— На то и расчет, — улыбнулся ему я.
— Тебя после прошлого раза в кошмар не утянуло? — осведомился он, а потом сказал уже Ласле. — Хотите — утопите меня в ответ. Приму как заслуженное наказание.
— С магией ты нам будешь полезнее, чем без, — отрезала Ласла, надев маску. — К тому же ты свел его с девушкой.
— Да, вроде того, — смешался я, а потом тяжело вздохнул. — Мда… на самом деле я вам не очень верю, Норлейв. Но верю благословению. Когда я смирюсь с тем, что ошибался по этому поводу, я, пожалуй, перестану на вас злиться за тот кошмар. Хотя даже тогда, в замке Соломати, вы сыграли нам на руку.
— Все что не делается, все к лучшему, да? — спросила глухо, в маску, Ласла, ухватившись за ручки моего кресла. — Пошли, Ганс. Оставим волка в одиночестве, наедине со своим отражением. Пускай насмотрится. Видит свет-птица, себя пшеничником он теперь долго еще не увидит.
68. Друг
Эллиота я нашел на площадке перед рыцарским корпусом. Небо заволокло тучами настолько черными, что темные башни замка Лэд на их фоне казались белыми. Сверкали молнии — правда, так далеко, что росчерков в небесах не было видно. Лишь вспышки да гром оповещали о том, что идет самая настоящая буря. Но Эллиот, так похожий на тощую девчонку, не обращал на приближающуюся непогоду ровным счетом никакого внимания. Пыхтя и отдуваясь, он упражнялся с двуручным мечем. Оружие в его руках превышало рост рыцаря, он даже поднимал в воздух его с трудом. Однако было в движениях Эллиота что-то такое, что заставило меня застыть на месте и зачарованно любоваться его тяжелым, странным танцем. И, видно, сидел я так тихо, что парень заметил меня только когда оружие выскользнуло у него из рук и со звоном повалилось на устилавшие площадку камни.
— Чего уставился, принц? — спросил он — как всегда без особого почтения.
— Любуюсь, — сознался я. — Если ноги себе верну — научишь?
— Чтобы даже оторвать тонгр от земли тебе придется до этого тренировками спустить с себя семь потов, — фыркнул Эллиот. — Впрочем, я бы посмотрел на то, как его высочество языкастый принц будет пыхтеть, отжимаясь от земли.
— Ну, судя по тому, что мы с тобой примерно одной комплекции, у меня должно получится, — поддел его я.
Эллиот поморщился — совсем по-женски, надо сказать. Я еле удержался от того, чтобы ввернуть еще одну шпильку в его адрес. Те времена, когда я его побаивался давно прошли. Как и те времена, когда я относился к его проблеме как к бокалу из тонкого хрусталя.
— То, что я выгляжу как баба, не отменяет того, что я — мужик, — огрызнулся Эллиот. — Причем мужик, который каждый день поднимает вот эту здоровую железяку. Ты, конечно, тоже не женского пола, но ты калека и не поднимаешь в день ничего тяжелее чашки с чаем. Исходя из этого, как думаешь, что с тобой будет, если я тебе немного съезжу кулаком по лицу? Так, для профилактики и чтобы не приходил поглумиться.
— На самом деле я и не думал глумиться, — улыбнулся ему я. — Знаешь, на моей родине есть поговорка — свинья грязь везде найдет. Это про тебя. Вечно ты видишь всякую гадость, которой нет.
— Правда что ли? — фыркнул Эллиот. — Ну надо же, какой я, оказывается, мнительный.
— Ласла говорит, что это — твоя лучшая черта. Я с ней согласен.
— Я называю это осторожностью, а не мнительностью. К тому же…
Он посмотрел на меня, и мне показалось на секунду, что из-за его физической усталости на секунду проглянула усталость душевная. Эллиот… пожалуй, был одним из тех людей, которые помимо придворной маски носили еще и психологическую. Мне все казалось, что он зарыл что-то в себе, какое-то свое чувство или качество. Зарыл так глубоко, что было непонятно, что это. То ли мягкость он свою отсек и спрятал, то ли любовь к миру, жизни и людям, то ли еще что-то в этом вроде. Только вот это не сделало его сильным, как он думал. Озлобило только.
— К тому же когда охраняешь королеву довольно быстро начинаешь нервно дергаться от каждого слишком громкого звука, — продолжил Эллиот. — Каждая тень кажется тенью врага, каждый страшный сон — зловещим предостережением. Не поверишь, но я почти раз в неделю вижу во сне, как ее убивают. То травят, то втыкают нож в грудь, то выкидывают из окна. Поживи так год, два — и ты сам станешь параноиком. Не понимаю, как ты вообще можешь вести такую беззаботную жизнь здесь. Я все думал — может, ты туповат… но что-то не похоже.
— Комплимент? — удивился я. — От тебя? Никак мир сегодня к вечеру должен рухнуть.
— Заткнись, — поморщился рыцарь. — Беру свои слова обратно — ты туп как пробка. Да еще и ядовит, как гадюка.
— На самом деле я боюсь, — пропустил я оскорбление мимо ушей. — Просто не показываю. Да и я привык жить с этим ощущением страха и беспомощности. Представь себе, что у тебя не работают ноги, Эллиот. Если в соседней комнате твоего маленького дома что-то загорится, то ты, возможно, не успеешь сбежать. Любая громко лающая собака для тебя — проблема. Не говоря уже о том, как небезопасно на моей родине выходить на улицу. Гопники… хулиганы, в общем, на каждом шагу. Еще и район у меня был мерзкий.
— Отвратительно быть тобой, — заключил Эллиот, опустив меч на землю и утерев со лба пот. — Однако ты ведь не чтобы поговорить по душам пришел? Чего тебе надо, заяц? Говори и выметайся, ты мне мешаешь.
— Я хотел попросить тебя кое о чем, — решив, что я и правда достаточно долго размазывал кашу по тарелке, сказал я. — Хочу поговорить с Норлейвом с глазу на глаз. Но тюрьма, я так понимаю, открывается только твоей рукой.
— Тебе зачем? — удивился рыцарь, а потом с отвращением поморщился. — А… решил еще немного покопаться в грязном белье Ласлы? И не стыдно тебе?
— Не стыдно, — пожал я плечами. — Она сама не расскажет, а я… я просто чувствую, что пока я всей истории не знаю, у меня не получится снять с нее проклятье. Да и секреты я, честно сказать, не люблю.
— Она ведь к тебе как к родному, — пожурил меня Эллиот. — Втерся в доверие, живешь за ее счет, во всем она тебе потрафляет. Нет бы сидеть тихо и наслаждаться тем, что есть, а ты — гадишь. Лезешь в душу, козел, бередишь ее старые раны.
— По своему скромному опыту я уже понял, что ей это только на пользу, — покачал я головой, а потом позволил себе огрызнуться. — К тому же если бы я ходил перед ней на цыпочках как все вы — грош бы мне цена была.
— Она же королева, дурья твоя бошка. А к королевам нужно относиться с почтением.
— Ты так об этом говоришь, будто короли и королевы — это какой-то отдельный вид сверхлюдей, — поморщился я. — Но на деле Ласла ничем не лучше и не хуже тебя или меня. Ей хочется говорить с людьми как с людьми, а не как с подданными, а нельзя. Надо же статус подчеркивать. И ей тяжелее чем прочим, потому что у нее нет семьи. И я, Эллиот, как ты сказал, втерся к ней в доверие не чтобы лежать на мягких перинах. Я сблизился с ней чтобы ей было не так одиноко. Жил бы я при этом в комнате слуги — все равно бы пытался ей помочь.
— А ты герой, — саркастически поддел меня рыцарь. — Да, конечно, жил бы он в комнате прислуге. А кто орал в самом начале, что он несчастный инвалид и ему нужен уход?
Крыть было нечем, и я сдался.
— Ладно, ладно, хорошо. Я плохой, ты хороший. Но я действительно не ради того, чтобы над ней поиздеваться хочу узнать о ее прошлом. Если стрелу из тела не вытащить — рана не зарастет.
— Да знаю я, — почему-то потупился Эллиот. — На самом деле я не считаю, что ты — зло. Пока от тебя было больше пользы, чем ото всего этого змеиного гнезда. Я на твоей стороне, принц. Потому к Норлейву мы не пойдем.
— Почему? — я не знал, чему больше удивляться — добрым словам или неожиданному отказу.
— Во-первых, знает он мало, — покачал головой Эллиот. — Во-вторых, он переметнулся на сторону Ласлы, и теперь из него и слова лишнего о ней не вытянешь. Не представляешь, что с ним вчера Лука делала, чтобы развязать язык… я думал, честно говоря, что он помрет.
— Не помер? — опасливо спросил я.
— Не помер, — успокоил меня рыцарь, а потом снова поднял свой меч. — Однако я не думаю, что ты сможешь от него чего-либо добиться. Забудь о нем, этот шакал одержим жаждой крови, хочет прирезать этого, тьма его забери, гречневого принца. Лучше поймай Луку.
— Она говорила, что ничего не знает, — хмыкнул я.
— Лука? Не знает? Ха! — развеселился Эллиот. — Она знает все! Все и обо всех. Это — ее работа, ее хлеб. Королева — не исключение. А тебя она за нос поводила, причем поводила не особенно стараясь. А ты и поверил. Нет, ты точно туповат, принц. Однозначно.
— Увы, согласен, — мне стало стыдно за свою глупость. — Однако если она мне до этого ничего не говорила, то с чего же расскажет сейчас?
— Она тебе ничего и никогда не расскажет, — покачал головой рыцарь, махнув мечом. — На ней не только расписка, по которой за выдачу тайн короны ей грозит виселица, но и магическая печать. Так что ты от нее прямо ни слова не добьешься. Но есть один способ, как добиться подсказки.
— Как же?
— Давай так… — Эллиот начал говорить, но неожиданно вздрогнул и, опустив меч, тронул щеку. — Ну вот, а я надеялся еще полчаса потренироваться.
Дождь полил так сильно и так неожиданно, будто над нами кто-то наклонил исполинскую лейку, полную воды. Рыцарь шустро зашел под крышу, но успел изрядно намокнуть. Тонгр был помещен на специальную подставку рядом с длинными копьями. Сверкнуло — молния разрезала небо прямо над нашими головами, перепрыгнув с тучи на тучу. Оглушительно грянул гром, и я подумал, что если бы мы были на Земле, то от этого похожего на взрыв раската обязательно завыли бы сигнализации машин. Вспомнив рассказ старика-ученого про охотников на молнии я поежился. Вот уж чем бы я точно никогда в жизни не стал заниматься! Гроза всегда вызывала у меня какой-то подсознательный, животный страх.
Однако Эллиота молнии вовсе не пугали. Он подошел ко мне, присел на корточки и достал из кармашка брюк сигарету. Конечно, она была без фильтра. Да что там фильтр! Банальная самокрутка!