— Вы были там? Видели это своими глазами?
— Нет, — пожал я плечами. — Но я читал отчеты…
— Ложь! — огрызнулся Норлейв.
— Здесь ведь вроде нельзя лгать? — уточнил я.
— Вам скормили ложь, принц, а вы съели ее и ничего не заподозрили.
— Послушайте, — я тяжело вздохнул и встал.
Нужно было говорить. Но что? Этот шакал был очень зло настроен, но… может что-то все же у меня получится придумать? И не таких убеждали в конце-то концов. Если я справился с синей птицей и василиском, то почему бы мне не справиться с дезертиром и предателем? И слова сами полились из моего рта, обдавая несуществующее горло жаром.
— Я понимаю, что вы напуганы, — начал я осторожно. — Все же, вы столько времени прятались и страдали от нападок короны. Я понимаю вашу настороженность, ведь все это выглядит как ловушка. И вам, разумеется не хочется вести людей на убой, да и вам самому, как дезертиру, грозит смерть. Но подумайте вот о чем. Я ездил в Кош-Сурх. Я жил с ними неделю, учился у них, ел из одного котла с ними. Я ездил к ним недавно в клуб Стеклянных ученых и видел, как они хорошо устроились. До вас тоже наверняка доходили слухи. И я спрашиваю вас — как вы думаете, зачем короне тратить вдруг на уничтожение яхов столько денег, когда мы еще не оплатили кредит лавандовому королевству? К чему собирать ученых, синтетов, безбожников со всей кеты и устраивать их жизнь?
— Сговор, — гавкнул шакал уверенно. — Решили избавиться ото всех нас одним ударом. Зачем — мне почем знать? А деньги… деньги могли дать и другие страны.
— Кто? — саркастически улыбнулся я. — Кофе? Вот там, в зале, сидит кофейный кронпринц, и он вам подтвердит, в каком плачевном состоянии их страна. Им не до кучки ученых. Нет никакого сговора или заговора.
— Да-да, — с таким же сарказмом фыркнул этот Нолейв. — Пока что вы меня не убедили. Причины!
— Они просты и очевидны, — пожал я плечами, и снова опустился на свое место. — Смотрите сами — Вадгард должен денег. Ласла, моя сестра — в немилости. Чтобы укрепиться как королеве-женщине ей нужно сделать что-либо, чем она запомнится. Ей нужен любой прогресс, любой шаг вперед. В магии все или почти все изобретено, зато наука — неизведанная область. Для того нам и нужны ученые. И я верю в то, что если мы поможем вам сейчас, вы приумножаете в будущем состояние Вадгарда. Да что там… измените мир, и, я надеюсь, к лучшему.
— Вы так наивны, — горько усмехнулся шакал, и встал сам. — Что ж, последний вопрос. Скажите, вы верите, что ваша сестра не взорвет ваш наивно созданный клуб, когда в нем накопится побольше ученых? Вы верите в то, что все, что она говорит — правда?
— Да, разумеется, — пожал я плечами. — У меня нет причин в ней сомневаться.
— Тогда вы ничуть не изменились, хотя поначалу мне показалось обратное, — фыркнул Норлейв. — А теперь сидите и слушайте, ваше высочество. Я позвал вас сюда вовсе не затем, чтобы подписать договор, который приведет мою новую семью к смерти. Нет… я хочу открыть вам, и всем здесь собравшимся истинную суть той гадюки, что скрывается под маской дракона.
Я внутренне нахмурился — благо на черепе это никак не отражалось.
— Хорошо, я выслушаю вас, — кивнул я, пытаясь, чтобы мой голос не выдал негодования. — Постарайтесь меня убедить.
— Итак, с чего бы мне начать, — злобно усмехнулся шакал, заведя руки за спину и принявшись ходить вокруг двух наших стульев. — Начну, пожалуй с того, сон Розалинд, о чем вам неоткуда было узнать. С вашей семьи.
— Да-да, — скучающе вздохнул я. — Грязные, лишившиеся благословения Розалинды. Оба старших мужчины — насильники, избивавшие жриц трехцветной кошки и зажимающих в темных углах служанок. Мать — как я понял была с ними заодно. Сто раз уже я ото всех это слышал, но меня это не особенно заботит.
— О, как чудесно, — с сарказмом гавкнул Нолейв. — Какая несвежую песню вам напели ваши домашние. Да, это знают все. Старые порочные Розадинды — чревоугодники и страстолюбцы, святая Ласла, жертва этих поганых стариков и вы, маленький, пушистенький всеми любимый зайчик, трепетный и правильный до противного. Да, грейте себя этими сказками, сон. Верьте в них. Но я расскажу вам другую историю. Такой вы еще не слышали, я вас уверяю.
Я напрягся, но прерывать его не стал. Сомнений не оставалось — все это ловушка. Ловушка не чтобы убить меня… а чтобы подгадить репутацию Ласлы. И мне сейчас нужно было не внушать этому псу, чтобы он примкнул к моему клубу, а постараться высмеять его и возвысить сестру. Повернуть все как можно более в нашу пользу. Но сначала — выслушать, что этот урод скажет.
Кая тоже, видно, это поняла, и сжала свою птичью лапку на моем плече.
— Жила была семья из четырех человек, — усмехнулся Норлейв. — А потом вдруг, перед самым рождением пятого, святая сестрица Ласла вдруг заболела. Заболела и пропала неизвестно куда, по словам короля — лечилась вдалеке от столицы. Где уж шлялась эта замечательная личность на самом деле — неясно, но вернулась она только когда ее младшему брату было уже три года. Вернулась еще более больной чем раньше. А потом начались какие-то странные вещи, замечательный мой принц. Хорошие король, королева и кронпринц почему-то начали стареть. Вопрос — неужели простое совпадение?
— Улик для обвинения недостаточно, — хмыкнул я. — Но мнится мне, вы еще далеко не все рассказали…
— Да, разумеется. Улик, как вы их назвали, у меня много. Не прямых, нет, что вы. Розалинды умели хранить свои секреты. Но вот вас странный факт номер два — Ласла пятьдесят лет ходила в невестах гречневого кронпринца и что-то все как-то они не женились и не женились. Вроде спали вместе, вроде их и целующимися видели, и даже любовью занимающимися за занавеской застукивали, но свадьбы, хотя выкуп был уплачен, все не было и не было.
— Но заметьте, — вклинился я. — Старели почему-то старшие, а младшие оставались молодыми.
— Свежо приданьице, — отмахнулся шакал. — Ничто не мешало вашей обожаемой сестричке скрывать это просто чуть лучше. К тому же в свет она выходила не так часто, как остальные — все дома оставалась больше. Но с другой стороны нет, я не отрицаю, что она не причем и эти странные странности — просто какие-то их семейные заморочки. Нет. Может и правда, жили вы с ней среди старших грешников святые и неприкосновенные — а то, что Розалинды были распущены и тащили в постель все что движется чистая правда. Красивая глупая девочка и ее слабоумный братик, красивая картинка.
— Вы сейчас назвали меня слабоумным?
— Отнюдь, ваше высочество, вы всегда жили завязав глаза розовой тряпочкой, — сладко пропел Норлей. — Такой милый мальчик, уси-пуси. Вам, мать вашу, пятьдесят лет, а вы даже не подозревали, что ваш отец насиловал вашу няньку каждый день после того, как она гасила свет в вашей комнате. И сейчас вы, судя по всему не изменились — не видите дальше своего носа.
— Продолжайте, продолжайте, — махнул я ему рукой. — Можете говорить обо мне любые гадости. Помните, что грязью кидающийся прежде всего свои руки пачкает, а снарядом может еще и не попасть.
— О, какие мы стали умненькие мальчики, — мерзко засюсюкал шакал. — Ну да ладно. Это не важно. Пусть вы были глуповаты и слепы, но зато в вас было хоть что-то человеческое. Хотя жаль, что ума не прибавилось.
Хлоп! Хлоп! Хлоп!
Молоток судьи трижды опустился на кафедру, от чего Норлейв вдруг схватился за голову.
— Хорошо, хорошо, — выкрикнул он. — Я признаю, вы умнее, чем были, и я это вижу. Потому вы поймете то, что я дальше вам скажу.
Он тряхнул головой, посмотрел на меня своими красными глазами и продолжил уже не как с придурком со мной разговаривать, что меня порадовало.
— В ночь, после вашего дня рождения, ко мне подошла ваша сестра, — сказал он, пялясь мне прямо в глаза. — Подошла и попросила меня постоять на посту лично, посторожить покой королевской семьи. И когда на часах стрелки показали три ночи пришло пятеро тихих рук. По счастью, среди них был мой старый приятель, с которым мы выросли на одной улице. Он подошел ко мне и сказал — сейчас мы пойдем и убьем короля и королеву, а ты беги, на тебя контракта не было. Беги так далеко, как только сможешь убежать, потому что скоро все изменится. Что ж… я сбежал.
— Весьма смелый поступок, — поежился я, предчувствуя услышать очень и очень нехорошую правду.
— Я не жалею, — усмехнулся Норлейв. — Скажи мне тихие руки прирезать короля — я бы прирезал. Всего единый раз в замок пришла моя дочь навестить меня… и ушла она из замка искалеченной немой сумасшедшей. Король сказал — повар. Лишил повара его колбаски и все дела. Но я был зол, как может быть зол только отец, ребенка которого изнасиловали и выбросили, как дырявый носок. Я убил повара, но он до последнего кричал, что не трогал. А то, что король и кронпринц меры в любовных утехах не знали было всем известно. Да, я бы убил Розалиндов… но бросить их и отдать тихим рукам тоже было ничего идеей.
— Я сочувствую вашему горю, — нахмурился я, — но при чем здесь Ласла? Ваши претензии не к ней.
— Верно, не к ней, — сощурился шакал. — Но она — часть это поганой, страшной семьи. И когда я бежал, я долго прятался в городе. Примкнул всего на пару дней к нищим, чтобы затеряться — измазал лицо сажей. И как-то раз я видел ночью призабавнейшую вещь. Я наблюдал, как тихие руки в кабаке делили вознаграждение и смеялись, потому что плату получили дважды. И первый раз им заплатила Ласла, решившая цинично прирезать всех, включая своего милого братишку, ради короны.
— Ложь! — вскочил со своего места я.
— Но, как видите, Соломати молчит, — усмехнулся Норлейв.
— Сон Розалинд, успокойтесь, — осторожно сказала Кая. — Давайте уйдем…
Чувство было такое, будто этот шакал воткнул мне в сердце нож. Нет… не он. Ласла. Лицемерная Ласла, столько добрых слов мне говорившая. Милая Ласла, что так любила своего брата. Страшная Ласла, которая заплатила убийцам за смерть собственных родственников. Но я заткнул себя. Заткнул то, что внутри меня орало о том, что нельзя защищать убийцу. Заткнул, встал прямо и, чувствуя, как каждое слово обжигает мой рот, заставляет череп чернеть и обугливаться, начал.