— Что за хрень ты купила?!
— Да ладна тебе, нормальные же сосиски. Ну… не дорогие конечно, но вкусные ведь, — ответил добродушно голос сестры.
Сердце радостно подпрыгнуло.
— Таня! — позвал я, дергаясь и пытаясь скинуть заклинивший поручень. — Таня, я здесь, спаси меня!
На мое плечо опустилась тяжелая рука, и я заткнулся. Сестра не выглянула из-за медленно приближающейся двери, и разговор с невидимым мной продолжился.
— Вот сама бы и жрала эту гадость! Сложно что ли купить нормальные, а не это дерьмо.
— Перестань ругаться. Тебе не идет. Такая милая мордочка, а ты…
— Да пошла ты! Вот поэтому я и свалил из дома. Вечно сюсюкаетесь со мной как с маленьким. Как же это бесит!
— Ой, посмотрите, какой он гордый, — в голосе сестры проскользнуло раздражение. — Он ушел сам на квартиру покойной бабки, подальше от нас, злодеев. Да-да, конечно! Ты же у нас такой крутой. Особенно после того, как отец тебя за дверь выставил и ключ тебе вслед швырнул.
— Пф… я давно хотел. Просто тот раз стал последней каплей.
— О великий, смилуйся, прости нас грешников, что мы допекли тебя до печенок!
— Знаешь что, бери свои сосиски и проваливай нахрен из моей квартиры! Тебе что мать сказала? Приносить мне еды. Приносить еды, а учить меня жить! Так что бери это дерьмо и проваливай. И возвращайся, когда купишь что-нибудь получше. Деньги-то поди прикарманила…
Я попытался зажать уши.
«Это не я, — крутилось у меня в голове. — Это не я… того меня уже нет, и вспоминать я об этом не хочу. Зачем вспоминать этот идиотизм?»
— Ах так?! Это ты меня, тварь ты неблагодарная, в воровстве обвиняешь? А сам деньги как у отца из кошелька таскал помнишь? А как приходил чуть ли не каждый день пьяный? Как школу прогуливал, придурок? Как скандалы каждый день устраивал? Скажи спасибо, что отец тебя протолкнул с твоими плохими оценками хоть в какой-то университет, а то пошел бы грузчиком работать.
— Скандалы?! А что мне скажешь, терпеть то, как мать меня чихвостит ни за что? Мне восемнадцать уже есть, пить имею полное право!
— Мудак ты, Влад… Хрен тебе, а не еда. Сиди голодным, продукты я лучше домой отнесу. А ты найди подработку и покупай себе сам свои долбанные сосиски…
— Эй! Стой! Стой, блин! Отдай пакет, слышишь!
— Ай! Да пошел ты, урод!
Где-то в глубине квартиры громко хлопнула входная дверь. Все стихло, только шорохи остались и сдавленная ругань.
Я не хотел смотреть за дверь, с которой поравнялся вагончик. Не хотел, но все равно посмотрел. Передо мной предстала некрасивая картина: рассыпанные по полу кухни продукты, перевернутый стул, раздавленную пачка йогурта. И среди всего этого, повернувшись ко мне спиной, стоял я сам. Стоял, глупо матерясь, и раздраженно втаптывал в пол треклятую пачку сосисок.
«Я таким больше никогда не стану, — испуганно подумал я. — Никогда. Ни за что. Как я вообще мог быть вот этим придурком? И почему тогда я вообще не понимал, что веду себя неправильно?»
Дверь шумно захлопнулась у меня за спиной, незнакомец убрал руку с моего плеча. Я хотел уже расслабленно выдохнуть. Решил запоздало, что кошмар закончился. Но увы, не прошло и пяти секунд, как впереди открылась другая дверь. Открылась, и из нее тоже хлынул свет — яркий свет вечернего солнца.
— Эй, ты сегодня какой-то грустный, — раздался знакомый женский голос.
Я не смог вспомнить, кому он принадлежал. Да и не да того мне было. Потому что свет впереди осветил черную дыру. Позвоночник, по которому мы ехали, там обрывался и свисал вниз жалким обрубком. Чуть дальше, за дырой, он продолжался, но мы ехали так медленно, что я был уверен — перевернемся и вниз полетим.
— Отвали, — буркнул мой голос из-за двери — усталый и раздраженный.
Минутная тишина, а потом…
— Слушай, а хочешь, я тебе с пересдачей помогу? У меня есть конспекты.
— Тебе дома нечем заняться? Сказал же — отстань.
— Да ладно тебе, не стесняйся! Я понимаю, что ты мужик, не любишь принимать помощь и все такое, но…
— Слушай ты, если ты от меня сейчас не отвалишь, я не знаю, что я с тобой сделаю!
— Эй, эй, угомонись, — голос стал испуганным. — Отпусти меня! Я буду кричать!
Не выдержав этого, я попытался заткнуть уши руками.
— Нет… нет, только не это, — замотал я головой. — Только не тот гребанный день… только не он…
Сильные руки схватили меня за запястья и заломили их назад. Я невольно прогнулся в спине, зашипел, задергался. Но увы… я не мог вырваться ровно так же, как та глупая девчонка. Как же ее звали? Почему я не запомнил ее имя?
— А что, я должен в задницу тебя что ли поцеловать? Такая добрая, мать Тереза, мать твою. Всем помогаешь, все тебя любят, долбаннная вышивальщица крестиком! Строишь из себя не пойми что! А на деле я тебе скажу кто ты! Ты простая показушница! Ничтожество! Ничего в тебе необычного нет! Ты такая как все! Ясно тебе?!
— Отпусти меня! Помогите!!!
— Правда, зачем я парился, а?! — в моем голосе проскользнуло что-то безумное. — Переживал… а сейчас вдруг понял, что зря. Вали отсюда, ты, жалкая…
Голос оборвался на полуслове. Парта опрокинулась, потом раздался какой-то странный щелчок, и долгий, удаляющийся крик. Этого я не помнил. Не помнил совершенно! Я помнил, как накричал на нее, помнил, но…
Когда вагончик наконец поравнялся с дверью, я снова увидел себя со спины. Перевернутая парта валялся на полу, а я… я… я…
… я смотрел в распахнутое настежь окно и…
— Да быть такого не может… — испуганно выдавил из себя я настоящий.
А я из прошлого матюкнулся, схватил свою сумку и припустился бежать. Вон из аудитории, вон из университета, вон, вон, вон…
Вагончик начал заваливаться вперед и я понял, что совершенно забыл о дыре в полу. Мы с все еще держащим мои руки за спиной пассажиром перескочили через последний позвонок.
Я зажмурил глаза от страха. Прошла секунда. Вторая. Третья, но вниз мы не сорвались. Вагончик завис над пропастью опасно покачиваясь и грозясь сверзнуться вниз в любой момент. Поняв это я осторожно, стараясь лишний раз не шевелиться и дышать помедленнее, открыл глаза. Открыл, и увидел распростершееся на асфальте тело в желтом платье, валяющуюся рядом с ним коричневую балетку, разбитый старенький телефон с отлетевшей в сторону батарейкой. Глаза девушки — карие, полные предсмертного ужаса — смотрели прямо на меня, качающегося на самом краю. Ее губы беззвучно шевелились, будто она пыталась что-то сказать.
— Нет… — простонал я. — Нет, нетнетнетнетнетнет…
Другой я, старый я, до смерти перепуганный я подбежал к девушке, рухнул перед ней на колени и принялся судорожно доставать из кармана телефон.
— Сейчас… скорая, — громко бормотал он. — Скорая… скорая… да как же набирается эта долбанная скорая!
Девушка неожиданно глубоко, судорожно втянула воздух… и глаза ее остекленели. Она перестала шевелиться, а испуганный парень, по вине которого все это произошло, застыл, не зная, что ему делать.
И тут к нему подошла другая фигура. Знакомая фигура.
— Как нехорошо получилось, молодой человек, — сказал Эрик сон Теаган спокойно, будто ничего и не произошло. — Какая трагическая случайность.
— П… позвоните в скорую, пожалуйста, у меня не получается, — прошлый я протянул ему телефон. — Пожалуйста, может они ее еще спасут! Может, они ее вылечат?!
— Смерть не лечится, парень, — покачал головой маг. — Перелом позвоночника, голова расшиблена… какая неудача. А ведь всего лишь третий этаж, могла бы отделаться легким испугом. Если бы в ее рюкзаке не было столько книг, то, может, просто бы ногу сломала, или руку. Да, плохо все же быть такой ответственной девочкой. Да, не повезло ей. Теперь ее может спасти только чудо.
— Почему вы, черт вас возьми, так спокойно об этом говорите! — взвился прошлый я. — Вызовите уже кого-нибудь! Скорую, полицию, девять один один! Кого угодно…
— Кстати о чуде, — мягко осадил его Эрик, а потом показал своим длинным пальцем на девушку. — Хотите, чтобы она жила? Я могу устроить.
— Соглашайся! — крикнул неосознанно я. — Соглашайся, придурок!
Другой я, будто услышав, поднял голову. Опальный маг тоже поднял… и помахал мне рукой со сдержанной улыбкой.
— Как? — спросил старый я.
— Все просто, — ответил ему Эрик. сон Теаган. — Видишь ли, я могу исполнить любое желание, если цена будет достаточной. Потому вы возьмете на себя ее раны. Ломать вам позвоночник я не буду конечно. Просто к вам придет болезнь и через пару месяцев вы от нее умрете вместо нее. А она будет жить и проживет хорошую, счастливую жизнь. Как вам такая идея?
Воспоминания нахлынули на меня. Я вспомнил. Вспомнил, как колебался. Вспомнил ту мысль, которая заставила меня согласиться:
«Пускай лучше будет жить она. В ней есть хоть что-то настоящее. А я… я вообще никто. Никто не расстроится, если я умру».
— Я… я…. согласен, черт вас подери. Согласен, слышите?! Согласен!
— Да будет так, — улыбнулся маг.
Вагончик дернулся и поехал назад. Сидящий позади незнакомец снова отпустил меня, и я шмыгнул носом. По щекам катились испуганные слезы, в горле встал комок, тело трясло от рыданий, но я даже нормально заплакать не мог. Просто сидел, вцепившись в поручень и смотрел, вперед, видел, как срастается тот позвоночник, по которому я ехал, и как в том месте, где он был порвал, он становится темным, начинает сочится чем-то желтым, как впереди он гниет и покрывается щербинками. Вагончик снова дернулся, остановился прямо напротив все еще открытой двери. Я заглянул внутрь и до боли прикусил губу.
— Ладно, раз ты не хочешь — не буду настаивать, — сказала девушка в желтом платье, крутясь из стороны в сторону от чего пышная юбка вспархивала вверх. — Прости, что побеспокоила.
— Постой, — остановил ее перепуганный я. — Я согласен. Помоги мне! Пожалуйста! Только не уходи…
Девушка удивленно склонила головку. Она стояла спиной, но я мог поклясться — она улыбается.
— Какой-то ты странный. Ну и хорошо! Я люблю странных людей. Так… с чего начнем? С английского или…