После смерти жены, быстро зачахшей в тени Коттай Дунсона, пятидесятилетний ветеран уже под конец своей жизни получивший в своё владение столь странный баронский надел, так и не смог найти себе новую партию. В отличие от коллег по цеху, у де’Жеро не было ничего, ни городов, ни даже захудалых деревень – только пара пустынных гор, буквально забитых троллями и прочими сомнительными подданными, полностью исключающими нормальное существование с людьми, узкая полоска тракта сквозь скалы, пятачок со свалкой блокового камня и собственно сам замок. Невыгодная партия для любой мало-мальски уважающей себя дамы, да ещё и к тому же с нищей и голодной вотчиной.
Не в силах на много лет расстаться с любимой дочкой, старик выписал ей из столицы герцогства учителя, затем ещё одного, и ещё. Девочка росла практически в спартанских условиях, мечтала о столичных балах, ничего не зная о жизни вне замка, и хранила в своей головке кучу зачастую бесполезных академических знаний. В общем, в её случае – «ученье» явно было не совсем тем «светом», о котором говорилось в пословице.
– Где! Ты! был! – повторил я с угрозой, медленно приближаясь к нахмурившемуся рыцарю.
– Не твоё дело, смерд! – как-то неуверенно ответил Кравчик, с вызовом глядя на меня.
А глазки-то у мужика изменились! Куда делся тот неприятный взор забитого крысёныша, что в последнее время не покидал его, до сих пор пятнистое от застарелых синяков, лицо. Теперь это был колючий взгляд уверенного в себе человека, злого, расчётливого и, кажется… немного безумного. Неужели этот гад задумал какую-то пакость? Ой, не нравится мне это!
– Да ты, как я погляжу, совсем охренел в атаке, – я бросил быстрый взгляд на усталую, сгорбленную фигурку баронессы, которая сидела прямо на полу возле переднего колеса фургона, обхватив колени руками.
Именно она в первую очередь волновалась за этого неприятного типа, а как он нарисовался, бросила на него всего один безразличный взгляд и отвернулась. Ну, в общем-то это не моё дело. Может быть, у них там действительно какая-то любовь присутствует, а то, что ко мне девочка льнёт – так то стандартные дамские хитрости.
Но данный индивидуум дал слово слушаться моих приказов и тем самым стал моим подчинённым. А боец, посылающий командира, это очень нехорошо. Так что даже если у них там лямур, придётся девице потерпеть.
Удар ногой в центр кирасы швырнул раздухарившегося рыцарёнка на землю. Не то чтобы мне так уж хотелось его снова бить. Но подобные взбрыки нужно гасить сразу, в зародыше, и делать это предельно жёстко. Тем более с такими людьми. Это я вам как сержант говорю.
Через мгновение я сидел на груди поверженного наземь Амадеуша, прижимая к его горлу свой нож.
– Напомни-ка мне, мил человек, о чём мы договаривались? Ты мне вроде клятвенно что-то обещал?
– Э-э… С-слушаться приказов командира, – сэр Кравчик завороженно смотрел на рукоять, словно не мог поверить, что это происходит именно с ним.
– И когда тебя он о чём-то спрашивает, что надо сделать? Послать его? – я говорил тихим, проникновенным тоном, и, судя по всему, он действовал.
Лоб блондина мгновенно покрылся крупной испариной, а горло пересохло. Не в силах вытолкнуть из себя ни звука, он попытался помотать головой, да ещё с таким энтузиазмом, что я едва успел отдёрнуть лезвие, чтобы этот придурок не вспорол себе горло.
– На хрена ты своей бестолковкой трясёшь? Совсем дурак, что ли? Ты словами скажи. Доложи по форме!
– Сэр… Игро… Иорг… Игор… Виноват… Отлучался для справления нужды!
– На полтора часа?
– Большой! Очень большой нужды!
– Вот видишь, это совсем не больно, раз и всё. А если ты ещё раз не выполнишь приказ, то я больше не буду вести с тобой задушевные беседы, а просто прирежу, – я поднялся на ноги и осмотрел своих притихших попутчиков. – И это всех касается. Мы не на пикнике и не в городском парке. В бою должен быть один командир, или всех нас пустят на удобрения. Понятно?!
Привычки, вбитые в армии, неистребимы, хотя для кого я тут распинаюсь. Если Бруно, глядящий на происходящее с выпученными глазами, тут же закивал, замычав что-то, что при желании можно было назвать положительным ответом, то баронессе на всё это было глубоко фиолетово. Устала девочка. От Гуэня же открытой конфронтации ждать не приходилось. Он скорее втихую какую-нибудь пакость сотворит, чем полезет на рожон.
А вообще – потихоньку понижать надо градус конфронтации. А заодно потом намекну голубкам на то, что в их дела амурные я лезть не собираюсь.
Пройдя мимо лежащего на брусчатке блондина, отчего-то яростно сжимавшего свой поясной кошель, я подошёл к нервно озирающемуся Гуэню.
– Ты чего? – спросил я у дёрнувшегося при моём приближении эльфа.
– Ничего, просто неприятно здесь как-то, – ответил он. – Такое впечатление, что до сих пор что-то грохочет. Только уже не здесь, а где-то под нами. Ты ничего не чувствуешь?
– Да как тебе сказать… – я потёр подбородок, на котором уже вовсю колосилась почти недельная щетина. Эх, хорошо нашему контрабандисту, у него на лице, похоже, вообще волосы не растут. Вон морда – гладкая, как попка младенца.
– Я ничего не слышу, но признаюсь – мне здесь тоже неуютно, – ответил я, мельком поглядывая на чуткие эльфийские локаторы.
«Ну да. Удивительно, как с такими лопухами ты вообще не оглох», – подумал я, хлопнув своего нечеловеческого спутника по плечу.
Громыхнуло минут через пятнадцать после эпичного возвращения Кравчика. Где-то в городе громко бухнуло. Совсем недалеко от нас. Я уж думал, что это очередной устроенный птицами обвал, но тут рокот пошёл по нарастающей. Грохочущие звуки начали удаляться по направлению к озеру, мы в это время как раз находились между двумя возвышающимися над дорогой зданиями, и всё, что я успел увидеть, пробежав немного вперёд, – огромное пылевое облако медленно перекатывающимися клубами накрывает чёрную поверхность озера.
На то, чтобы поднять отряд и двинуться в путь, ушло минут пятнадцать. Баронесса, которая в жизни не ходила столько на своих двоих, очень устала и раскапризничалась. Эх, не умею я воспитывать женщин…
Амадеуш со странным блеском в глазах вызвался нести её на руках, но после недолгих препирательств забота о Мари была поручена Бруно. Глупо улыбаясь, парень буквально порхал за нашими спинами, нежно прижимая к себе окончательно расклеившуюся девушку.
Мы всё шли и шли. Подземный город казался бесконечным мёртвым чудовищем, раскинувшимся на сотни и сотни километров, а мы словно бы попали в его прогнившие внутренности. Конечно же сама пещера хоть и была огромна, но всё-таки не настолько – километров десять в диаметре и примерно восемьсот метров в высоту. Однако дорога всё время виляла, поворачивала и заворачивалась так, что порой, вместо того чтобы двигаться вперёд, нам приходилось возвращаться, а порой и вовсе двигаться в обратном направлении вплоть до очередного изгиба. Расстояния в этом месте, казалось бы, произвольно удлинялись, а хаотичная архитектура постоянно создавала эффект новизны. Пройдя мимо трёхэтажного домика, его вполне можно было и не узнать с противоположного фасада, в котором насчитывалось по пять-шесть этажей, да и крупные формы, как и стиль – менялись кардинально.
– А тебе не кажется, что стало заметно темнее? – я посмотрел на сияющий зелёный кристалл, распухшим сталактитом свисающий с потолка пещеры.
– Вечереет, – коротко ответил Гуэнь, передёргивая плечами, и потянул на себя верёвку гобика. – У меня что-то прям мурашки по спине бегают.
– Мне кажется, что мы здесь не одни, – по-моему, это был первый раз, когда сэр Амадеуш соизволил заговорить с нами первым. – Вон там, возле дома… и на другой стороне дороги.
Мы дружно повернулись к указанному рыцарем зданию. Тёмно-зелёный тревожный сумрак медленно, но верно выплёскивался из глубоких угольно-чёрных провалов, затапливая всё окружающее пространство. Он давил и гипнотизировал. Клубился, словно туман, и быстро растекался, заполняя собой всё окружающее пространство. В нём чудились быстро перемещающиеся тени, а затем мы увидели «это»…
Из-за угла нависающего над нашими головами здания, прилипшего основанием к потолку пещеры, медленно и абсолютно беззвучно появилась длинная трёхпалая и угольно-чёрная конечность. Я почувствовал, как по спине побежали холодные струйки пота, когда узловатые пальцы, ухватившись за балюстраду одного из балконов, словно растянутая резинка, подтянули к небу громадное антропоморфное тело с гибким, полностью лишённым подбородка отростком головы.
Похожая на огромного ленивца фигура, размером с наш фургон и гобика, вместе взятых, подтянулась, выбрасывая вперёд вторую руку, а затем и ногу, гибкими пальцами обхватившую кривую колонну. На секунду она застыла, а затем медленно посмотрела на нас.
«Пи-ща…» – услышал я в своей голове даже не голос – мысль, пришедшую от этого наводящего какой-то первобытный ужас создания.
– Ходу! Господа! Ходу! – рявкнул я, подталкивая вперёд застывших в оцепенении Гуэня и Амадеуша, а сам, выхватывая молот, бросился к повозке, с содроганием сердца глядя на то, как вскипает мрак за пределами тускло освещённой бледной зеленью ленты дороги. – Бруно! Вперёд! Бегом!
Тени, рождённые этим страшным и давно покинутым живыми существами местом, одна за другой переваливались через волнистый бортик, отпочковывались от зеленоватой тьмы и неспешно крались по пятам, пока что не приближаясь, но уже протягивая к живым свои длинные, казалось, растягивающиеся лапы.
Стараясь унять охватившую меня дрожь, я ухватился за бортик проносящейся мимо меня телеги и, запрыгнув на приступку, влез на козлы. Рывком достав из фургона свой щит, ухватился дрожащими пальцами за скобу и, спрыгнув с бешено скачущего на неровной дороге фургона, прокатился по каменным волнам, сразу же переходя на бег.
– Иг-оль! – пискнула Юна у меня на шее, и я только сейчас почувствовал, что ламия перекинулась обратно в свою истинную форму. – Я чувствую чужое влияние! Мне убрать его?