— Ещё чего! — возмущался врач. — Как полечим, так и полечим. Нечего их жалеть, слышишь? Эдак ты быстро погаснешь.
Вот так, профессиональное выгорание здесь называли угасанием. Как по мне — очень точный термин. Два раза в неделю, во вторник и пятницу, Дмитрий Вагин напивался. Прямо на рабочем месте! Вагин начинал с «лекарственной дозы», к полудню переходил на «терапевтическую», а к вечеру уже декламировал Пушкина, путая строфы. Дальше приём шёл навеселе, прерываясь на танцы и песни. А к концу рабочего дня, то есть около семи вечера, он уже был никакой.
— Я ещё в Питер вернусь! — кричал пожилой врач каждый раз, не стесняясь пациентов. — Я вам ещё покажу Вагина!
Некоторые посетители, владевшие русским языком не в полной мере, с удивлением откликались на знакомое слово. В какой-то момент я расслабился, а зря. Меня ведь по-прежнему искала полиция! Новый неприятный поворот в моей судьбе начался со встречи. Как мне тогда показалось — случайной. Но так лишь казалось…
Глава 29. Ни одно доброе дело не останется безнаказанным
Оставаться безучастным к поведению доктора с каждым днём становилось всё труднее. Некоторые диагнозы, которые сходу ставил Вагин, вызывали огромные вопросы. А как он их называл! Например, «сердечная жаба». Или «спинальный моллюск». А как вам такое — «поколунус»? «Задный зуд»? Мои просьбы объяснить, что врач имеет в виду, заканчивались обвинениями в некомпетентности.
— Семён! — упрекал врач. — Ежели ты несведущ и тёмен, так учись. Я не собираюсь объяснять тебе простейшие вещи!
Наступил сентябрь, и по ночам бывало прохладно. Валечка и Зухра загодя топили печки. Они, к слову, обогревали и радиатор в моей спальне. Порой женщины не могли разжечь печь, и тогда на помощь приходил я. Сибирь всё же! Их метод растопки был очень странным.
Брали какую железную ёмкость, наполняли опилками. Разжигали — и ставили в печь. Рядом — дрова. Зачастую огонь не успевал разгореться. Я взял ненужную газету, скатал шарики. Положил сверху кору, которую оторвал от брёвен. Разжег огонь — он сразу занялся.
— Благодарствую, — ответила Валя. Это была женщина лет тридцати пяти.
— Всё же, умеете говорить? — улыбнулся я.
— Да, но профессор велел не вести с вами бесед, — застенчиво ответила Валя.
Я хотел ещё пофлиртовать с этой женщиной, но тут мой взгляд зацепил нечто странное. До боли знакомое лицо! Батенька, да это же я, собственной персоной. Только с большой бородой и патлами. Поскольку это же лицо я созерцал каждое утро, то узнал. А несведущий человек вполне мог и не обратить внимания…
— Меня ищут! — хотелось мне вскричать в страхе. Но я сдержался.
Стал читать заметку. Ничего особенного. Компанию моему телу составило ещё несколько рож. Страшные, агрессивные! Впрочем, моя-то выглядела не лучше. Мне стало боязно. Захотелось нанести визит атланту, чьё имя я уже стал забывать… Геракл? Гермес? Да и был ли он в реальности?
— Семён, чего бледный? — спросил врач.
— Да так, — пожал я плечами. — Вот, газету почитал.
Он принял у меня из рук страничку с преступниками. Посмотрел — и швырнул в печь.
— Тут никто не читает газет, — объяснил он. — Простые люди знаешь, для чего их используют? Для гигиенических процедур. А ведь нормальная бумага недорого стоит! Всего-то рупь за рулон!
— Ну да, — буркнул я. — Совсем дёшево.
— Опять ты социалиста включил, — вздохнул врач. — Ничего, мы из тебя человека устроим. Ежели хочешь знать моё мнение — ты ничем не похож на головореза с картинки. Вот ты уже второй месяц на меня работаешь. И что, кто-то сюда пришёл? Как бы не так. Заработаешь тысячу, решим твой вопрос.
— Тысячу? — воскликнул я. — Да это грабёж!
— Есть альтернатива, — усмехнулся мой шеф. — У меня в кабинете телефонный аппарат. Я звоню 911, и уже через час-другой примчится полиция.
— Так себе альтернатива…
— Вот поэтому — не городи чушь! — резко изменился Вагин. — Делай свою работу. Остальное — моя головная боль. Усёк?
Странное дело — я начал ловить себя на мысли, что Вагин мне почти нравится. Как будто его грубость и высокомерие стали чем-то вроде привычного фона. Наверное, так и выглядит этот самый Стокгольмский синдром — когда начинаешь оправдывать собственного тюремщика.
Я вообще-то люблю психологию. И в 2022-м году даже думал о дополнительном образовании. Заработки психологов меня воодушевляли! Экой я был меркантильный… Так вот, Стокгольмский синдром — это созависимость от агрессора. Когда жертва начинает оправдывать похитителя. Выгораживать его.
В чём-то Вагин мне даже стал нравиться. Насколько он был уверен в себе, в собственных знаниях! Мне никогда не постичь и десятой доли такой убеждённости. «Грудная жаба»… Что за ересь, если вдуматься? То, как он наладил работу амбулатории, вызывало уважение. А вот его устаревшие подходы к медицине раздражали.
— Коллега, — говорил Дмитрий за ежедневным обедом. — Как ты полагаешь, вернусь я в Петербург?
— Понятия не имею, — честно отвечал я. — А что в этом Петербурге, мёдом намазано?
— Ох, столица, — закатывал он глаза. — Вся жизнь там! Весь свет! Лучшие люди страны. Понимаешь, там почти все — благородные. Царица селит весь скот в Москве, в Екатеринбурге, в Царицыне… А там — дворяне. Там дух дворянства! Знал бы ты, как я устал от этой черни…
Дальше следовали ксенофобские высказывания в сторону обитателей османского базара. Доставалось всем: ушлым мужчинам, двуличным девушкам, их детям. Цитировать не буду, ибо говорить подобное попросту неприлично. Потом он начинал рассказывать мне всевозможные теории заговора.
— Известно ли тебе, Сёмка, что наши османы роют подземные ходы? — спрашивал он, понизив голос.
— Это называется метро, — отвечал я.
— Шутить изволите! — фыркал Вагин. — Прямо здесь, под рынком. Там они учат детей. Там у них тайные мечети, где изучают агрессивную форму мусульманства. Помяни моё слово, придёт день, и эти нехристи нас с тобою сбросят!
По крайней мере, кормил Дмитрий вкусно. Поэтому под хорошую еду я мог позволить себе послушать всякие бредни. Никакие аргументы на Вагина не действовали. Например, что столь масштабная стройка не осталась бы незамеченной. Что тамошние обитатели озабочены тем же, что и он — доходами. И если они захотят власти, они рискуют просто лишиться своих заработков.
— Ты в голове-то держи, — не унимался мой начальник. — Ты думаешь, тебе этот бугай просто так свою монетку дал? Ну конечно!
Когда я в очередной раз предложил обучить пару азиатских помощников, Вагин покраснел так, будто я оскорбил его мать.
— Ты что, хочешь, чтобы эти узкоглазые мне конкуренцию создавали?! — он швырнул стетоскоп об стену. — Да я тебя самого за такие речи в полицию сдам!
Как можно догадаться, мои робкие предложения Дмитрий встречал в штыки. К счастью, разойтись всерьёз мы не успевали. Начинался приём, и приходилось возвращаться к работе. Азиаты были очень дисциплинированными. Никто и никогда не пытался пройти без очереди. Ни разу не было конфликтов. А тех, кто нуждался в срочной помощи, пропускали без вопросов.
Очередной рабочий день близился к завершению. Пятница. Дмитрий был пьяноват, но в последнее время он перестал напиваться в зюзю. Словно моё присутствие его слегка дисциплинировало. Открылась дверь, и нам в носы ударил мощнейший запах. Смрад! Зловоние! Амбре!
— Пошёл вон! — заорал Дмитрий. — Да я…
— Извиняйте, господин дохтур, — раздался хриплый голос. — Помираю!
Он был мне знаком. Да это же Тимофей. Надо же, в альтернативной России Москва так и осталась большой деревней. Каковы были наши шансы встретиться? Глядя на своего товарища по прошлой жизни (не моей — чужой), я был ошарашен. Неужели я выглядел так же?
— Я провожу, — сказал я Вагину. — Пойдёмте.
Мы вышли за дверь. Даже ватно-марлевая повязка на моём лице не перекрывала зловония. Мне стало интересно, узнал меня бывший компаньон или нет?
— Чего это дохтур раскудахтался! — возмутился Тимофей.
Зухра, сидевшая в общем коридоре, брезгливо зажимала нос рукой. Больше пациентов не было.
— Ты меня узнал? — спросил я.
— Сёмка? — удивился бомж. — Вот это да! Ты как?! Ты — что?
Пойдём на улицу. Мы вышли. Хорошо, что в это время рынок уже почти свернулся. Меня тут уже многие знали, и такие задушевные беседы с бродягой бы могли вызвать вопросы.
— Что болит? — спросил я.
— Перхаю, — ответил Тимофей. — Спать не могу. Сказали, тут добрый доктор живёт. Лечит всех. А он — выгнал.
— Перхаешь? — переспросил я.
— Угу.
Тут кашель сложил его пополам. Я вспомнил, что некоторые старики в моей деревне так называли этот недуг. Неудивительно! Сколько лет ему, интересно?
— Я тоже могу подсказать, — предложил я. — У тебя хронический бронхит. Это из-за курения.
— Чего ругаешься? — возмутился Тимофей. — Может, мазь какая есть? Или таблетка? Выпью — как новенький буду.
Я вдруг опять ощутил белые потоки. Только они шли не к моим рукам, а к груди бродяги. Я увидел, что у него внутри — огромные чёрные лёгкие. Цвета угля. Оба мешка раздувались с трудом. Повинуясь внезапному импульсу, приложил ладонь. Лёгкие моего бывшего товарища несколько просветлели. Тимофей стал кашлять ещё сильнее и выплёвывать наземь что-то чёрное.
— Тебе надо бросать курить, — только и сказал я. — На вот, возьми рубль. Купи в аптеке сироп — Бронхитин. Запомнишь?
Увидев монету, мой бывший приятель просветлел. Я сразу понял, что никаких лекарств он не купит. Кланяясь до земли и благодаря, Семён ушёл. Тогда я ещё не знал, что эта встреча запустит цепочку событий. Новых приключений или злоключений — кому как больше нравится.
Глава 30. Погоня
Прошло два дня от неожиданного визита Тимофея. Мне, конечно же, нужно было насторожиться. Подумать, что бомж из теплоузла появился на рынке не просто так. Но, согласитесь, человек быстро расслабляется. И я ведь — тоже человек! Хорошее питание, сносный быт и любимая работа притупили мою бдительность.