Насчитал девяносто копеек. Что бы сделал попаданец из другого мира на моём месте? Разумеется, отправился бы стричься. Неподалёку от того места, где я переоделся, висела скромная вывеска. «Цирюльня для малоимущих». На большой чёрной доске кто-то аккуратно вывел эти буквы белой краской.
Спасибо Михалкову и его фильму. Я ещё с детства знал, что цирюльник — это парикмахер. Зашёл внутрь. Страшное, грязное помещение. Темнота. Администратора не было, в глубине стояло одно кресло мастера, а возле него — небольшая очередь из желающих. Сверху — тусклая лампа. Никто не сидел, за исключением клиента. Пол толстым слоем устилали остриженные волосы. Пыль летала в воздухе.
— Кто последний? — спросил я.
— Последний — ты, а крайний — я, — ответил мне высокий и тощий мужчина. Голос его был противным.
— А сколько стрижка стоит?
— Стрижку тут не делают, — продолжал посетитель. — А заголенье — четвертак. Есть у тебя четвертак?
Я кивнул.
— А ну, заткнись, Чёрный! — рявкнул мастер. — Не надо мне тут клиентуру распугивать своим мерзким голосом. Босота, если скидку хочешь, возьми веник, да приберись.
— Это вы мне? — робко спросил я.
— Нет, твоей тени!
И выругался. Превозмогая отвращения, я взял длинную щётку и совок на палке. Удобная вещь: чтобы собрать мусор не нужно нагибаться. Огромная металлическая бадья, полная волос, стояла тут же. Я принялся подметать. Каких только волос тут не было! Чёрные, рыжие, седые, синие, красные… Уборка отняла немало времени.
Я надышался пылью и начал кашлять. Мастер работал невероятно быстро, как робот, как конвейер. Никаких машинок. Никаких фенов. Огромными ножницами он с пугающей скоростью состригал клиентам их космы. Темп несколько снижался, когда цирюльник переходил к ушам. Потом он обмахивал клиентов полотенцем, сдувая остатки волос.
— Босота, прыгай! — крикнул он мне. — За рвенье без очереди обслужу. Давай-давай, держи скорость!
Я сел в кресло, жутко неудобное и скрипучее. Цирюльник набросил на меня простынь и принялся стричь. В считанные минуты лицо в зеркале изменилось не неузнаваемости. Моё тело помолодело лет на пять. Недаром говорят: хочешь что-то изменить в жизни — постригись.
— А щетину можете сбрить? — попросил я.
— А как же! — ответил мастер. — Чёрный, мешай пену.
Чертыхаясь, посетитель с противным голосом подошёл к умывальнику и принялся готовить раствор. Положил в чашу помазок. Вот он, клиент-ориентированный сервис! Клиенты тут сами делают работу мастера. Тут я заметил, что деньги за стрижку собирались в большой прозрачной чаше у зеркала. Интересно, сколько там монет? Мастер проследил мой взгляд.
— Но-но, — смешливо сказал он. — Чтобы меня ограбить, надобна целая банда. И я каждому бритвочкой по горлышку — шух, щух. Я это быстро, без мучений! И кровушки будет совсем чуть-чуть. Откинься-ка. Мне так удобнее полоснуть будет по шее. И не дёргайся, слышишь?
Очередь принялась хохотать. Мне было не смешно: вдруг этот человек-робот действительно захочет меня зарезать? Я понял, что это — чёрный юмор. Цирюльник принялся намазывать меня пеной. Потом — ловким движением извлёк из-за пояса опасную бритву.
Поточил её о кожаный ремень. Я старался не думать, скольких людей сегодня брили ею до меня. И что весёлый мужичок вполне способен инфицировать меня любым заболеванием. Парикмахер стал проворно орудовать бритвой. Будто он действительно отбивался от банды. Со стороны это должно было выглядеть очень опасно. Я закрыл глаза от страха.
— Всё, всё, выдыхай! — крикнул мастер прямо на ухо.
Я с опаской открыл глаза. Удивительное дело — на мне не осталось и пореза. После того, как цирюльник вытер остатки пены, на меня взирал совсем другой человек. Не сказать, что он был стар. Скорее, потрёпан жизнью. С одинаковым успехом этому телу могло быть и двадцать пять, и сорок лет.
— Ну, жених! — похвалил меня мастер. — Ну, студент! Двадцать копеек брось. Следующий!
Я вышел из духоты парикмахерской (простите, цирюльни) и вдохнул московский воздух. Не очень похоже на август. Стало слегка прохладно. Куда идти? Что делать? Я решил просто плыть по волнам новой реальности. Двинулся в ту сторону, куда шло больше всего народа. Постепенно проявились очертания точки притяжения. Это был огромный рынок.
Торговые ряды, лавки, контейнеры уходили за горизонт. У входа была огромная вывеска — «Османский базар». На ней — условный араб демонстрировал достижения турецкого хозяйства. Халва, чай, разнообразные колбасы, шоколад… Выглядело интересно.
Я пошёл вперёд и присмотрелся. Действительно, тут было немало людей с узким разрезом глаз и смуглой кожей. Сотни тележек, ящики, тюки. Лёгкий гвалт. Так, слово одновременно разговаривает несколько тысяч человек. Быть может, тут и для меня найдётся занятие?
— Эй, ты, — услышал я чей-то громкий голос. Обернулся. — Копейка нужна, как грится?
Я обернулся. На меня смотрел невысокий смуглый мужчина. Глаза застыли в хитром прищуре. Будто он меня оценивал и высчитывал стоимость. Как он догадался, что мне нужна работа? Я кивнул. Тогда смугляк подошёл поближе, оценил моё лицо, руки и ладони. Принюхался. Вероятно, находка его устроила.
— Тогда помогай давай! — приказал он и показал на тележку. — Ставь давай!
Из кузова микроавтобуса мы принялись выбрасывать мешки. В них находилось что-то круглое и крупное. Прелый запах заполнил воздух.
— Картофель? — спросил я. Мужчина отрицательно покачал головой. — Свекла?
— Репа! — буркнул он. — Ты бухти поменьше, как грится. Работа не волк.
Тележку я толкал перед собой, толкал с трудом, через силу. Смугляк (имени он так и не назвал) шёл впереди и, подобно рассекателю волн, прокладывал путь. Его внезапные крики «Осторожно!» и «Караул!» заставляли впечатлительную публику подскакивать на месте. От напряжения у меня на лбу выступил пот. Мелкие волосы кололи шею.
— Здесь! — рявкнул он. — Выгружай давай!
Несколько часов мы таскали эту злосчастную редьку. Она всё никак не заканчивалась и не заканчивалась. Микроавтобус оказался безразмерным. Когда я был уверен, что кузов пуст, смугляк сдвинул какие-то листы. Ещё несколько мешков лежали в потайном отсеке… День клонился к закату. Людей становилось меньше, а мы всё возили и возили корнеплод. Наконец, мужичок махнул рукой.
— Аллес, как грится, — сказал он. — Тебя как звать?
— Семён, — буркнул я, вытирая пот.
— А я — Азад, — ответил мужичок. — Семён, нормально таскаешь. У меня был тачкарь, так представляешь? Исчез. Исчез тачкарь, как грится.
— Мне работа нужна, — ответил я. — Сколько заработал?
Азад хитро улыбнулся. Снова посмотрел на меня оценивающим взглядом.
— Пятьдесят? — спросил он.
— Семьдесят! — ответил я с напором.
Он улыбнулся шире.
— Ты, короче, не отсюда, да? — произнёс Азад. — Тачкари рубль берут. Это минимум! Со своей тачкой — полтора.
— Не отсюда, — признался я. — Цены мне неизвестны.
— Тогда так, — сказал мой новый наниматель, подавай 50 копеек. — Считай, как грится, это за науку ты мне заплатил. А с завтра — рубль плачу.
— Идёт. Только есть ещё проблема. Мне негде жить.
— Как негде? — удивился Азад. — Я ж тебя нанял. Пошли, покажу стойло.
Забегая вперёд, я сделал стремительную карьеру на османском рынке. Как всегда, вмешался случай. На этот раз — несчастный.
Глава 17. Разборки в стойле
Вконец обессиленный, я прикатил тележку к задам рынка. Здесь было много однотипных палаток. Должно быть, торговцы жили тут же. Ну ладно, летом и осенью ещё терпимо. А зимой? Мне жутко хотелось узнать, как они тут выживают. Азад поднял полог, и я вкатил тележку внутрь. Он зажёг керосиновую лампу, а ещё — развёл небольшой очаг в металлическом блюде.
— Это опасно! — сказал я. — Угорим. Или сгорим.
— Да не бухти, — ответил Азад. — Вон, дырка сверху. Вытянет, как грится.
Он разогрел чай, разломал ароматный хлеб, достал откуда-то порезанный сыр. После таких физических упражнений еда показалась мне очень вкусной. Чай мгновенно прочистил мозги. Я увидел, что красная полоска на краю периферического зрения ушла вниз. Почти на самое дно. Неужели это здоровье?
— Сам откуда? — спросил он.
— Да из России, — махнул я рукой.
— А чего в тачкари пошёл? Русский обычно это не любит. Не барское, говорит, дело — тачку толкать.
Азад посмотрел хитро. Было заметно, что он мог мне многое рассказать про русских. Но пока не знал, насколько это безопасно. Мне же был жизненно необходим человек, который поможет разобраться с местными обычаями. И чтобы он не был бомжом.
— Да из крестьян я, — соврал. — Приехал на заработки в столицу, ударили по голове, украли документы. Жить как-то надо.
— В столицу? — спросил Азад. — Питер, что ли?
— Нет, в Москву, — ответил. — У нас в деревне так Москву зовут. Столица. Град престольный. Не слышал?
Азад расхохотался. Вот дела. Выходит, тут столица так и осталась в Санкт-Петербурге. Да уж, надо бы учебники почитать, что ли. Да где их тут возьмёшь?
— Что у тебя там за школа в деревне? — спросил Азад с акцентом. — География — двойка, да? Для крестьянина ты умный шибко. Красиво говоришь, как грится. Складно.
— Ну, в церковь ходил, — продолжал я врать. — Книжки читал. У нас такая деревня — передовая. Колхоз лучший в районе.
Азад опять принялся хохотать. Должно быть, он подумал, что я так с ним шучу. Точно, колхозы — это ведь про советскую власть. А тут кто? Баре? Бояре? Ох, что за мир мне достался!
— Я по-русски так, средне, — произнёс азиат. — Учительница у нас была — злая. Чуть что не так, линейкой — бац. Ты проще со мной говори, да? Русский слабо знаю.
Он достал из-под безразмерного ковра какой-то свёрток, развернул. Вытащил оттуда зелёную субстанцию и принялся жевать. Протянул мне весь свёрток.
— Будешь? Двадцать копеек своим. Чужим — рубль.
— Нет, — помотал я головой. — Не буду. Наркотики — не моё.
— Да безопасно это! — настаивал Азад. — Сила в ней. Электричество, да? Никакой не наркотик, ты чё? Как хошь.