Эта новость слегка озадачила меня. Не уж то мы с Саней настолько грозная сила, что вдвоём способны до чёртиков напугать бывалого мужика? Сейчас бы погладил ежа в знак благодарности, но он на улице, да и без руки бы я скорее остался, чем погладил его.
— Как-то странно. Слабо верится во всё это. Скорее всего, нужно ждать какой-то подвох. Как считаете?
Но Тэвер был непреклонен. Он проявил чрезмерную наивность в этой ситуации и не верил, или не хотел верить в то, что клан Чревоугодников как-то может отомстить.
— Совсем из головы вылетело. А когда у меня будет первая зарплата? — как бы невзначай поинтересовался я у Тэвера в конце рабочего дня.
— Какой ты целеустремлённый, дружок! Всё, как договаривались — в конце месяца получишь свои законные десять серебряных. Прости уж, что так мало, но…ничего не поделаешь. Времена настали сложные.
— Воу! Да нет. Очень даже хорошая зарплата. А главное — число красивое.
Передо мной стоял нравственный выбор: куда потратить свою первую зарплату — отдать деньги бабке, либо потратить их на ночь в бордели. До конца первой недели пребывания в новом мире я только об этом и думал. С одной стороны — таких зарплат будет ещё очень и очень много, и мы особо не обеднеем без этих десяти серебряных. Жили же без них все предыдущие семнадцать лет, и ничего. С другой…идти в такое заведение мне не совсем позволяло воспитание. Если быть честнее — я просто ссал. Мало ли чего случится? Обманут, изобьют, изнасилуют не туда, куда надо, убьют… И колется, и хочется!
Ещё одним аргументом против похода к проституткам была назначенная встреча с Беатрис. Вдруг, с ней чего перепадёт? А может, у нас вообще любовь случится. А? Всякое же бывает. Подруга детства там, всё такое…
С такими проблемами я даже позабыл о том, что у меня есть магические способности. Посему в этом плане у меня всё оставалось на том же уровне — на втором. После ситуации с вилочником я справедливо начал предполагать, что и рассмешить до смерти я могу далеко не всех. Видимо, в этом мире существуют какие-то особенные законы магии и энергии, и мне постичь их не дано. Надеюсь, однажды получится.
Ночь перед встречей с Беатрис прошла беспокойно. Мысли о первом в жизни свидании без конца заставляли фантазировать. Фантазии, по большей части, были пошлые. Моя спермотоксикозная натура давала о себе знать по полной программе. Поэтому уснул я ближе к утру. Из-за этого проснулся позже, чем должен был. Если быть точнее, сильно позже.
Уговор был таков, что мы встретимся около полудня на "том самом мосту". А сейчас, судя по расположению солнца, время было вечернее. Первое в жизни свидание было испорчено с самого начала.
На ходу запрыгивая в свою мещанскую одежду, не пообедав, мчался к мосту. Люди и прочие существа, коим я удивлялся всего неделю назад, теперь не представляли для меня никакого интереса. Они раздражали меня, мешались под ногами. На пути к "тяночке" преградой было абсолютно всё.
Сначала молился Богу, чтобы Беатрис всё ещё была на мосту, лишь потом вспомнил, что это бесполезно. Всё бесполезно, пока сам не постараешься.
Естественно, её там не было. А чего ещё можно было ожидать? Я бы и сам свалил на её месте. Она поступила справедливо. Но, менее обидно от осознания этого не становилось.
Еле прохладная водичка омывала мои вспотевшие ступни, а я сидел, уперев голову в деревянный поручень и разглядывал своё мутное отражение.
"Эх, видимо, шанс упущен, и десять серебряных пойдут не в домашнюю казну"
К мути моего лица добавилось что-то ещё. Что-то светлое и кудрявое. Оно почти светилось и казалось чужеродным на моём фоне. Это была она. Беатрис опять стояла надо мной на этом самом мосту.
Бывают такие моменты, когда ты только и ждёшь, чтобы тебя отругали. Внутренний мазохист буквально кричит — "Не жалей меня, не жалей, жёстче, ещё жёстче". И если потребность не удовлетворяется и вместо хулы ты получаешь убийственное безмолвие, на душе становится пусто и мир окрашивается в краски безразличия. Именно это я и испытывал, потому что Беатрис молчала.
Молчание — смерть.
Я поднялся на ноги и взглянул в её глаза. Словно обжегшись, отвернулся в сторону.
— Прости, Беатрис, я виноват…я проспал. Всю ночь не мог усн…просыпаться без будильника — очень сложно.
— Б…м…хм…мудильник? Что это? — Лицо девушки скривилось от непонимания. Кажется, я спалился, произнёс запрещённое слово, и симуляция сейчас отключится.
— Мудильник…это такая штука, которую все ненавидят, но которая так необходима.
— Ого-о… — Беатрис зависла на несколько секунд. — Что-то вроде моей бабки? — ехидно улыбнулась.
— Ну типа… — я вдруг вспомнил, как Беатрис любит острить, иногда по-чёрному.
— Ты не обижаешься? — Я сделал такую рожу, будто готовился получить по щам.
— Конечно обижаюсь! — Зарычала она, но зарычала с ноткой истерической весёлости в голосе. Поэтому я стал спокоен. — Весь день тебя прождала! Пришлось как идиотке ходить взад-вперёд по мосту, рассматривать отражение в речке и говорить сама с собой…а я ведь специально выходной на работе взяла!
— Прости, я не специально…
— Да уж ладно, хватит извиняться. Пошли лучше быстрее на ярмарку, а то она скоро закроется. — Девушка схватила меня за руку и как ребёнка потащила в путь.
По дороге Беатрис напомнила мне, что на подобных ярмарках мы часто зависали с ней в детстве. Вообще, по её словам, в детстве мы ужасно много занимались всякой фигнёй.
— У тебя уже совсем память отшибло? Ничего не помнишь… — Возмущалась она. — А про ловлю ядовитых ёжиков тоже забыл, хочешь сказать?
— Ядовитых ёжиков? Правда? И как, поймали хоть одного? — пытаясь подавить излишнюю заинтересованность в голосе, спросил я.
Беатрис остановилась, закатила глаза и сказала:
— Во дурак…Таких ёжиков не существует. Или ты до сих пор веришь в байки жирного Макса?
— Не существует? — Озадачился я.
— Ну конечно. Ты сам подумай, как такое милое существо может быть ядовитым? Бред же.
— И правда… — Я вдруг негромко свистнул куда-то вбок, приказав Сане держаться подальше.
— Ты чего свистишь? Только не говори, что и жирного Макса забыл.
Мои глаза сузились от напряжения. Я стал ковыряться в памяти, в которой творился полный бардак. Что-то жирное и невероятно подвижное, как белое пятно, вылезло из дебрей воспоминаний. Оно буквально руками растолкало мозги и дало о себе знать. Я слышал этот голос. Этот сладкий как сахар, знакомый голос.
— Жирного Макса-то? Конечно помню. Как такого забудешь… а что с ним, кстати?
— Последний раз видела его около года назад. Представляешь, он и не такой уж жирный теперь. Похудел…
— Плевать. Всё равно навсегда останется жирным Максом.
— Хи-хи-хи.
Тем временем мы подходили к ярмарке. На горизонте маячили разноцветные шатры, факелы, полупьяные и совсем пьяные люди и нелюди. Празднество близилось к завершению, это было видно, но мне так нравилось даже больше.
"Кстати…"
— А в честь чего гулянка-то?
—Хорошо. Думаю, пора смириться с тем, что у тебя голову отшибло. Сегодня, вчера, да и всю неделю мы отмечаем пятьдесят лет с момента восшествия Императора на престол.
— Император…да, точно!
— …
— Он же такой старый. Сколько ему? — Спросил я.
— Да как ты смеешь в таком тоне выражаться об отце нашего государства, щенок!?
Уголки моих губ расширились в ехидстве.
"Толсто, очень толсто, Беатрис…"
— Да ему уже далеко за шестьдесят. Сама не понимаю, как такая рухлядь ещё может сидеть на троне? Все знают, что ему осталось недолго…
За, казалось бы, небольшое время — всего около часа, мы с Беатрис стали отлично общаться, поймали общую волну.
Постоянно оглядываясь на цветущее от смешков белощёкое лицо, всё больше понимал, что оно мне нравится. И дело даже не в том, что Беатрис была от природы симпатичной, нет. Симпатичных людей на свете много — и далеко не каждый будет вам нравиться. Голос, улыбка, слегка лохматые волосы — всё это излучало притягательную силу и заставляло радоваться. Хотя, возможно, что всё дело в её прекрасных, упругих ягодицах. Всё может быть.
"Да" — я замедлил шаг, пропустил девушку вперёд и осмотрел её сзади, — "ягодицы здесь играют далеко не последнюю роль…"
— Чего ты тормозишь? — Опять схватила меня за руку и заставила ускориться. — Мы ещё должны успеть на ежечасные песнопения. Сегодня выступают в последний раз. Это моё любимое.
Мы подошли к небольшой деревянной сцене, на которой стояли дети лет десяти — двенадцати на вид. Они выглядели уставшими, помятыми. Было видно, что их через силу заставляют тут находиться.
Пока дети готовились к пению, мы с Беатрис присели на лавочки, что стояли напротив сцены. Лавочки были длинные, но всего пять штук. Ни одной живой души, кроме нас, здесь не было.
Спустя пять минут детишки выстроились в ряд, нацепили на себя громоздкие жёлто-синие шляпы, от которых сгибались спины, и начали петь.
— Наш Импера-а-а-тор непоколеб-и-и-мый, си-и-льный, краси-и-вый…
Он всех врагов победит, и страну защитит!
С утра-а и до ве-е-чера зажига-а-ем все свечи мы
В честь нашего-о-о-о-о люби-и-и-мого-о-о-о!
Смешинки одна за другой слетали то с моего языка, то с языка Беатрис.
— Ну что, как тебе? Нравится?
— Очень…!
Из центра ряда вперёд выступила девочка, выглядевшая самой бодрой из детей. Она сняла шляпу и во весь голос завопила последнюю строчку:
— В ЧЕСТЬ НАААШЕЕЕГООО, ЛЮБИИИМОООГООО! — С видом полного удовлетворения девочка шагнула обратно в строй и продолжила петь.
Когда представление закончилось, откуда-то вылезла престарелая женщина и отчаянно захлопала в ладоши.
— Молодцы, ребятки, молодцы!
Из-за того, что я сильно опоздал на нашу прогулку, больше сегодня мы никуда не успели. Все развлечения на ярмарке были свёрнуты. Досада охватила меня. С томным видом шагали с Беатрис в обратную сторону.