Девушка недоуменно покачала головой и все-таки решила обойти все помещения на первом этаже.
“Заодно и экскурсию себе устрою. Я ведь на самом деле и не была толком нигде”, — Лина запхнула поплотнее рубашку.
Отчего-то вдруг ей сделалось холодно и неуютно. Даже мурашки по телу побежали и стали покалывать иголочками. Лина поежилась и пожалела, что оставила жилетку наверху.
“Очень странно. Вроде лето на дворе стоит. И днем такая жара. Да и ночью вчера было очень даже тепло”, — Лина открыла первую дверь.
“Наверное, это от того, что я спала мала. Организм энергии недополучил. Хотя… Виль же говорил, что охотникам все нипочем. И не спать могут сутками, и не есть.
Не знаю. Может, я какая-то не такая охотница получилась?” — Лина закрыла дверь, не обнаружив источника дыма. Обычная комната с двумя кроватями и скатанными матрацами. Пыльная и темная, в которой явно давно никто не жил.
Лина поморщилась. Запах пыли навевал на нее совсем грустные мысли. Ее первое пробуждение там, наверху, в чьей-то чужой постели. Пыльное покрывало и пылища вокруг. Одежда девушки, которая тут жила до нее.
Кто она была?
Она ведь носила эту одежду, которую Виль принес для Лины.
Где эта девушка сейчас?
И какие отношения их связывали?
Она была его ученицей, как Лина…или?
От мыслей об этом “или” дрожь сотрясла все ее тело.
Девушка прошла коридор почти до конца, открывая двери одну за другой.
Комнат оказалось совсем немного, всего четыре.
А вот когда Лина подошла к пятой, то тут же поняла, что нашла источник дыма. У нее засвербило в носу, девушка закашлялась и скорее открыла дверь. Увидела небольшое помещение округлой формы, в котором все еще клубился дым, постепенно уходя в маленькое отверстие в потолке.
Никакого пожара не было. У Лины как камень с плеч свалился.
А в дальнем углу горел камин.
Она вошла и остановилась.
Яркие языки пламени лизали старые закопченные камни.
А перед камином сидел ее мастер.
Виль сидел с прямой спиной, скрестив ноги как натуральный йог и смотрел прямо в огонь.
Лина чихнула еще раз и зажала нос. Но мастер будто и не слышал. Он сидел в той же позе, очень напомнившей Лине позу для медитаций, в которой любил перед началом занятий сидеть и Марк.
“Миры разные, а привычки у моих так сказать мастеров прям очень похожи”, — Лина на носочках подошла поближе.
Ее тоже манил огонь.
В позе для медитаций Лина сидеть не умела. Она села по-турецки и тоже уставилась в играющее всполохами пламя. Огонь менял цвет, становясь то ярко-алым и тогда языки пламени поднимались вверх. То вдруг он становился оранжевым, как летнее солнце. А иной раз в нем чудились Лине юркие изумрудные искорки.
— Не спится, ученица?
Глава 39
Лина вздрогнула и повернула голову. Виль сидел все в той же позе. Руки его расслабленно лежали на бедрах ладонями вверх. Чеканный профиль мастера завораживал. Лина почувствовала, как сердце ее забилось и маленькие заснувшие было бабочки в животе вдруг проснулись и забили крылышками. Тягучая истома неожиданно охватила девушку.
Лина сглотнула и внезапно осипшим голосом ответила:
— Да. Никак не заснуть.
Виль на мгновение повернул голову в ее сторону. Посмотрел на девушку колодцами потемневших глаз:
— Как меня нашла, ученица?
Лина порозовела и ответила:
— Дымом сильно тянуло из под этой двери.
Она быстро взглянула наверх, осененная внезапной догадкой:
— Моя комната…Ну, где я сплю, она ведь как раз над этим помещением?
Виль, которому выйти из состояния медитации было уже довольно сложно, да и не хотелось, ответил кивком.
— Да и холодно вдруг стало, — добавила девушка, упрямо смотря мимо Виля. Прямо вот будто иголочками все тело закололо. У вас летом так часто бывает?
Охотник вздрогнул:
— Ты почувствовала холод?
Лина с удивлением ответила:
— Еще бы не почувствовать, когда вдруг так затрясло и противно закололо везде.
Виль мгновенно вышел из медитативного состояния и повернулся к девушке.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами и хмурилась. Носик ее при этом так мило морщился, что охотника вдруг охватило давно забытое, теплое чувство.
Ему захотелось коснуться ее губами и прижать к себе, баюкая, точно разбуженного среди ночи ребенка.
Но Виль не был бы мастером, если б позволил себе такие вот вольности в отношении девушки. Да и где-то глубоко внутри него сидело данное себе слово “не привязываться”. После Лиссы он не хотел привязываться ни к кому. А особенно к этой иномирянке, к которой его тянуло помимо воли.
Ведь привязанности губительны. Да. Хватит с него Лиссы. Слишком опасна их жизнь сейчас, чтобы давать место возникшим чувствам.
Виль неожиданно осознал, что он действительно испытывает к девушке чувства, которых ни к кому не испытывал. Собственно, мужчина и не знал, что все еще способен их испытывать.
Чувства были настолько сильными и яркими, что охотник прятал их от себя, вытесняя в самые глубины подсознания.
Он понимал, что иначе просто не выдержит. Что будет, если они выйдут наружу?
Виль вздрогнул.
Открыться ей и потом опять потерять?
Нет.
Она все еще его ученица.
Ученица, которая почувствовала тот же самый потусторонний холод, что и он. И ее притянул живой огонь.
Неужели подготовка девушки близка к завершению?! Но это совершенно невероятно.
Обычно новорожденный охотник начинал чувствовать близость Перелома года через полтора, не раньше.
Как такое может быть?
Виль напряженно смотрел на девушку, отмечая в ней малейшие изменения.
На первый взгляд их не было. Разве что в ее глазах появились едва заметные зеленые искорки…
Или это отблеск пламени, постоянно меняющего свою окраску?
Лина с трудом выдержала его взгляд и под конец отвела глаза:
— Что это за место, мастер, — глухо спросила она, просто чтобы скрыть свое смущение. Щеки ее полыхали.
“Боже мой! Что я как невинная девица, право слово”, — Лина опять уставилась в огонь.
Огонь на нее всегда действовал умиротворяюще. Правда, у Лины дома никаких каминов не водилось. Не тот уровень жилья. Но вот на даче у Олежки камин был. Они любили сидеть рядом, в мягких удобных креслах и смотреть на огонь.
Сухие березовые дрова уютно потрескивали, Лина держала в руках большую чашку с какао. Ее тянуло к огню, и она обычно садилась ближе на расписную подушечку и пила какао маленькими глотками.
За окном кружилась непогода, а Лина жмурилась, наслаждаясь этим вечером вдвоем с Олежкой.
Лина вздрогнула.
Ну почему эти мысли возникают так не вовремя? Почему она до сих пор так и не смогла забыть Олега?
Прошло целых пять лет…
Лина забылась и почти беззвучно прошептала:
— Олежка…
Виль почувствовал, как непонятная злость вдруг затопила его сердце. Слабый ментальный блок слетел, не выдержав накала чувств Лины, и охотник полностью ощутил всю ее боль, гнев и растерянность.
Мужчина вдруг, сам не ожидая от себя ничего подобного, неожиданно спросил:
— Кто он?
Лина вздрогнула.
— Он? Вы о чем? — растерянно проговорила она, проводя рукой по лицу и будто просыпаясь.
— Тот, чье имя ты так часто повторяешь, — хмуро произнес охотник и тотчас замер, выругавшись про себя.
“Одинокий меня дернул!”
Нет, это был не Одинокий. Его дернул черт.
Но слово не воробей.
Хорош наставник, нечего сказать.
Вот сейчас Виль куда лучше понимал своего мастера, который никогда не брал в ученики женщин.
Слишком много мороки. Слишком велика вероятность привязанности. Как правило, ничего хорошего из этого не получалось. Вообще, не дело девушке жить в форпосте вместе с мужиками. Не дело.
Во времена Одинокого, говорят, были форпосты, в которых жили только охотницы.
Но те времена давно прошли.
Наставник был прав. Многолетняя выдержка отказала Вилю и желваки заходили на его скулах.
— Можешь не отвечать, ученица, — с трудом сглатывая вдруг образовавшийся в горле ком, сказал Виль.
Он, чувствуя непонятное смущение, отвернулся и попытался вернуться к состоянию, вызванному медитацией.
— Даже не собираюсь! — вдруг закричала Лина и вскочила на ноги. — Это не ваше дело!
Глаза девушки засверкали, щеки раскраснелись. Волосы разметались по плечам и сейчас она казалась Вилю одновременно грозной воительницей и растерянной маленькой девочкой.
— И вообще… Вообще оставьте меня в покое наконец!
Лина развернулась и бросилась вон.
Глава 40
“Мастер, называется! Вот кто просил его лезть в душу, а?
Марк себе никогда ничего подобного не позволял!
А этот? Да что он о себе возомнил!” — злые, беспомощные слезы лились из глаз Лины. Девушка даже не заметила как вбежала на второй этаж и очутилась в своей комнате.
Рывком открыла грязное, покрытое слоем паутины окно.
Высунулась наружу и холодный утренний ветер разметал ее длинные спутанные волосы. Он касался ее разгоряченных щек и осушал горькие соленые слезы.
Но слезы лились потоком, и ветер уже никак с ними не справлялся. Лина смотрела невидящим взоров вниз и задыхалась от рыданий.
Наконец она сползла на пол и замерла, свернувшись клубочком. Беззвучные рыдания сотрясали тело девушки еще некоторое время, а потом Лина просто отключилась.
Очнулась она от запаха. Пахло горелым. Именно горелым. И запах этот был ей знаком. Так пахло, когда Лина первый раз собралась печь блины и сожгла парочку.
“Он опять разжег камин? Ну, не блины же печет, на самом-то деле,” — пронеслось у девушки в голове.
Она открыла глаза и только сейчас поняла, что умудрилась заснуть прямо на голом полу. Одежда ее была вся в разводах, благо пыли тут хватало. А слезами, которые Лина проливала, можно было и море наполнить.
Лина коснулась лица. Лицо явно опухло. Но, что было самое странное, сейчас Лина не чувствовала того всепоглощающего горя, в котором вчера чуть не утонула.