Между домами сновали люди, вокруг корабля уже столпились лодки торговцев. Некоторые из местных – загорелых с большими скулами и карими глазами людей – уже забрались на палубу и бойко торговались с матросами, обмениваясь всякой ерундой.
Какофония цветов и заказов ошеломила меня настолько, что я не могла сдвинуться я с места. И в шуме, гаме голосов, тарабанящих на совершенно незнакомом языке, даже не услышала, как кто-то подошёл сзади. Только когда ощутила прикосновение к плечу, обернулась.
Фрэдерик улыбнулся, заметив мой сияющий взгляд.
– Туда… – я не знала, как сформулировать вопрос, мысли от восторга куда-то разбежались.
– Можно пойти, – кивнул капитан, приближаясь. – Это почти безопасно – там такая плотная застройка, что риск упасть на землю почти нулевой.
Хотелось спуститься в город, осмотреть это невероятное место. Впервые с того момента, как я узнала о проклятии, ко мне вернулось прежнее любопытство. Поговорить с местными, попробовать специи, узнать, с кем и чем тут торгуют и как живут – я даже дышать стала чаще, и перспектива смерти в тёмных водах показалась не такой уж ужасной, если перед таким финалом мне удастся ещё хотя бы несколько дней провести здесь.
– Прогуляемся? – предложил Фрэдерик, указывая рукой на трап.
Я согласилась, мы спустились, капитан уже шагнул в сторону низких домов, но нас нагнал Стэфан.
– Она пойдёт со мной, – безапелляционно заявил он и взял меня за руку.
Я удивлённо на него посмотрела и попыталась аккуратно высвободиться, на что получила тихое "ты обещала", сказанное с раздражением сквозь стиснутые зубы.
Оставалось только кивнуть, ведь мы и в самом деле договаривались, и пойти вслед за Стэфаном куда-то к переулку между хижинами. Оборачиваться не хотелось, но я успела мельком глянуть на Фрэдерика. Он, еще минуту назад спокойный и улыбчивый, скрестил руки на груди и провожал нас ледяным взглядом.
Мы углублялись куда-то в бесконечные ряды построек, доски пирса качались под ногами, и казалось, что я вовсе не сходила с корабля. Хотелось идти помедленнее, разглядывать лавки торговцев, поболтать с кем-нибудь – хотя бы жестами, но Стэфан уверенно тащил меня куда-то вглубь острова, к вулкану.
– Мы идём к жрице? – спросила я, с трудом выравнивая дыхание, которое сбивались из-за быстрой ходьбы.
– Да, – ответил Стэфан, ускоряя шаг. – Мы будем очень близко к земле, и тебе, возможно, придётся немного меня подстраховать, так что…
Тут капитан скользнул по моей ладони пальцами и замер. Обернулся, опустил взгляд. Я вздрогнула и попыталась выдернуть руку, но он долго смотрел на чертовы перепонки, которые удлинились за день. Потом поднял на меня глаза – потускневшие и равнодушные.
– Давно? – вопрос будто ударил холодом.
– Почти неделю, – сдавленно прошептала я, опуская взгляд.
Несколько мгновений мы молчали, а потом Стэфан, не отпуская моей руки, пошёл дальше.
– Тогда тем более навестим эту шарлатанку, – бросил он на ходу, но я не ответила, потому что еле поспевала за его стремительным шагом.
Мы шли переулками, и я разглядывала дома, следящие друг за другом в окна, слышала скрип досок под ногами и старалась ни о чем не думать. Очнулась только в тот момент, когда мы добрались до окраины.
Пологий бок вулкана убегал вверх, за него цеплялась низкая желтоватая трава и редкие кустарники. Вдалеке от необычного города, метрах в десяти выше по склону, стояла на сваях хибарка, соединённая с платформой, на которой остановились мы, тонким подвесным мостом.
– Нам туда, – ехидно сообщил Стэфан и первым взялся за веревочные перила.
Я сглотнула и попятилась. Вспомнился рассказ Фрэдерика о том, как за считанные мгновения иссох один из матросов, и по спине пробежали зудящие мурашки.
– А мне обязательно туда идти? – спросила я, и даже стыдно стало за собственный дрожащий голос.
– Разве не хочешь посмотреть в глаза той, которая втянула тебя во всю эту историю? – Стэфан сделал несколько шагов вперёд, обернулся и протянул мне руку.
Ему и в самом деле удалось меня убедить. Я подошла к мосту, схватилась за верёвку, как будто она могла помочь, но к руке капитана не прикоснулась. Он хмыкнул и двинулся дальше.
Проклятая лестница шаталась и скрипела под ногами. Казалось, что сейчас любая из тонких деревяшек обвалится прямо под стопой, но ничего подобного не произошло. Однако когда мы оказались на прочном пороге хижины, я чувствовала себя такой уставшей, будто пробежала пару тысяч метров.
Стэфан постучал. Несколько мгновений ничего не происходило, потом из-за двери послышался шорох. Дверь отворилась почти бесшумно, и из щели выглянуло сморщенное женское лицо.
Как только старуха подняла взгляд и узнала Стэфана, её глаза округлились, она завизжала и захлопнула дверь прямо перед его носом.
– Открывай, старая сволочь!
Капитан рванул дверь на себя. Она легко поддалась, и он рванулся внутрь. Я шагнула следом. На несколько секунд меня ослепила темнота, в нос ударил запах каких-то трав и благовоний – такой резкий, что закружилась голова, а потом меня ослепила внезапная вспышка света.
Проморгавшись, я поняла, что из хижины есть ещё один выход, и сейчас вторая дверь распахнула, а старуха улепетывала вверх по слону так быстро, как только могла. Она тащилась по земле, прихрамывая и постоянно оглядываясь, ворох грязно-коричневых юбок волочился вслед за ней, и чем сильнее бабака от нас отдалялась, тем медленнее шла. Видела, что я не пытаюсь догнать, и, похоже, всё поняла.
От досады я топнула ногой, но не успела ничего сказать, как Стэфан выхватил из кобуры пистолет.
– Стой, сволочь, иначе выстрелю! – крикнул он.
Я взглянула на лицо капитана и догадалась, что тот отчаянно блефует. Если старуха умрёт, мы вообще ничего не узнаем. А если её просто ранить, то как доставать потом с земли?
Но жрица этого не поняла. Остановилась, покосилась с опаской и медленно двинулась назад, придерживая тряпье тощими руками.
– Живее!
От нового окрика Стэфана я вздрогнула, но не могла оторвать взгляд от старухи – сгорбленной, сморщенной. Её злобные глазки сверкали из-под нависших безволосых бровей, а шея чернела от некогда чётких, а сейчас расплывшихся татуировок.
Как только жрица, кряхтя, забралась по ступеням и оказалась внутри, я тут же захлопнула дверь и прижалась к ней спиной. Стэфан встал возле того входа, через который проникли мы, и презрительно оглядел старуху, не опуская оружия.
– Твоё пророчество – брехня, – почти прорычал он.
Я невольно дёрнула плечами. За всё время, что провела на корабле с ним, разу не видела, чтобы он выражался так… резко и жутко.
Старуха как затравленная крольчиха посмотрела сначала на Стэфана, потом на меня, и вдруг заголосила так громко, что у меня заложило уши.
– Прости меня, девочка! – слезы покатились из щелок-глаз, и бабка вдруг рухнула на колени. Но кроме омерзения и злости я ничего к ней не испытывала.
– Я ж не знала, думала, помогаю большой любви, я же… я… – причитала она под недоуменным взглядом Стэфана.
– Встань! – прикрикнул он, но жрица рыдала, не унимаясь.
Судя по всему, её приступ самобичевания – не просто актёрская игра. Она дёргалась себя за волосы, рвала подол юбки, её ноги подкашивались каждый раз, когда она пыталась подняться.
Дожидаясь, пока закончится эта отвратительная сцена, я оглядела хижину. Типичная лавка деревенской ведьмы: пучки трав, склянки из мутного стекла, глиняные тарелки и кувшины, ракушки, рыбьи хвосты и плавники. У стены, за мешком, я заметила угол как будто бы рамы от картины. Заинтересованная, подошла и потянула за резное дерево. Оно не поддалось. Пришлось отодвинуть мешок, и когда я все же вытащила полотно в центр хибары, то присвистнула от удивления. С картины на меня пустыми голубыми глазами смотрела Эстер.
Глава 19
Я в оцепенении перевела взгляд с портрета на Стэфана. Капитан даже не пытался вернуть себе показное спокойствие и тоже во все глаза рассматривал полотно, нарисованное пусть и не слишком изящно, однако вполне узнаваемо.
Блеклая кожа, бессмысленный взгляд в неизвестную даль, сложенные на коленях руки с болезненно-тонкими и синеватыми запястьями – неужели я и правда выгляжу именно так?
– Откуда это? – я приподняла картину и стукнула рамой об мол.
Старуха сжалась под моим взглядом, поднялась на ноги и отряхнула юбку.
– Расскажу всё как есть, но клянитесь, что потом вы уйдёте, – проворчала жрица.
Стэфан кивнул, вернул пистолет в кобуру и сделал рукой странный жест, который я даже не успела уловить. Местный вариант клятвы, надо полагать. Старуха окинула капитана взглядом хитро прищуренных глаз, довольно кивнула, и, даже не взглянула на меня, начала торопливо объяснять.
– Аккурат за десять дней до того, как ты, капитан, вернулся в порт, ко мне пришёл молодой моряк, офицеришка какой-то, не то француз, не то англичанин – для меня все они на одно лицо. Купил он у меня травок и рассказал прелестнейшую историю. Есть, говорит, у южных берегов остров, на котором живёт девица. И вот она-то якобы сильно любит тебя, Стэфан. Так сильно, что без тебя и жизнь вроде как не мила. Но не может она с тобой ни увидеться, ни словом обмолвиться.
Я подавила в груди клокочущий гнев и присела на ближайший сундук, чтобы дослушать историю жрицы до конца. Однако о том, кто именно пришёл к ней, я уже догадалась.
– И портрет мне этот привез, будто я не колдунья, а шарлатанов какая, – ведьма пренебрежительно кивнула на картину и вальяжно прошлась по комнате, разминая ноги. – Попросил меня этот офицеришка, чтобы я тебе в видении эту красавицу показала и поведала про избавление от твоей напасти.
Я мельком глянула на Стэфана. Он от злости стиснул зубы, и скулы напряглись так, что, казалось, сейчас прорвут бледную кожу, но молчал, хоть в глазах и отражались ярость напополам с тоской. Сейчас он выглядел как никогда похожим на обычного человека.
– Я поначалу отказалась было – неладное почуяла. Но он угрожать начал. Я не сдавалась, тогда предложил он мне вот эту красоту, – старуха порылась в складках юбки и выудила оттуда кольцо.