Закрыв глаза, королева рухнула прямо в руки магу. Тот сжал ее в объятиях, уложил на пол, поставил рядом стул и тяжело, вымученно вздохнул.
— Ну вот, Влад… — сказал он, пожевав губу. — Последнее свое дело делаю в Вадгарде… знал бы ты, как я себя ненавижу, приятель…
У меня от его слов екнуло сердце, а мог, горько усмехнувшись, вдруг посмотрел на меня.
— Ты видишь меня? — спросил я.
— Нет, но знаю, где ты стоишь, — сказал он. — И знаю, что ты нашел ту шкатулку, что я тебе оставил.
— Зачем вы все это делаете? — спросил я с некоторым отчаянием. — Почему именно так? Почему так жестоко? Неужели не было другого выхода?
— Я видел будущее, смотрел варианты, — покачал головой Эрик, а потом схватился за голову. — Боги, свет, тьма… как же тяжело… я видел множество вариантов развития событий, но этот путь — единственный, по которому действительно стоит идти, Влад. Не подумай только, что я привел к смерти этого глупого мальчишку и проклял любимую женщину удовольствия ради. Я ненавижу себя за это… ненавижу.
— Расскажи мне все, пожалуйста, — попросил я торопливо. — Я хочу знать.
— Увидимся еще, наболтаемся, — отмахнулся он, перебив меня. — Если, конечно, я не полный идиот, разговаривающий сейчас с пустотой. Ведь того будущего, что я нашел, может и не случится. Мало ли, что может пойти не так… вероятности так ненадежны, стоит одной пешке лишний раз чихнуть — и весь замок из песка, что я тут строил, просто напросто рухнет. А теперь можешь говорить что хочешь — я все равно не услышу. Мне же… нужно закончить начатое. Ради ее же блага.
— Ну что ж, — вздохнул я, — давай.
Эрик кивнул, больше на меня не глядя, и повернулся к спящей королеве. Повернулся, погладил ее по щеке.
— Знаешь, вот парадокс, ты меня всегда как родственника воспринимала, Ласла… а я тебя любил. Жалко отдавать свою любимую женщину какому-то задохлику, прячущемуся в женских тряпках, но… все лучше, чем провожать ее на тот свет, правда? Потому я проклинаю тебя, Ласла. Теперь уже по настоящему проклинаю. Отныне каждый, кто родился под звездой Лойс, упадет без чувств, лишь взглянув на твое лицо. А коль поцелует тебя или возжелает тела твоего — умрет тут же, на месте. И будешь ты такой пока не исполнишь два условия. Во-первых, ты должна влюбиться. Все равно в кого, но искренне и так, чтобы этот человек стал тебе дороже твоего нежно лелеемого проклятья, чтобы ты ради него захотела это самое проклятье скинуть. Во-вторых, ты должна исправить ту ошибку, что совершила когда-то со мной. Таково будет твое проклятье, и пока ты не выполнишь все его условия, ты не снимешь своей золотой маски. Да будет так. А теперь я ухожу. Мы с тобой больше никогда не увидимся. Прощай, Ласла. Я действительно всегда, с самого детства, тебя любил… жаль, ты так и не смогла искренне ответить мне взаимностью.
И после этих слов Эрик, а за ним и спящая Ласла, растаяли в воде, а меня подхватил водоворот и наконец вынес наверх — грустного и растерянного, растоптанного нелегкой правдой.
86. Самый бедный сторонник
Узнав точные слова проклятья, я тот час же передал их Ласле. Королева внимательно выслушала, кивнула и взяла неделю на раздумья. После этого она снова созвала совет маскарада объявила, что понятия не имеет, о какой ошибке идет речь. Конечно, имелось у меня предположение, что речь шла о том, что она так и не ответила на чувства Эрика взаимностью. И я даже сказал об этом сестре. Но она только передернула плечами — мол, коль так, то все равно прямо сейчас мы ничего сделать не сможем, все решиться само собой со временем. Да и вообще, теперь, мол, это ее и только ее лично дело, и нечего нам всем в это дело лезть.
Потом прошло еще два месяца.
Два скучных, растянувшихся будто бы на целый год месяца, которые, впрочем, не прошли бесследно. В тот день мы с Ласлой в очередной раз вместе завтракали, и она, хитро улыбаясь, рассказывала мне о своем недавнем разговоре с лавандовым королем.
— И говорю я ему, значит — Ойл, слушай, а можно я к тебе через недельку в гости наведаюсь? Он глаза вытаращил, смотрит на меня удивленно и спрашивает — зачем, мол, и не боюсь ли я бросать страну? Ну я так загадочно улыбаюсь и отвечаю — ой, мол, боюсь. Но больше, конечно, боюсь, что по пути остатки кредита воздушные пираты разграбят.
Я фыркнул весело от того, как Ласла живо округлила свои и без того широкие карие глазищи. Лицо у нее при этом сделалось такое наигранно-афигевшее, будто ей сообщили о выигрыше в лотере, но она до сих пор не могла в это поверить — это она так передразнила короля Конкори.
— Он глаза еще больше вытаращил, челюсть у него отвисла. Смотрел на меня, смотрел, а потом спрашивает — я, мол, что, клад нашла? А я ему и отвечаю — нет, я просто мельницу яхам отдала, и они мне магических кристаллов наделали больше, чем он за свою жизнь видел. Честно ведь говорю, не вру! И ты представляешь — он мне не поверил! Посмеялся надо мной, сказал что я — шутница. Мы с ним поспорили. Он обещал, что если я говорю правду — он съест свою любимую меховую шапку.
— Бедный лавандовый король, — не сдержал я смешка. — Блин… мне его даже немного жалко — шапка вряд ли будет вкусной. Однако я совершенно не понимаю, почему у нас тут, в замке, не объявилась целая толпа шпионов?
Это и правда было удивительно. Мельница исправно перемалывала магию, как выражалась Ласла. В сокровищнице выделили пару полок для сундуков, полных кристаллов. Старый сонор Тенбрук стал настоящей звездой клуба Стеклянныйх Ученых, на его ручные молнии съезжались посмотреть со всей кеты. Но нам никто не верил! Хоть в пору хватай этих самых шпионов и носом тыкай в то, что в Вадгарде твориться. Лука, кстати, тыкала. Тыкала, но их все равно не проняло! Никто просто поверить не мог во что-то настолько сумасшедшее.
— Ну, знаешь, я их отчасти понимаю, — смешливо фыркнула Ласла. — Это у нас, в Вадгарде, мельница — символ богатства. А в остальных странах у всех одна с ней ассоциация — долгострой. Это из-за мельницы Гила… никто, кстати, не верит, что ее возможно наполнить.
— Так давай пойдем и вбухаем в эту самую мельницу магию всех магов кеты, — я легонько хлопнул по столу. — Или еще что-нибудь сумасшедшее сделаем, чтобы все поверили!
— Например можно действительно шахту продолжить разрабатывать, — с жаром предложила Ласла. — И полезно, и расточительно, и внушительно.
— Не, надо что-нибудь поинтереснее придумать. Вот! А что, если нам начать ставить кареты и повозки на газ?! И дорогам на пользу, и лошадям легче. Или наделаем вообще безлошадных повозок!
— Тоже неплохая идея, — согласилась Ласла. — Или вообще… дом какой-нибудь в воздух поднимем.
— Замок! — загорелся идеей я. — Летучий замок, Ласла, стоящий на куске скалы! Это же будет потрясающе! Прикуем его к земле огромными железными цепями чтобы не улетел и пускай висит! Или вообще… не знаю, поезд летучий сделаем, который будет по реке ветров летать.
— Поезд? — удивилась Ласла. — А, парад дилижансов что ли? А что, идея хорошая. И кораблей наделаем больше, чем есть у льняников. Ох заживем…
Мы заговорщицки друг другу улыбнулись, но улыбка сестры вдруг потухла.
— Слушай, Влад, на самом деле у меня к тебе есть разговор, — сказала она как-то неожиданно серьезно.
— Да? — внутренне напрягся я. — Я тебя слушаю…
— Мне… конечно нравится то, как ты стараешься, — начала со вздохом королева, — но тебе не кажется, что ты зациклился на этом Эрике? Все эти твои письма, и те слухи, что распускает по Вадгарду Лука через своих лис… может, стоит остановиться? Мы ведь получили полный текст проклятья. Почему бы не оставить все как есть и не подождать, когда…
Договорить она не успела, потому что в дверь постучали. Ласла ругнулась, с тяжелым вздохом подняла с пола свою маску — в последнее время она ее частенько клала себе под ноги — и нахлобучила себе на голову. После этого она выпрямилась, напустила на себя строгости. Это всегда выглядело так комично! Без посторонних глаз Ласла могла быть веселой, милой, смешливой как девчонка, но как только появлялся кто-то чужой — она сразу подбиралась и становилась строгой и рассудительной. Королевский рефлекс наверное.
— Войдите, — попросила она.
Дверь распахнулась, и в нее сначала с пинка влетела девушка с порванной юбкой, а за ней вошел Эллиот. Незнакомка упала на пол, но тут же вскочила на корточки, не смея поднять глаза, и в поклоне коснулась лбом пола. Эллиот заслужил от нас с королевой два уничтожающих взгляда.
— Сона Тонильф, кто эта несчастная и почему вы, королевский рыцарь, позволяете себе такую низость по отношению к женщине? — уточнила Ласла строго.
— К женщине? — Эллиот с отвращение сцапал гостью за шкирку, поднял, поставил на ноги и показал нам ее лицо. — Да вы только гляньте на эту прелесть. Я сразу поняла, что это — вовсе никакая не леди, а очередной трус, прячущийся в женском платье от справедливого суда.
Лицо у незнакомца находилось где-то на грани между страшненьким парнем и настолько же страшненькой девушкой. Платье было заляпано сажей, темные кудри изобиловали колтунами, через плечо болталась холщовая сумка. Особо неприятный эффект придавала дезертиру убого наложенная кустарная косметика. Румяна выглядели так, будто парень намазал щеки свеклой, помада потекла и сильно выходила за пределы губ, брови отличались по форме. В общем — отвратительное зрелище. Я мысленно поблагодарил Эллиота за то, что он в женском облике выглядит не как отвратительный трансвистит, а как действительно красивая девушка.
— Что делает эта… этот человек здесь, в королевском крыле? — спросила Ласла, и в голосе ее прозвучало некоторое отвращение. — Я думала, Элли, ты собака, а не кошка. Ведь только кошки таскают пойманных зверей хозяину. Решила сменить должность?
— Ну-ка, милочка, повтори тот бред, что ты несла у ворот, — дернул дезертира Эллиот.
— Я… — парень зажмурился, и выдавил. — Я пришел по важному поручению к его высочеству Гансу сон Розалинду от своего… покойного отца. Он не смог сам исполнить то, что… поклялся… и потому я здесь.