Я жадно набросился на еду. Анджей и Алевтина старались делать вид, что не голодны, но получалось плохо. Сразу ясно, что кормили их плохо. Григорий с улыбкой смотрел, как мы утоляем голод.
— Послушники, — сказал он. — Как успехи?
— Всё прекрасно, великий магистр, — ответил Анджей. — Мой источник значительно расширился. Уверен, что скоро смогу быть полезным.
— Я учусь женской магии, — произнесла Алевтина. — Чтобы очаровывать наших врагов.
— Не чувствую на себе твоих чар, — буркнул Григорий. — Не забывай, что ты должна полностью отказаться от своей личности. Делать то, что повелят. Как повелят. Сколько повелят.
Девушка потупила глаза. После таких слов у меня кусок в горло не лез. Почему он относится к девушке, как к объекту? Хотя чего там, не только к девушке… Вообще ко всему.
— Семён, тебя приняли? — спросил Григорий.
— Ага, — буркнул я. — Что-то условия спартанские. Как будто на строгом режиме.
— Мы должны стоять за веру, — патетически произнёс Бесстужев. — За царицу. За отечество. Остальное — вторично.
— Но почему? — спросил я. — Вот к чему это всё? Дворянство. Порки простых людей. Все ведь должны быть равны!
Алевтин и Анджей синхронно перестали есть. Склонили головы. Красный посмотрел на меня с каким-то сладострастным выражением на лице. Синий лишь неодобрительно покачал головой. Опять я что-то не то сказал? Вопреки моим ожиданиям, Григорий лишь улыбнулся.
— Сказки про равность — это всего лишь завеса, — сказал он. — Всюду так, как в России. Возьмём Соединённые Государства Америки. Огромная страна. Занимает целый континент, да ещё и Карибский бассейн в придачу. В их главном законе сказано о демократии. О равенстве, всеобщности. И что ты думаешь? Там власть якобы сосредоточена в руках президента. Есть ещё Сенат и Палата представителей. Якобы.
— Я знаю, — ответил. — Они ведь постоянно выбирают новые лица. Постоянно!
— Именно — лица, — кивнул Бесстужев. — Вот был бы ты, Семён, не подданным императрицы, а гражданином СГА. Смог бы ты стать президентом? Или хотя бы сенатором? Никогда! Результат выборов определён всегда. Как минимум на пятьдесят процентов. Две крупнейшие партии делят власть и никогда не допустят к неё простолюдина.
— Ну хоть бы и так! — парировал я. — Разве лучше, что здесь у вас творится? Царица…
— Ты просто ещё не понял своей роли, — ответил Григорий. — После послушания ты обретёшь огромную силу. Настоящую власть. Ежели на тебя так довлеет мирское — мы тебе дадим. И дом. И слугу. И автомобиль. Тебе понравился «Мерседес»? Он будет твоим.
Я призадумался. Оказывается, этот Григорий может быть весьма тактичным и дипломатичным. Если захочет. Да, он очень тонко понял, что материальные блага имеют для меня значение. Но — какой ценой? В подземелье было прохладно, у меня стали мёрзнуть пальцы ног. Надо будет попросить шерстяные носки.
— Теперь моя очередь задавать вопросы, — сказал я. — Вы ж меня приняли в свой орден. У меня остались белые пятна.
Бесстужев сморщился. Синий рассмеялся и сказал что-то вроде — «Вот он, отобранный!» Красный опять сделал недовольное лицо.
— Ладно, — ответил Григорий. — Но только в самых общих чертах. Ты ещё не принял таинство, а потому некоторые вещи пока знать не можешь.
— Откуда вы знали, что я появлюсь на свалке?
— Карты, — объяснил Григорий. — Они позволяют видеть мне прошлое и будущее. Снова и снова выпадал расклад. Нищий в навозной куче. Я сразу понял, что речь идёт о Её Величества экспериментальной переработке мусора. Ибо нищие — именно там.
— И вы просто сидели и ждали, пока проявится маг…
— Не просто, — покачал головой Барс. — Ещё чего — сидеть на этой навозной куче месяцами! Я проанализировал всех. И самых перспективных проверил лично. Они воздали Валуну — и он забрал их.
Я вспомнил про исчезновения, о которых на свалке говорил один из обитателей. Вот, значит, как! Это был не бред и не мания преследования. Маги действительно имели отношения к пропажам нищих.
— Это же сколько бродяг вы погубили! — воскликнул я.
— Не погубили, — поджал губы Бесстужев. — Проверили. Каждый из них мог оказаться бомбой. Каждый. Есть ситуации, когда нельзя рисковать.
Я замер. Это же в какую компанию мне довелось попасть! Садисты и убийцы, если разобраться. Мне почему-то стало понятно, что ни на какой Валаам меня не отпустят. И спасение Валуна ещё ничего не означает. Быть может, Бесстужев хотел, чтобы я сам пришёл к этой мысли, а не озвучивал её вслух.
— Все люди равны, — упрямо произнёс я. — У вас же столько сил! Можно ведь было сделать что-то для этих нищих. Вымыть, постричь, одеть. Я ведь тоже был, как все тут говорят, нищебродом.
— Всё так, — кивнул Бесстужев. — Нищий бродяга. Сей термин даже используется в государственных законах.
— Так вот, — напирал я. — Почему не вернуть всех этих бродяг в общество? Им просто идти некуда. Может, подлечить надо.
Повисло молчание. Красный и Синий переглядывались. Алевтина и Анджей уже давным-давно не поднимали лиц от тарелок. Наверно, никто и никогда не позволял себе столь радикальных речей за этим столом.
— Я докажу тебе, что ты ошибаешься, — сказал Григорий. — Твоё первое послушание — сделать человека из бродяги. Того самого, с крошечным источником. Которого Валун не прибрал, но и не отверг.
— Из Тимофея? — удивился я.
— Да, — кивнул антимаг. — Мы тут его прозвали просто — Вонючка. Но ты вправе выбрать и другое имя. Отныне он — твой слуга.
— Но… я не согласен.
— Ты ведь сам хочешь даровать народу свободу, — напирал Бесстужев. — Так покажи мне. Научи меня. Постриги его, вымой, переодень. Даю тебе ровно месяц. Если ты за это время превратишь нашего алкоголика в личность — я признаю свою неправоту. Согласен?
Я молчал. Ну и задачи он ставит! С другой стороны, его предложение звучало как вызов.
— Можешь использовать любые силы, — продолжал он. — Свой дар — вне ограничений. Призови на помощь послушников.
— Ну допустим, — продолжил я. — А Тимофея вы спросили?
— Он без ума от тебя, — улыбнулся Григорий. — Очень просил, чтобы его здесь оставили. При тебе. Видишь, какая фора?
— Я согласен…
Эх, знал бы тогда Григорий, на что он подписывался… Точно бы наступил себе на язык.
Глава 52. Будни послушника
Сон на голом матрасе, под тоненьким пледом оказался мучением. Я кутался в ткань, свернулся в позу эмбриона, но это не помогало. В конце концов, прямо в ночи я оделся в свою гражданскую одежду, укрылся всем, что было. Это помогло. Проснулся на рассвете с одеревеневшей шеей и дикой усталостью. Хотя о каком рассвете я говорю? В келью солнечный свет не попадал.
Только тёплый душ помог мне взбодриться и прийти в норму. Я постучал в келью Анджея и услышал его робкое «заходи». Внутри открылась интересная картина. Два матраса были составлены вместе. На них сидели мои новые товарищи. Тут и так можно? Конечно, вдвоём спать теплее. Я начал жаловаться, что жить в таких условиях невозможно. Хуже камеры и психушки!
— Ты бывал там? — спросил меня парень.
— Да, — ответил. — Последние несколько недель оказались насыщенными… А вам не запрещают вот так спать? Вдвоём?
— Нет, — сказала Алевтина. — Нам вообще ничего не запрещают. Просто ставят границы. Быть вместе с моим братом для меня — благо. Только с ним я чувствую себя настоящей.
Хорошо, что они не были близкими родственниками — я уточнял. А брат и сестра лишь по принадлежности к ордену. Их дружба, граничащая с любовью, почему-то меня растрогала. Бывает же такое! Поодиночке выжить в таких условиях непросто…
— Мы с нею больше, чем брат и сестра, — сказал Анджей. — Мы — одно целое.
— Ты её любишь? — спросил я зачем-то. Мне было завидно, чего скрывать.
— Она — моё всё, — вздохнул послушник. — По отдельности мы бы точно не прошли этот путь.
— Ну да… — буркнул я.
— А ты — другой, — с восторгом произнесла Алевтина. — Ты — сильный. Ты самый сильный из всех, кого я знаю.
Я чуть не покраснел от такого неожиданного комплимента. И что она имеет в виду? Тем более, в присутствии своей второй половинки. Должно быть, на неё произвело впечатление моё раскованное поведение в присутствии великого магистра. Тьфу ты, и я про себя начал так же называть этого заносчивого Григория Бесстужева.
— Пойдём завтракать, — сказал Анджей. — Скоро занятия.
Оказывается, вчерашний ужин был только промо-акцией. На завтрак нам подали по два яйца и по два кусочка хлеба. Вместо чая — тёплая вода. Да и сидели мы не в относительно большой столовой, а в каком-то маленьком помещении. Меня переполняло негодование. Целый год жить в таких скотских условиях? Тарелки нам подавал человек в костюме, обычном для России 1989-го года, с длинной-длинной бородой. Послушники ему поклонились, а я опять воздержался от такого жеста.
— Где мы находимся? — спросил я. — Это Москва?
— Нет, пригород, — ответил Анджей. — Это Укрытие Нумер три.
— Значит, есть ещё два? — удивился я.
— Мы не знаем, — вступила в разговор Алевтина. — Мы всего лишь послушники. Анджей, расскажи ему, как ты здесь оказался.
Юноша был уроженцем Тересполя — маленького городка, как выразилась Аля — близко к границе империи. Сын крестьян, из набожной семьи. Я подумал, что крестьянская закалка помогала ему переносить тяготы антимагической службы.
— Барин Грызлов обесчестил мою кузину, — прошептал Анджей. — Я ходил к участковому приставу, но он велел «не делать из акта любви трагедию». И тогда — не знаю, что на меня нашло. Когда барин приехал передать отступные дядюшке, я подошёл к грызловской лошади, дотронулся до лба — и она пала. Никто сие не заприметил. После — неведомо как смог навести хворь на жену Грызлова… Я бросился в церковь, к батюшке, чтобы отмолить грехи!
— А оказался тут, — резюмировал я. — Ну а ты, Алевтина? Тоже — ведьма?
Девушка покраснела и немного улыбнулась.
— Не совсем, — ответила она. — У меня другой дар. В моём родном Львове в меня влюбилась вся улица. Вся! Я просто хотела, чтобы меня ценили, понимаешь? Люди бегали за мною, оставляли ассигнации, цветы… Но дар вышел из-под контроля. Люди теряли голову, бросали семьи… А потом я узнала, что это не любовь, а одержимость. Не знаю, как о моём даре узнал Бесстужев. То есть, великий магистр.