовать коллег, и быстро обошел зал, спрашивая у постоянных клиентов, как дела. Я смотрела, как он, такой невероятно харизматичный, переходит от столика к столику.
– Извини! Как всегда… заставляю тебя ждать…
– Ресторан нужно переименовать во «Fred, Thym & Sarriette».
Фред засмеялся. Какой же он был красивый, с этими ямочками на щеках. Он взял меня за руки и заглянул в глаза.
– Дубль 34: почему мы все еще не женаты?
Его вопрос не удивил меня, мы часто обсуждали это.
Я всегда говорила ему, что нет никакой спешки, но сейчас у меня был другой ответ:
– Сейчас я сама себе должна сделать предложение.
Фред округлил глаза.
– Это я должна пообещать себе, что никогда себя не подведу. Это я должна поклясться, что буду с собой и в радости, и в горе. Сейчас я в горе, и сама с собой развожусь, Фред.
– Я все сделаю для того, чтобы тебе стало лучше. Я обещаю, что всегда буду рядом, я…
Я перебила его.
– Пока что я хочу, чтобы ты пообещал мне только одно.