— Понятия не имею, — спокойно ответил я.
— Ты ж с ним всегда пьёшь! — напирал бригадир. — Что, забыл разбудить? Или перепили вчера? Или, может, по пьяни… Того?!
— Мы с ним уже два месяца не живём, господин начальник, — пришёл на помощь Тимофей. — Он вроде как местную нашёл. У неё живёт. Никакого того, господин начальник. Мы с Сёмкой только женщин любим.
Лицо Толика вытянулось. Он осмотрел взвод бомжей обиженным взглядом. Экие вы, мол, неблагодарные. На бабу его променяли!
— Небось и отмылся? — спросил бригадир отрешённо.
— Может, — пожал плечами Тима. — А вы что, вчера не видели, начальник? Он же прощался со всеми.
— Тьфу! — сплюнул Толик. — Один умер, второй женился… Отвратительное отношение к труду. Безответственное! Значит, сегодня надо ударно потрудиться. Берите вёдра, лопаты — вперёд. Империя ждёт ответственного отношения к вторичным ресурсам.
Вся орава бомжей покорно двинулась к одной из бытовок. Я засеменил следом, стараясь не терять из виду Тимофея. Нагнал его. Было видно, что товарищ по несчастью хромает. Хотя ещё совсем недавно, утром, он ходил нормально.
— Нога болит? — спросил я.
— Ага, — буркнул Тима. — Наверно, подвернул, когда из вагона выходил. Сразу вроде нормально было, а теперь ноет.
Он ткнул грязным пальцем в область лодыжки. По характеру его ходьбы можно было предполагать весьма серьёзное повреждение. Тем и коварны суставы и кости стопы. Порой даже при необходимости срочного вмешательства пациент не чувствует сильной боли.
— Если есть бинт, могу повязку наложить, — предложил я.
— Само пройдёт, — буркнул Тима.
— А что нам нужно собирать?
— В одно ведро — металл, во второе — пластик, а в третье — стекло. Как наполнишь, подходи к ящикам, — бомж махнул рукой в сторону. — Если что интересное найдёшь, часы или кольцо, прячь глубоко. А то Толик найдёт и отберёт.
Я присмотрелся. Ближе к свалке располагалась целая вереница металлических контейнеров. Они были трёх разных цветов. Мы взяли по три ведра и лопате. Идти было нелегко. Почва (или что это под ногами?) — болотистая, ноги прилипают. Никаких перчаток, никаких респираторов или сапог нам не выдали. Тимофей всё так же хромал. Я начал шарить по безразмерным карманам своей куртки.
Почему-то решил заглянуть во внутренний. Ба, эластичный бинт! Он был в упаковке, совсем новый. Вот только пачка мне показалась странной. «Её Величества Новгородская мануфактура». Вот те раз! Какой там на дворе год? Невзирая на протесты товарища по несчастью, я отвёл его в сторону, усадил на какой-то ящик и освободил ногу.
Ну что я могу сказать? Доводилось видеть и похуже, но редко. Не буду описывать ужасающую картину равнодушия бомжа к личной гигиене. Скажу лишь, что ноги Тимофей последний раз мыл месяц назад — в лучшем случае. А вот травма была пустячной. Подвывих связки — мелочи жизни, если втереть мазь и правильно перевязать. Мне оставалось только второе, мази под рукой не было.
— Нормально всё, — сказал я Тимофею. — Кости целы, связки тоже визуально не повреждены.
— Во ты заговорил, — усмехнулся он. — Это ты где такому научился? По-русски скажи, а?
Я пропустил вопрос мимо ушей. Голова кружилась из-за неприятных запахов. Наверно, сама свалка выделяла газ, мне не хватало кислорода. Я чувствовал, как бешено молотит сердце, как лёгкие раскрываются широко-широко, силясь набрать воздуха. А ещё ко мне вернулось жуткое ощущение, что всё чешется. Тут, наверно, сотни видов паразитов.
— Вы чё тут, голубки? — услышал я неожиданно высокий голос позади.
Обернулся. Это был не Толик и не кто-то из нормальных работников свалки. Такой же оборванец, как и мы. Он стоял с тремя вёдрами, лопатой и смотрел на нас. Я тем временем закончил перевязку и помог Тимофею надеть сапог на изрядно увеличенную ногу.
— Лечит меня друг! — буркнул товарищ. — А ты чего вылупился?
— А ничего, — ответил незнакомец. — Ты зачем про Рухлядь натрендел с три короба?
— Просто, — ответил Тима. — Тебе какое дело?
— Говорят, что Рухлядь на опыты забрали, — продолжал бомж с высоким голосом. — Помнишь, месяц назад Косой пропал?
— Нет, — прохрипел Тимофей. — Всё, айда работать. Норма сама себя не сделает.
Но мужичок с высоким голосом всё не унимался и продолжал рассказывать, что «бродяг забирают на опыты». Тима несколько раз пробовал заткнуть болтуна, но тот упорно продолжать гнуть свою линию.
— Это кто? — спросил я.
— Как кто? — удивился товарищ по несчастью. — Ты совсем никого не узнаёшь?
— Ну хватит, — буркнул я. — Говорю же тебе, вообще ни черта не помню. Ни свалку. Ни Толика. Ни этих бомжей…
— Что за слово такое? — изумился Тима. — Красиво как звучит — бомж. Как колокол церковный. Господи, спаси.
— Что это за мужик с нами говорил? — продолжал я. — И куда исчезают голодранцы?
— Так это Баба, — ответил он, сделав ударение на второй слог. — Баба тут старожил. Уже лет пять крутится на свалке.
— А мы с тобой?
— Ну, ты где-то год назад появился, а я чуть раньше, — ответил Тима. — Всё, давай собирать.
Нам выделили огромную площадку недалеко от контейнеров. Копать мусор лопатой было жутко неудобно. У Тимофея было какое-то приспособление, похожее на серп. Им он лихо разгребал мусор, доставая из-под грунта всё ценное. К сожалению, ничего интересного мы не нашли. Улов полагалось относить к контейнерам, где уже стоял Толик и всё записывал.
— Слушай, — предложил я. — У тебя ж нога болит. Давай ты будешь вёдра наполнять, а я — носить. Так и наберём больше.
— Толик не оценит, — засомневался Тимофей.
— Я ему объясню целесообразность.
— Чего? Ох, зря мы с тобой тормозуху пили…
Опытный мусорщик действительно наполнял вёдра очень быстро. Я носил по две штуки, и к каждому возвращению ещё два были забиты доверху. Пластика было мало, что странно. Зато железа и стекла — огромное количество. Уже на втором заходе я начал мечтать о тачке или хотя бы о тележке с колёсами.
— Господин бригадир! — сказал я, обращаясь к Толику.
— Чего тебе, обосрыш? — спросил он. — Близко не подходи, смердишь, аки обезьяна.
— У нас с Тимофеем будет общий счёт, — объяснил я, пропуская колкости мимо ушей. — У него нога болит, он копает. А я — ношу. Потом весь улов разделим пополам.
— О как ты заговорил, — буркнул бригадир. — Ты ж обычно даже имя своё не мог сказать без мата.
— Вчера головой приложился, — зачем-то сказал я. — Маты все забыл. И курить бросил.
Толик рассмеялся. В уголках его колючих глаз даже появились приятные морщинки. Он посмотрел на меня уже без злости — так мне показалось.
— Ладно, — буркнул он. — Рационализаторы хреновы. Носи, потом разделим.
Глава 4. Происшествие
День казался бесконечным. Руки отрывались под тяжестью вёдер. С меня сошло уже семь потов, пить хотелось жутко. Мне стало интересно, откуда брал воду Толик? Вряд ли он пил из рассадника бацилл. Потом я увидел невероятное. Возле одной из бытовок стоял целый ящик стеклянных бутылок. Я дождался, пока никого не было рядом, и подошёл.
Взял одну бутылку, положил за пазуху. Беспалевно пошёл на поле. Никто не окликнул. Кажется, остальным бомжам до меня не было никакого дело. И всё равно, украдкой, я открыл стеклянную бутылку, свинтив крышку, и залпом выпил почти всю воду. Потом вспомнил про Тиму и мне стало стыдно. Подошёл к нему и протянул бутылку.
— Вот, — сказал. — Попей.
Он удивился, но воду выпил. Бутылку мы тут же положили в одно ведро, а металлическую крышку — в другое. Как быстро я привык к раздельному сбору мусора! До этого за четыре года в Москве успехи были примерно нулевыми.
— Так реально быстрее, — сказал Тимофей. — Ты уже отнёс сто пятнадцать вёдер. Хрена себе! Я обычно за день пятьдесят-шестьдесят делал.
— Так то на двоих, — возразил я.
— Так ещё работать и работать! — буркнул он. — Солнце вон, как высоко.
— Слушай, а какой сейчас месяц?
В который раз Тимофей посмотрел на меня с удивлением. Но, видимо, он уже решил, что я безнадёжен.
— Август, — ответил он. — Пятнадцатое или семнадцатое… Ты вообще того, да?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Если мы норму уже почти выполнили, то ты вёдра не так активно наполняй. А я буду ходить медленнее. А то скоро ноги протяну.
— И то верно! — обрадовался он. — Ну ты голова! Соображаешь.
Я от скуки принялся смотреть по сторонам. На кучи свежего мусора прилетали сотни птиц. Если закрыть глаза и нос, прислушаться к крикам чаек, можно подумать, что ты в Крыму, у Чёрного моря. А не в каком-то странном мире, где я — бомж, обитатель социального дна. После свежей и вкусной воды жутко захотелось есть. Желудок буквально сворачивался в трубочку.
— Пожрать бы, — сказал Тимофею.
— Ну так терпи, — ответил он. — Ужин будет, расчёт. И чарочку нальют.
Последние слова он произнёс с такой нежностью, будто речь шла о первых шагах ребёнка. Тимофей — законченный алкоголик. Но ничего, он старался держаться, работал вот. Я начал думать, насколько я теперь в этом мире. Если надолго, то нужно что-то делать. Мне было хорошо известно, как опасно долго находиться на свалке.
Здесь сотни отравляющих веществ. Недаром в Японии весь мусор перерабатывают, до последней бумажечки. Это не только эстетика. Это ещё и забота о здоровье. Ядовитые вещества могут быть и в почве, и в воздухе, попадать в воду. Пыль, асбест проникают в лёгкие. По уму здесь без респиратора нельзя так долго ходить.
— Ты чего стоишь? — спросил Толик после того, как я выкинул вёдра и остановился, чтобы отдышаться.
— Жду, пока запишете, господин бригадир, — ответил я.
— Да всё записано! — возмутился толстый мужик. — Ты чего, проверять меня удумал?
— Нет. Просто во всём порядок должен быть.
— Пошёл вон, — буркнул бригадир. — Без сопливых разберёмся.
Время от времени раздавался мощный звук. Будто гром или взрыв — понять трудно. Причём никто, совсем никто из обитателей свалки на него внимания не обращал. А я первый раз прямо подскочил на своём месте! Звук этот был одновременно и тревожным, и мощным. Когда я спросил у Тимы, что это, он ответил уклончиво: