– Все, что захочешь!
– Весну. Пообещай мне весну.
Начните с ходьбы
Луиза Лебон рассыпалась в извинениях за пропущенную встречу.
– Вы правы, Фабьена: мы не управляем погодой, но я ненавижу, когда погода управляет нами. Во время нашей последней встречи мы остановились на том, что вы не чудовище, а потом обсуждали мурашки…
– Мне кажется, часа не хватит рассказать вам все, что случилось с тех пор. Вечером, когда мы отмечали мой день рождения, я всем сказала, что у меня не рак, а депрессия. Потом мне подарили щенка, а я обменяла его на его маму, как меняют джемпер, который мал! Я поехала к матери, чтобы расставить все точки над «и», но это мне резанули в ответ правду-матку…
Дальше говорить я не могла. Казалось, что на мне удавка.
– Она сказала вам, как чувствовала себя из-за вашей лжи?
Мне хотелось ответить: «Луиза, играем в угадайку! Попробуйте догадаться, что сказала мне мать. Никогда не угадаете».
Я закрыла глаза и выпалила на одном дыхании:
– Я узнала, что отец умер не в автокатастрофе, а повесился у нас дома. В гараже…
Она прижала руку ко рту.
– Как вы отреагировали, когда узнали об этом?
– Я встала, взяла ключи и уехала. Не помню, как вела машину, а вернувшись, поднялась в мастерскую и две недели подряд писала без остановки. И молчала…
Луиза качала головой. Кажется, ее тоже ошеломила эта новость.
– Как вы думаете, это наследственное? Я кончу так же, как отец?
Она не торопилась с ответом. Понимала, что должна тщательно подбирать каждое слово.
– Фабьена, у всех нас разные пути. Я здесь для того, чтобы помочь вам пройти через трудное время, и я вижу значительный прогресс. Я не знаю историю вашего отца, но знаю, что ваша – другая. Вы согласны?
– Да… Только я все время думаю о том, что, возможно, он подавал мне сигналы бедствия, и я могла его спасти.
– Не будьте так суровы к себе, Фабьена… Вы были ребенком.
– Вот именно! Как он мог уйти, оставив своего десятилетнего ребенка? Как родитель может решить покончить с собой, зная, что оставляет после себя ребенка?
Я открыла сумку, вынула письмо отца и дала Луизе. Она прочла его вслух.
Казалось, ей жаль его. Я продолжила:
– Знаете, в некотором смысле мне легче оттого, что это не был несчастный случай. Ребенком я думала, что это жизнь больше его не хотела.
– И вас утешает, что на самом деле он сам не хотел больше жить?
Мне стало стыдно. Что за смехотворные рассуждения.
– Не знаю… Я несу полную чушь.
– Важно то, что вы продолжаете идти вперед, Фабьена. Дайте себе время осознать эту новость. Один день за раз, одна минута, иногда только одно мгновение. Вам повезло, что вы художница, вы можете использовать свой дар для того, чтобы рассказать все, что невозможно выразить словами. Без фильтров.
– Вот именно, я писала кошмары. Мне страшно даже смотреть на них…
Она удовлетворенно улыбнулась.
– У вас теперь есть собака? Почему бы не начать с ней быстро ходить, а потом даже бегать? Может быть, вам понравится заниматься бегом.
– Бегать?
Это слово я произнесла с ужасом. Я всегда думала, что больше не смогу бегать, не спотыкаясь каждые сто шагов.
– Не спешите. Начните с ходьбы.
Не такие уж драгоценные камни
– Я возьму овощной суп дня и сэндвич с ветчиной и сыром бри.
– А я как обычно.
Официант подмигнул мне и ушел обратно на кухню.
Я не видела мать почти три недели, и ее приглашение на ужин меня обрадовало. Нам было что сказать друг другу, однако поначалу воцарилось неловкое молчание. Я покончила с ним, сразу взяв быка за рога.
– После визита Этьена я попала на пятый этаж больницы.
– Да? И долго ты там пробыла?
Сообщение о том, что я зашла по дороге в продуктовый, произвело бы на нее такое же впечатление.
– Разве это имеет значение?
Хотелось вытряхнуть ее из псевдоспокойного состояния, в котором ей так нравилось пребывать.
– Фабьена, двадцать лет назад я переживала тот же гнев, который сейчас испытываешь ты, и не хочу к нему возвращаться. Я рассказала тебе о Лоране ради одного: пойми, что идешь по тому же пути – бегства.
– Я уверена, что он этого не хотел.
– Ну что ты, Фабьена. Это не был несчастный случай, Этьен же сказал тебе, что нашел…
Я не хотела подробностей и перебила ее:
– Я имею в виду, что он не виноват.
Хоть бы она взорвалась, закричала, разоралась прямо в ресторане! Но она сохраняла тот же ровный тон.
– Твой отец запустил себя. Плохо тебе? Ну, поменяй что-нибудь в своей жизни. Это просто: ходи в гости, занимайся спортом, возьми себя в руки! Когда мы осознаем, что все начинается с нас самих, мы берем на себя ответственность за то, чтобы нам стало лучше.
Я рассмеялась. Настолько саркастично, насколько могла.
– Действительно, все так просто.
Она не заметила иронии и продолжила подливать масла в огонь:
– Почему бы тебе не прийти на вечер Лунного круга? Ты могла бы познакомиться с открытыми людьми, которым только и нужно, что помогать тем, кто в этом нуждается. Как раз сегодня вечером мы будем делиться нашими пустотами.
– Вашими чем?
– Нашими пустотами. Весь негатив, который мы прожили в прошлой жизни, называется пустотами.
– В какой прошлой жизни?
Чем больше она разъясняла, тем меньше я понимала.
– Видишь ли, когда я жила с твоим отцом – это было в моей прошлой жизни. Сейчас я живу вторую. Будут ли третья, четвертая? Кто знает…
Увидев, как я выпучила глаза, она поняла, что я более чем скептически настроена по отношению к ее сектантскому кружку.
– Мама, а если бы он сильно болел? Знаешь, физическое заболевание, с болью, которую можно доказать? Опухолью мозга, разрушающимися костями? Ты бы сказала мне то же самое? Что он был трусом, эгоистом, недостаточно позитивным? Почему вы – ты, Этьен – так злитесь на него?
– Ты думаешь, я такая узколобая, Фабьена? Я приглашаю тебя встретиться с людьми, которые помогут, которые канализируют укоренившийся в тебе негатив, помогут прийти к другой жизни. После смерти твоего отца я могла бы удовлетвориться ролью жертвы, но мне помог мой круг. Я уже не только мать или жена: я Жизель, и не позволю тебе чернить мое возрождение упреками.
– Брижит, мама. Тебя зовут Брижит.
Пора было принять очевидное: она не сумела перенести горе и вступила в секту, для которой, по своей наивности и хрупкости, оказалась идеальной жертвой.
– Твой отец, Фабьена, не был ангелом. Сорви с него плащ героя, в который ты его облекла. Он его не заслуживает. Я не знаю подробностей, но Лорану угрожали из-за нового партнерства, которое он собирался создать в фирме. Наверняка он запутался в делах. В очередной раз.
Я почувствовала укол в сердце.
– Почему ты не говорила мне этого раньше?
– А что это меняет?
– Да все меняет! Мама, это значит, что у его проблем был источник, и возможно, в этом часть ответа!
– Розовые очки… Твой отец ушел, потому что был неспособен справиться с трудностями. Во всяком случае, он никогда не хотел говорить о том, что его беспокоило. Настоящая устрица. Настоящая пустая устрица.
Я смотрела на нее и не понимала, почему она так жестока. Это же я Фантастическая, а казалось, что именно ее пустой взгляд и осуждение – из другой галактики. Она барабанила пальцами по столу.
– Как здесь медленно обслуживают. У меня встреча с Мари-Топаз в час дня.
– Это шутка?
– Что я опаздываю?
– Нет, Мари-Топаз…
– Марсель считает, что ей это имя подходит больше, чем Мари-Клер. Он видит в ней чистоту, и он прав.
– Что за Марсель, можно спросить?
– Хозяин Лунного круга!
Странно, но она ответила мне с таким пылом, как будто я была единственной на земле, кто не знал об этом человеке. Когда нам принесли еду, мать сразу же попросила завернуть ее с собой. Я придвинулась поближе, чтобы нас не услышали за соседними столиками.
– Я не понимаю, почему вам с Этьеном было так важно открыть мне тайну. Почему именно теперь?
– Я уже сказала. Чтобы предупредить тебя.
Она говорила очень холодно и смотрела прямо перед собой. Мне захотелось щелкнуть пальцами у нее перед носом, чтобы разбудить.
– Это что, ты меня так успокаиваешь? Это твой ответ? Понимаю, почему он никогда не говорил с тобой о своих чувствах!
Она вскочила, надевая пальто.
– Теперь я виновата, да? Я опаздываю, будь здорова.
– Мама! Мне страшно!
Это был крик. Я взяла ее за руку, но она ее резко выдернула. Попрощалась с поварами на кухне и вышла из ресторана. Мне хотелось повернуть время вспять, чтобы этого разговора вообще не было.
Я закрыла лицо руками и разрыдалась. Тут же подошел Фред.
– Она ушла? Вы даже не поели вместе!
Несколько минут я не могла говорить. Фред был рядом. Он опустился на одно колено и вытирал мои слезы фартуком.
– Если когда-нибудь я попрошу называть меня Фабьена-Опал, Мари-Рубин или каким-нибудь еще драгоценным камнем, приведи меня в чувство, окей?
Берта считает это дьявольским даром
– Ну и?
Анна кружилась вокруг себя, подняв руки над головой, посреди новой галереи, которую строил Шарль. Они были правы: потрясающее место для выставки.
– Да, красиво…
– А уж когда мы развесим холсты!..
Ее энтузиазм был заразителен, и, к своему удивлению, я поняла, что с нетерпением жду этого дня.
– Ты будешь что-то подправлять?
– В картинах? Нет, оставлю так. Я обнаружила, что те части, которые я пыталась закрасить белилами, все равно видны. Это создает впечатление прозрачности…
Мне хотелось сказать, что чудовища всегда вылезают на поверхность, если не изгнать их окончательно, но сдержалась.
Анна довольно улыбалась.
– То есть я могу начать рассылать приглашения?
– Перестань со мной об этом говорить, мне слишком тревожно.
Анна засмеялась. Шарль издали смотрел на нее, покрывая морилкой деревянную балку.