– Почему нет? – хмыкнула Марион. – В замке как раз скоро состоится маскарад.
– Да как же это? – ахнула Эмма.
– Так ведь платье нужно, маска… – добавила Клодина.
– И билет, наверное, нужен? Или проход открыт для всех? – усомнилась я.
– Ну, положим, билеты я смогу достать… – сощурилась Марион.
– Это же нереально, – вздохнула, почти всхлипнула Эмма.
– Бал в Черном замке – это же мечта! – восторженно прошептала Клодина.
Я оглядела всех четырех решительным взглядом, моему пьяному мозгу хотелось возмутиться любому невозможно.
– Четыре платья, четыре маски, макияж, прически, обувь, билеты, транспорт… Да, это действительно сложно. Я бы одна не решилась…
Я со значением взглянула на Марион.
У Эммы задрожала нижняя губа, будто она готова была расплакаться.
– Но ты не одна, – поняла мой намек Марион. – Нас ведь четверо.
– А вчетвером мы, наверное, что-то сможем? – спросила я с намеком.
– Я могу достать билеты, – напомнила Марион.
– А я могу попытаться добыть платья, – неожиданно встряла Клодина. Мы все уставились на нее удивленно. – Моя тетушка работает швеей, у нее собственная мастерская. Есть там и готовые образцы, чтобы было что показать клиенткам, но их никто не желает покупать и не хочет надевать, всем хочется что-то свое придумать. Если вернуть потом все в целости и сохранности…
В тот вечер мы сделали пирожные и украсили их, как когда-то торт для лорда Керуша: каждое прекрасным леденцовым цветком. Оказывается, в этом мире он был таким же символом чувств, как и сердце, даже более желанным – как недостижимый идеал вечной любви. И, кажется, каждая девушка, получив свое пирожное с прекрасным золотым лотосом, загадала желание, чтобы ее чувства обрели взаимность.
Конечно, на нашем пути вставало множество препятствий, но нас было четверо, и мы активно принялись за их решение. Началось все с того, что, протрезвев наутро, девушки были шокированы мыслью, что я, вообще-то, тоже хочу на карнавал. Как так? Ведьма же!.. И платье цветное ведьме не положено, и волосы нельзя показывать, и вообще… Но я заявила, что это только традиции, и мне на них плевать; и вообще, на балу никто не узнает, что я ведьма, поэтому не будет подбирать мои волосы и пытаться проклясть – или из-за чего там еще ведьмы их прячут.
Слава всем богам, Марион за меня заступилась. В конце концов, ведьмы тоже иногда хотят веселиться и танцевать. Точно, танцы! Я ведь о них совсем забыла! Девушки были поражены, узнав, что я не умею танцевать. Пришлось срочно учиться. Я притаптывала даже во время работы, ваяя очередные леденцы.
Конфеты мои становились все более детальными, на колбасках уже прослеживался не простой однотонный рисунок, а сложные многогранные элементы, похожие на калейдоскоп. Для этого я получила-таки еще несколько цветов. Мне покорился синий, который я делала из местной ягоды, похожей на чернику, и зеленый, который добывала из зелени, по виду напоминающей листья одуванчика, а по вкусу скорее похожие на щавель. Зеленые конфетки приобретали легкий кисловатый привкус и стали моими любимыми. Смешивая эти цвета, я могла добавить еще оттенки в свой калейдоскоп. Я складывала рисунок в форме треугольника, тщательно растягивала его, чтобы не повредить рисунок, резала на шесть частей и их уже складывала так, чтобы получился шестигранник, каждая часть которого повторяла один и тот же рисунок. Получалось долго и сложно, легко было запороть такую работу, но зато красиво и интересно.
А еще я подумывала о том, чтобы когда-нибудь замахнуться на что-то вроде амэдзаику – это японское искусство создания из карамели фигурок в форме животных. Такие конфеты выглядели как изящные стеклянные фигурки с переходом цвета, детально вылепленными чешуйками и плавниками у рыб, прорисованными шерстинками у собак. Я как-то видела видео создания нескольких фигурок. Было очень красиво, но я никогда ничего подобного сделать не пыталась, предпочитая те методики, в которых требовалось скорее умение, ремесло, чем художественная лепка.
Но к балу я сделала для каждой из девочек по подарку: по большому фигурному леденцу-сердцу малинового цвета. На передней части его я вылепила объемный цветок. Купила новые ножницы, помыла, простерилизовала и ими отщипывала от основы треугольники-лепестки по кругу в несколько рядов, кое-как округлым кончиком чайной ложки формировала. Не то чтобы вышло идеально, но узнать цветок было возможно. А свет, проходя через леденец, словно оживлял лепестки.
Как ни странно, мы справились, и ко дню бала все было готово. Оказалось, что одна из девушек, работавших на кухне, прежде, еще до замужества, была горничной у состоятельной дамы и могла сделать всем прически. Платья и к ним маски мы получили от родственницы Клодины с обещанием возврата. Правда, к ней мне приходилось ходить не в своих ведьмовских тряпках, а переодеваться у Марион в обычную одежду, так как ведьме цветные платья не полагаются даже на маскараде. Местным танцам меня подучили как смогли. Они были не такие уж и сложные. Да и девушки бывали на балах разные, не все умели танцевать хорошо. На обувь пришлось потратиться. Но и здесь у вездесущей Клодины оказались связи, и она помогла нам сделать заказ у своего дальнего родственника со скидкой. Макияж всем четверым делала я сама. Из земной косметики с собой у меня был тональник, пудра, румяна, помада, карандаш для глаз и тени в коричневой гамме. Все же я с работы попала сюда, а не с вечеринки, но по местным меркам и это было сокровищем.
С транспортом вышло неожиданно. Я увидела как-то на улице своего знакомца, который когда-то в первый день подвозил меня от замка на телеге. Теперь он уже восседал на козлах вполне приличной открытой кареты. Я присмотрелась и смело его остановила. Оказалось, что он женился, а тесть пристроил его возницей в хороший дом на приличное место. И все это он связывал с моим фиктивным благословением. Я и решила обнаглеть и спросила, не сможет ли он подвезти на этой карете четырех леди до замка нужным вечером?
– Для вас – что угодно, – поклонился мне парень. – Я сперва хозяев на маскарад отвезу, а потом могу заехать. Хозяин пожилой, он дольше чем на час на балу не останется. Ему только всех знакомых поприветствовать – и домой. А потом я смогу вернуться за вами и с бала забрать. Только нужно обязательно к часу ночи вернуть карету во двор. В час охрана дом обходит, могут заметить отсутствие.
– Не волнуйся, к половине первого твои пассажирки будут ждать на крыльце. А если нет, можешь смело уезжать. Сами домой доберутся. Я тебе лишних неприятностей не желаю… – Я не стала уточнять, что и сама буду среди тех пассажирок, чтобы не шокировать парня тем, что ведьма тоже может переодеться. – Ты только смотри, сильно-то не злоупотребляй. Мне предложил подвести – за это спасибо! Но сильно не наглей, чтобы хозяин не осерчал.
– Конечно, госпожа ведьма, как можно. Я за свое место очень держусь.
– Ну, тогда спасибо, – улыбнулась я. – Надеюсь на тебя.
А в то утро, когда мы должны были поехать на маскарад и все уже было подготовлено и организовано, едва я проснулась, как граар огорошил меня новостью.
– Кажется, я заболел, – произнес он трагическим шепотом и картинно повалился на подушку.
Граарчик страдал картинно и вздыхал тяжело.
– Конечно, иди на работу. Я понимаю. Это важнее, чем я…
И взгляд несчастный-несчастный.
– Да что такое? Что у тебя болит? – пыталась разобраться я.
– Ох, да какая разница! Пусть я даже умру, лишь бы тебя это слишком сильно не напрягло. Просто вынеси мое тело куда-нибудь на гору и оставь, пусть меня мыши съедят, – еще более страдальческим тоном произнес он.
Котяра явно переигрывал, так что сочувствовать ему выходило плохо, но я никак не могла сообразить, что же происходит на самом деле и в чем причина его поведения. Он только елозил по подушке спиной, словно валерьянки кто налил, и строил из себя умирающего.
– Иди поешь хоть, – предложила я.
– У тебя же ничего не осталось…
Ярко-зеленый глаз подозрительно приоткрылся.
– Вспомнила! У меня осталось еще немного леденцов, – соврала я.
На самом-то деле я просто не хотела отдавать все этому проглоту в один день и приберегла, а то он ведь может уничтожить и кило сахара в один присест. Я залезла в дальний шкафчик, вытащила из него кулек из пергаментной бумаги, высыпала леденцы в миску и поставила на стол. Котяра ел исключительно со стола, потому что «он же не собака».
– Ну ладно, давай, – обрадовался граар, мгновенно забыл о своей болезни и, взмахнув крыльями, перелетел на стол, который слышно скрипнул под его весом.
Он захрустел леденцами, разбрасывая вокруг сахарную крошку, а я присмотрелась.
На спине граара, как раз между крыльями летучей мыши, на его дымчато-серой шкуре, покрытой мелкими чешуйками, было видно пятно более светлого цвета. Внимательно приглядевшись, я заметила, что в этом месте чешуйки будто отслаиваются. Может, у него раздражение какое-нибудь? Вроде диатеза у детей от большого количества сладостей. Может, аллергия? Я аккуратно притронулась пальцами к этому пятну. Граар не отреагировал. Я медленно провела пальцами. Тонкая кожица странным образом будто двигалась под пальцами.
– О да, давай, почеши там, – простонал котяра, оторвавшись на миг от еды и прищуривая глаза.
Я покорно почесала, продолжая разглядывать спинку. Вроде бы ему было не больно, а даже приятно. Кот басовито замурчал и опять зачавкал леденцами. Как только у него это получается одновременно? Я сместила руку чуть вбок и тут заметила, что зона более темной кожи граара будто побелела под моими пальцами, словно отслоилась, стала легче двигаться. И тут я поняла.
– Да ты же линяешь! Ты просто вырос, вот и начал линять. Ты совсем и не болен!
– Как это не болен? У меня все чешется!
От возмущения граар оторвался от своей миски.
– Ну, это же не болезнь, а естественный процесс, – возразила я.
– Все равно! Ты должна остаться сегодня дома, не ходить на работу, а чесать меня везде, где чешется! – заявило наглое животное.