одящего. Пороть людей — это не норма!
Но полицейские уже совершенно забыли про меня и переключились на свои бытовые дела. Врач, например, расхваливала собственный рецепт борща. Как он запекает свёклу, обжаривает помидоры, трёт туда морковь… Мне жутко захотелось есть. Борща, да со сметаной. Ну или кусок ветчины. С трудом надел на себя рубашку, а свитер — повязал на плечи.
— За мной, — буркнул Соловьёв. — Пойдёшь в камеры. Марек, идёшь замыкающим.
— Хватит командовать, господин оперуполномоченный! — возмутился долговязый коп. — Я — детектив! И по статусу, и по званию — выше вас!
— Да ты и ростом выше, и дальше что? — наехал на него коренастый. — Замыкающим идёшь — и баста.
Да уж, этот грубиян был отвратительным человеком. После мощных ударов ноги у меня подгибались. Зато теперь, по крайней мере, мне не выкручивали руки. Даже браслетов не надели. Мы пришли к ещё одной двери. Я узнал это место: оно ничуть не изменилось с моего последнего задержания. Но тогда стояло лето, а теперь — осень пришла.
А потому в изоляторе было сыро, зябко и очень тоскливо. Марек несколько раз нажал на кнопку звонка. Наконец, дверь открылась. Детектив на своей папке написал какой-то документ и протянул его полицейскому, который вышел из помещения изолятора. Он почитал, хмыкнул и ткнул в меня пальцем:
— Вот это — опасный преступник? Какой-то интеллигент. Прости господи. Нищеброд?!
— Представь себе, — буркнул Соловьёв. — Охранять, как рецидивиста. Дважды сбежал из-под стражи. Очень опасен.
— Опасен? — с сомнением спросил коп. — Чудны дела твои, господи.
— Ага, — кивнул опер. — Голыми руками вырвал сердце батюшке. И съел. А ещё…
— Да заткнись ты! — крикнул на него Марек. — Обычный бытовик. Просто везучий невероятно. Берегите, как левое яйцо.
Коп посмотрел сначала на меня, потом — на Соловьёва. Потом перевёл взгляд на Марека. Пытался понять, кто его обманывает. Я решил молчать. Единственное, чего мне хотелось по-настоящему — это поесть и поспать. Полицейский вздохнул.
— Протокол задержания, — потребовал коп.
— Вот он, — Марек протянул бумагу. Коп внимательно прочитал её, водя пальцем по строчкам.
— Хорошо. Протокол личного обыска давайте. Что там у него при себе?
Марек и Соловьёв переглянулись. Я не помнил, чтобы они его проводили.
— Вот только не говорите, что опять профукали, — произнёс полицейский из изолятора. — Я буду жаловаться. А ежели у него в кармане… граната?
— Скорее, гранат, — успокоил его Соловьёв. — Мы его на базаре приняли. Ты не ругайся, Иваныч, а я тебя в бани свожу.
— В бани? — оживился полицейский. — Это те, которые…
— Они самые, — кивнул Соловьёв. — Сейчас мы протокол оформим. А ты его пока проводи в покои. Усиленные.
— Погодь, — опять прервал полицейский. — Надобно осмотреть. Вдруг ему помощь не оказали. Сымай рубашку!
Пришлось опять раздеваться. Даже прикосновения ткани к повреждённой коже были болезненными. Мышцы ныли — они тоже пострадали во время экзекуции. Я почувствовал себя настоящим каторжанином из книг про Новое время. Это какой век, интересно? Девятнадцатый? Тут время застыло…
— Ууу… — протянул полицейский, которого называли Иваныч. — Это он его каким калибром так уработал?
— Самым крупным! — буркнул Соловьёв. — В назидание. Так ты в бани передумал идти?
— Инструкция, Соловей-разбойник, — примирительно ответил коп из изолятора. — А коли коней двинет?
— Туда и дорога, — сказал опер. — Бегун сраный. Ух, я бы его!
Мы прошли через ещё одну металлическую дверь. Сколько же их тут? Внутри кипели жизнь. Несколько мужчин в форме и как минимум две женщины сновали между камерами, заполняли какие-то бумаги… Мой конвоир сделал знак идти вперёд. Коридор был длинным, а в самом помещении — сыро, холодно.
Пока мы двигались к камере, полицейский доверительно сообщил, что начальника изолятора уволили месяц назад. Мол, один заключённый ушёл из-под носа. А потом ещё и умудрился сбежать при задержании! Теперь они уже месяц обходились без руководства. Некоторое время шёл мыслительный процесс, и коп выдал:
— Так ты и есть беглец? — удивился он. — Во дела…
— Я не нарочно… — принялся оправдываться. — Так вышло.
— Ну, от меня-то не сбежишь, — улыбнулся полицейский. — У меня есть методы, пусть и не совсем законные… Но надёжные.
Что это за методы — я узнал уже в ближайшие минуты. И не сказать, чтобы был сильно обрадован этим знанием.
Глава 33. Плен
После уютной кельи, которую так любезно выделил мне Дмитрий Вагин, камера показалась пыткой. Через тонкий матрас проступала решётчатая сетка. Туалета с закрывающейся дверью не было — дырка в полу. Смрад от неё шёл отвратительный. Окно было, правда, зарешёченное. Одну из створок можно было даже открыть для проветривания, но тогда появлялась другая проблема. Холод!
Я бы снёс и это, но… От моей левой ноги до батареи шла цепь. Мощная, тяжёлая. Я пробовал снять её или разжать. Но полицейский с отчеством Иваныч применил какой-то хитрый приём. Цепь практически не натирала, но снять её было невозможно. А на батарее висел огромный замок. Увы, навыков по его открытию у меня не было.
— Поесть бы… — попросил я.
— Ужин ты пропустил, — пожал плечами полицейский. — Жди завтрак.
— Ну хотя бы попить, — взмолился я. — Замёрз.
— Ладно, — буркнул коп. — Сейчас что-нибудь сообразим.
Он ушёл, и ушёл надолго. Я лёг на матрас — лежать я мог только на животе. Всякое движение доставляло мне жуткую боль. Закрыл глаза. Красный столбик был внизу. Синий — чуть-чуть выше. Вот ведь, сапожник без сапог! За последние недели я вылечил столько людей, а себе помочь был не в состоянии.
Мне стало стыдно, что я никогда не думал о заключённых, об их болях, страданиях. Кому до них есть дело? Телесные наказания… Всё это не укладывалось в голове. Прошло минут двадцать, не меньше, прежде чем раздался лязг открывающегося окошка. Я с трудом встал, доковылял.
— Только бутерброды и морс, — сказал полицейский. — Я тебе по секрету скажу. Велено тебя в чёрном теле держать.
Я пошарил по карманам. Надо же, никто из полицейских так и не удосужился проверить их содержимое. Там находились монеты, которые я взял со стола. Но как попросить Иваныча мне что-нибудь купить? Чтобы он не обиделся и не послал меня к чёрту?
— Вот, — протянул я несколько монет. — Забыли изъять.
— Ну и ладно, — буркнул коп. — Некому тут возиться с твоими медяками.
— А вы не могли бы мне что-нибудь купить? — попросил я. — Умру тут с голода. Очень вас прошу.
— Экой вежливый, — улыбнулся Иваныч. — Булки любишь? Пойду курить, возьму парочку. Тут пекарня неподалёку. Они вечером отдают всё, что не продали, за половину цены.
— Ну так возьмите монеты…
— Да спрячь ты уже! — ответил полицейский. — Всё, отбой.
Хлеб оказался чёрствым, сыр — сухим, как камень. Хорошо хоть, морс не подвёл. Кислый, терпкий. У нас в городке такой же морс продавала одна бабушка. Жаль только, рецепт не раскрывала… После еды я увидел, что обе полоски немного поднялись: и красная, и синяя. Это хорошо. Посмотрел на свои руки, сосредоточился. И увидел, как к ним опять устремились ручейки белой энергии.
Сначала я приложил ладонь к виску. Тому самому, что ударил в машине. Пульсирующая боль тут же пропала. Сработало! Правда, я исчерпал остатки энергии. Зато получил ответ на вопрос, который меня так мучил. Неужели я действительно могу лечить себя сам? Да! Быть может, стоило рассказать об этом даре?
Быть может, я бы стал народным целителем. Или просто выступал бы в цирке. А что, неплохое ведь занятие? С другой стороны, я ничего не знал об окружающем меня мире. За те недели, что я провёл под крылом заботливого Вагина, даже ничего не попытался выяснить о Российской империи. Словно я попал сюда не навсегда.
Надо было попросить какие-нибудь учебники. И газеты. Каким же недальновидным я оказался! Не сделал ровным счётом ничего, чтобы избежать новой встречи с полицией. Куда там! Нашёл себе работу, где я — всегда на виду. А они времени не теряли… Искали меня. Больше всего меня пугала неизвестность.
Заняться в камере было абсолютно нечем. Рассеянные полицейские, Марек и Соловьёв, даже мои наручные часы не забрали. Поэтому я, по крайней мере, точно знал, сколько сейчас времени. Сначала считал звенья на цепи. Их оказалось восемьдесят три. Потом — рёбра на холодной батарее. Раздался стук открывающегося окошка.
— На, — буркнул Иваныч. — Ажиотаж какой-то. Остались только плюшки с корицей. Взял тебе две штуки.
— Вот спасибо! — обрадовался я. После бутербродов голод немного отступил, но совсем слабо. — А можно ещё морса стакан?
— Можно, — шепнул полицейский. — Давай сюда приборы.
Точно. Металлическая тарелка и стакан так и продолжали стоять на тумбе возле кровати. Полицейский, к моему удивлению, не поленился, принёс мне ещё порцию. Хороший ведь человек! И Марек — тоже нормальный. Не любил телесные наказания. С другой стороны, это именно Марек меня заманил в ловушку. Как у него это получилось?
— У меня часы остались, — сказал я полицейскому через окошко. — Ничего?
— Да кому они нужны, — ответил Иваныч. — Самые дешёвые, небось. Павловские?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Один врач у меня взял за них пять рублей.
— Пять рублей! — всплеснул руками коп. — Да им трёшка — красная цена.
— А что дальше? — спросил я. — Сколько мне тут сидеть? Когда меня допросят.
— Не раньше понедельника, — сказал он. — Моя смена утром заканчивается. Ты никому не говори, что я тебе булок принёс.
На следующий день синий столбик восстановился достаточно, чтобы я мог попытаться продолжить самолечение. Но тут возник интересный нюанс. Призвать энергию просто так, из воздуха, я не мог. Нужно было сосредоточиться. Представить какого-то пациента с тяжёлой травмой. И тогда потоки начинали стекаться к моим ладоням.
Увы, вылечить можно было лишь то, до чего я дотягивался рукой. Самые сильные повреждения, как я предполагал, оказались на задней стороне грудной клетки. Прикладывая к ним ладони, мне удалось добиться определённого облегчения. Но о полном заживлении, по всей вероятности, речи не шло.