— Так-так-так, — заинтересовался я.
— Вот потому я и приперла этого придурка сюда, — снова отпустил Эллиот гостя, отчего тот тут же рухнул на колени. — Потому что от вас, сон Розалинд, можно ждать чего угодно.
— Помилуйте, — снова уткнулся в пол несчастный. — Не казните. Или казните, но дайте сначала слово сказать… прошу вас…
— Да не собираемся мы тебя казнить пока что, — хмыкнул я, переглянувшись с Ласлай. — Давай, хватит пол подметать, вставай на ноги. Вот тут стул есть, садись. Не побрезгуешь же королевским завтраком? Сестра, ты ведь не против?
Ласла фыркнула от моих слов, но, кажется, хорошее настроение еще не выветрилось — в ее глазах заплясали озорные искорки. Парень тем временем поднялся, оправил засаленную юбку, помешкал и, красный то ли от ужаса, то ли от стыда, осторожно присел на свободный стул между нами с сестрой. Эллиот поморщился и спросил осторожно:
— Мне остаться?
— Нет-нет, — заговорщицки улыбнулся ему я. — Подожди за дверью, тебе надо еще будет проводить этого смелого юношу до ворот, когда мы закончим.
На это рыцарь только закатил глаза и вышел, оставив нас одних. Парень тем временем съежился на своем месте и стал похож на замерзшего воробья. Мы с Ласлой снова переглянулись — я готов был поклясться, что под маской она мне хитро улыбнулась.
— Давай, поешь, — пододвинул я к нему тарелку с блинчиками, политыми лимонным сиропом.
— И выпей, — Ласла поставила на стол чашку из дорогого фарфора и самолично налила душистого чая с апельсиновыми корочками.
— Или, может, хочешь чего-нибудь посущественнее? — я подсунул под ему под нос нарезанное тонкими дольками вяленое мясо.
— Не стесняйся, смотри какая красота, — от себя королева пододвинула тарелку с сырными палочками. — Или хочешь умыться для начала? Вон за той дверью ванная.
— О, я позову Альти, чтобы она помогла, — елейным голосом продолжил я. — А может, ты хочешь еще чего-нибудь, парень? Как насчет того, чтоб переодеться? У меня накопилась куча ненужных вещичек. Не побрезгаешь одеждой с чужого плеча?
Видно вспомнив о сундуке с рубашками, обшитыми богомерзкими кружевами, который я все время грозился сжечь в саду, Ласла весело фыркнула. Наша жертва тем временем совсем растерялась. Глаза у парня забегали из стороны в сторону, он явно никак не мог решить, что ему делать и как себя вести. Отказываться было страшно — а вдруг оскорбит. Принимать такие щедрые дары тоже было страшно — никак скажут, что обнаглел и казнят.
— Он мне тебя напоминает в первые дни, — сказала Ласла, откинувшись на спинку. — Только ты, братец, вел себя куда наглее.
— Принц я или не принц? — весело спросил я, приосанившись. — Можно забыть родную сестру, но нельзя забыть избалованность члена королевской семьи.
— Ох, чудо, — вздохнула сестра, и тут же напустилась на парня. — Ну вот что ты не ешь? Мы тебя тут кормим, кормим. Честь тебе несусветную оказываем, а ты — отказываешься. Вот как возьму, как велю тебя засунуть в тюрьму, и будешь знать. Лучшие повара Вадгарда старались — а ты все никак не решишься!
— Да ему от нашего с тобой присутствия кусок в горло не лезет! — засмеялся я и похлопал ошарашенного парня по плечу. — Ну все, повеселились и хватит. Давай, рассказывай, с чем ты пришел. А то мы можем так развлекаться до ужина, а у нас еще полно срочных королевских дел.
Будто очнувшись, гость вдруг вспомнил, что у него через плечо висит сумка. Он принялся рыться в ней с каким-то остервенением, и вдруг выложил на стол… очередную длинную шкатулку-пенал.
— Бинго, — дернул я бровями. — Вот и последний кусочек мозаики, Ласла. Моя одержимость, как ты ее назвала, принесла свои плоды. А теперь, парень, рассказывай. Что за дела у твоего отца были со мной?
— Он не успел рассказать, — пропищал гость, вперив глаза в стол. — Но он всегда говорил, что его на шахту именно вы, принц, устроили… благодарен был. Хранил… пакет. И говорил, что когда-нибудь вы с ним обязательно еще раз встретитесь, и тогда он вам отдаст эту штуку. Никто ему не верил… а потом в шахте обвал случился. Отца придавило, и…
— И он перед смертью успел передать тебе шкатулку, — цокнул я языком. — Добро…
— Я когда услышал о том, что вы ищите что-то ценное, что отдали бедному человеку, сразу понял — это оно, — сказал парень, решившись бросить на меня испуганный взгляд. Он вытер нос рукавом, отчего помада размазалась еще сильнее. — Там еще письмо было, но… да я все равно принес…
И он под моим недоумевающим взглядом положил на стол конверт, залитый темно-бардовой жидкостью. Бумага давно высохла, но чернила на ней потекли да так и застыли. Оставалось только надеяться, что внутри хоть одно целое слово сохранилось. Впрочем, конверт можно было положить в шкатулку и таким образом узнать, что в нем написано. Или посмотреть через обсерваторию, которой я худо-бедно научился пользоваться.
Я улыбнулся. Все же слухи — великая вещь. Помня слова, что мне передал сон Жеир, хозяин мельницы, о том, что последний цветок, мак, находится в руках бедного человека я попросил распустить по Фриту слухи. Конечно я и официальное заявление давал, что ищу некую вещь — шкатулку, что подарил нищему или крестьянину. И вот, спустя долгое время, слухи привели владельца шкатулки ко мне.
— Молодец что пришел, — сказал я парню. — Молодец. Только вот что нам с тобой делать?
Я посмотрел на Ласлу с немым вопросом. Она пожала плечами.
— Мне он не нужен. Хочешь чтобы я не кинула его на плаху как дезертира? Да пожалуйста! Но тогда сам о нем и заботься.
— У тебя работа есть? — спросил я парня.
— Да… — сжался он еще больше, снова опустив взгляд. — Точнее нет…
— Так да или нет? — спросил я строго.
— Нет, — выдохнул упавшим голосом парень.
— О, ну и славно, — зевнул я. — А то Альти, конечно, замечательная служанка, да только выходные ей давать мне хочется почаще. Она вроде как замуж собирается. Только учти — своруешь что-нибудь или испортишь — окажешься в тюрьме. Будешь хорошо работать — совы и змеи тебя хорошо замаскируют и будешь жить здесь, в замке, под моей защитой до тех пор, пока не отменят закон о дизертирах.
Парень ошарашенно распахнул глаза, Ласла задумчиво хмыкнула.
— А можно? — спросил он.
— Нужно, — хмыкнул я, весело улыбнувшись. — А то вокруг одни сплошные девушки. Нет, я, конечно, не против… но хотелось бы и мужчин изредка видеть. Хотя бы для того, чтобы знать, что они есть.
87. Две валюты
Пока Альти и Отна весело расспрашивали принесшего мне шкатулку парня, я занялся делом. В шкатулке я нашел крупный мак — нежный, с большой коробочкой семян в середине. Как и два других цветка, он выглядел так, будто его только что сорвали с клумбы. Письмо же, увы, пострадало слишком сильно. Мне с трудом удалось извлечь сложенный вдвое лист бумаги из конверта, но чернила смазались настолько, что разобрать что-либо было невозможно. А письмо-то было большое. Глядя на него как кот на забившуюся в нору мышь, я на всякий случай пробежался по словам и все же разобрал парочку, но ничего они мне не сказали. Дата, проставленная в самом конце письма тоже, увы, смылась.
Плюнув на все, я сунул и письмо, и мак в шкатулку снов, потом уже привычно напился снотворного, радуясь, что Кая как раз ушла тренироваться на площадку перед рыцарским корпусом. Я в последнее время часто смотрел воспоминания вещей, и то, что я вечно пил при этом снотворные микстуры сипуху пугало — она уговаривала меня не злоупотреблять и просто дожидаться ночи. Я это и сам понимал… но конкретно сейчас ждать было совершенно невозможно.
Потому, сунув под подушку шкатулку, я опустил голову и почти тут же забылся глубоким сном.
Глубина погружения в прошлое оказалась небольшой — около пяти лет. Пол устлали белоснежные, одинаковые плитки, в зазоры между которыми пробивались яркие маки. Ими был усеян весь бассейн насколько хватало глаз. И среди крупных, наркотических цветов, лежал, свернувшись калачиком, Ганс. Я не видел его с тех пор, как клал в шкатулку гвоздику — принц больше не приходил ко мне во снах, будто ему было стыдно, или у него больше не было на это сил.
К принцу, приминая цветы, подошел Эрик и присел на корточки. Маг был в длинном серое пальто, лицо у него было хмурое и серьезное.
— Ну что, довольны, мой принц? — спросил Эрик, однако сарказм, сквозивший в начале фразы, в конце как-то неуверенно смазался.
Ганс на это никак не прореагировал. Казалось, он просто уснул. Видя его равнодушие, Эрик сел прямо на землю и по-отечески потрепал светлые волосы принца, так похожие на мои.
— Я думал, что это пройдет, — слабым, лишенным эмоций голосом сказал Ганс. — Я думал, что даже хорошо, что я лишился водного тела — никто не будет удивляться моему подавленному состоянию. Я… я просто думал, что… поболит… и перестанет. Думал, что это как с обычными ранами и царапинами… но…
— Эх вы, ваше высочество, — вздохнул задумчиво Эрик. — Знаете, у целителей есть такое понятие, как сила тела.
— Да при чем здесь это… — огрызнулся Ганс, зажмурившись.
— Нет, вы дослушайте до конца, — осадил его маг. — Тело человека становится сильнее, справившись с болезнью. Вырабатывается сила, сопротивление, которое крепнет с каждым разом, с каждой перенесенной болезнью. Эта сила так же зависит от того, какой образ жизни ты ведешь и чем питаешься. Но наше эмоциональное тело ничем не отличается от физического. Чем чаще мы переживаем горе, тем скорее мы учимся с ним смиряться, тем быстрее мы излечиваемся раз от раза. Потому вам так плохо, мой принц. Вы жили очень счастливой жизнью, не привыкли к потрясениям и сложностям. Подумать только, сколько раз я стирал вам память, сколько раз затуманивал ваш взор по приказу Ласлы…
Распахнув глаза, Ганс приподнялся и уставился на мага с ужасом. А тот, с грустной улыбкой развел руками.
— Предатель, — прошипел принц. — Так это ты…
— Будь моя воля — я бы ничего от вас не прятал, — ответил обезоруживающе Эрик. — Да и ни год назад, ни десять лет назад, ни даже двадцать лет назад вы не смогли перенести правды. Не смогли и сейчас. Думаете, за столь долгое время вы ни разу не находили ответы на свои вопросы? Как бы ни так. Случайности много раз давали вам разгадку. И каждый раз вы впадали в отчаяние, и каждый раз я давал вам спасительную микстуру забвения. Порой вы даже сами просили меня об этом.