Мысли метались, путались. Я вспомнила Айлу, ее искаженное злобой лицо, ее признание. Вспомнила яд, парализовавший тело. И ребенка… Мой ребенок. Он сейчас там, в моем беззащитном теле, один…
А потом я почему-то подумала о Конарде. О его ярости, о его презрении. О его поцелуе, таком злом и таком… обжигающем. И о том, как он превратился в дракона. Огромного, черного, могущественного. Символ силы и разрушения. И в то же время… что-то в его последнем взгляде, когда он увидел мой ужас, было не только драконьим. Что-то человеческое. Или мне так показалось?
Я думала о нем, о его силе, о его тени – такой же темной и могущественной, как и он сам. И вдруг мир вокруг меня снова качнулся. Но на этот раз это было не возвращение в реальность. Серое марево Сумрака исказилось, пошло волнами, и меня с непреодолимой силой потянуло куда-то… вглубь.
Резкий рывок, мгновенное ощущение падения, и я…
Я оказалась в другом месте. Тоже темном, но это была не серость Сумрака. Это была глубокая, бархатная тень, отбрасываемая чем-то огромным. И в этой тени я почувствовала… его. Его присутствие. Сильное, властное, знакомое до дрожи.
Я провалилась в тень Конарда.
39
Я стояла, невидимая, неслышимая, в самой гуще его тени, и сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Это было безумие. Я оказалась не просто рядом с ним, а буквально… в нем. Его тень была плотной, насыщенной его силой, его яростью, его… болью?
Да, я чувствовала его боль. Тупую, ноющую, где-то в районе плеча и бедра. Он был ранен. Серьезно ранен.
Я находилась в каком-то походном шатре. Грубая мебель, разбросанные карты, запах металла и лекарственных трав. Конард стоял ко мне спиной, тяжело опираясь на стол. Он был одет в свою обычную темную одежду – черные штаны, заправленные в высокие сапоги, и черного же цвета мундир поверх белой рубашки. Но одежда была в беспорядке. Рукав мундира на левом плече был разорван и пропитан темной кровью, на боку тоже виднелось большое пятно. Он двигался медленно, с видимым усилием, и я слышала его сдавленное дыхание.
Он подошел к большому деревянному тазу, наполненному водой, который, видимо, приготовили для него слуги. Ванна. Он хотел смыть с себя грязь и кровь боя.
Медленно, морщась от боли, он начал расстегивать мундир. Снял его, бросив на стул. Под ним осталась белая рубашка, тоже испачканная кровью, плотно облегавшая его мощный торс. Я видела, как напрягаются мышцы на его спине, когда он двигался. Шрамы, старые и новые, покрывали его кожу, безмолвные свидетели бесчисленных битв.
Он стянул через голову и рубашку, и я невольно затаила дыхание. Его спина… широкая, мускулистая. А на левом плече и на боку – свежие, рваные раны, наспех перевязанные грубыми бинтами, которые уже пропитались кровью.
Он подошел к тазу с водой. Я стояла в его тени, всего в паре шагов, и смотрела, как он готовится омыть раны. Мои щеки пылали, но я не могла отвести взгляд. Это было неправильно, запретно, но я смотрела. На его мощные плечи, на рельефные мышцы спины, на узкие бедра… Он был сложен, как бог войны, и даже раны не умаляли его первобытной, хищной красоты.
В какой-то момент он резко выпрямился, словно почувствовав что-то, и медленно обернулся. Прямо на меня.
Я замерла, уверенная, что он меня видит. Но нет. Его взгляд скользнул мимо, не задержавшись. Он просто оглядел пустой, как ему казалось, шатер. Но потом его глаза… они сузились. Он снова посмотрел в мою сторону, туда, где я стояла, невидимая в его собственной тени. И его взгляд стал… пронзительным. Будто он смотрел не на пустое место, а прямо мне в душу.
У меня перехватило дыхание. Он не мог меня видеть! Я же тень! Нематериальная, невидимая!
Но он сделал шаг ко мне. Потом еще один. Его глаза, темные, как ночное небо, не отрываясь, смотрели прямо на меня. Я хотела отступить, скрыться, исчезнуть, но не могла пошевелиться. Я была тенью, я не могла говорить, не могла издать ни звука.
А потом он резко, с нечеловеческой скоростью, выбросил руку вперед. Его пальцы – сильные, безжалостные – сомкнулись на моем горле.
Я не почувствовала физической боли – я же была нематериальна. Но я ощутила его прикосновение. Ледяное, давящее, полное ярости. И ужас. Первобытный, животный ужас от того, что он… он меня поймал.
– Кто ты? – прорычал он, его голос был низким, угрожающим. Глаза горели темным огнем. – Что ты такое? Почему я чувствую тебя в своей тени? Говори!
Я пыталась что-то сказать, объяснить, но не могла. Я была лишь бесплотным сгустком мрака, пойманным в его стальную хватку.
Он смотрел на меня, его лицо было искажено яростью. Он пытался допросить меня, вырвать из меня ответ. Но я молчала. И в его глазах росло недоумение, смешанное с гневом.
А потом… потом что-то изменилось. Его хватка на мгновение ослабла. Ярость в его взгляде чуть померкла. Он пристально вглядывался в мое нематериальное лицо. Крылья его носа едва заметно дрогнули, а брови сошлись на переносице.
– Тиана? – его голос прозвучал глухо, вопросительно.
40
Конард
Плечо и бедро горели огнем. Проклятые памбейцы – их ночная вылазка была дерзкой, и ответ пришлось давать жесткий. Мои легионы заплатили свою цену, но и степняки умылись кровью. Я стоял в своем походном шатре, пропахшем потом, сталью и лекарствами. Мундир и рубаха – все в моей же крови. Нужно было заняться ранами, пока не началось заражение. Слуги оставили таз с водой.
Движения давались с трудом, каждое отдавалось тупой болью. Только стянул рубаху, как затылком почувствовал… что-то не то. Резкое, почти физическое ощущение чужого присутствия. Обернулся – никого. Но оно не исчезло. Холодком по спине. Здесь, рядом. В моей собственной тени.
Зверь внутри рыкнул – глухо, предупреждающе. Он тоже это чуял. Не обман чувств.
Что за дьявольщина? Паранойя от недосыпа и потери крови?
Я медленно просканировал взглядом углы шатра. Пусто. Но это ощущение… оно было слишком явным. И исходило оттуда, из самого темного угла. Драконья кровь не лжет, она всегда чувствует скрытое. Я сосредоточился, вливая толику своей магии в это чувство, пытаясь нащупать источник. И выбросил руку – чисто инстинктивно, как на тренировках по захвату невидимого противника.
Пальцы сомкнулись на… пустоте? Нет. Ощущение было. Что-то нематериальное, холодное, вибрирующее. Тень. Живая тень.
– Назовись! – прорычал я, голос дрожал от ярости.
Молчание. Только это странное, трепещущее нечто в моей руке. Ярость вскипела. Ненавижу неизвестность, ненавижу, когда кто-то смеет вторгаться на мою территорию так нагло.
И тут… запах. Тонкий, едва уловимый, но он пробился сквозь вонь крови и лекарств. Запах, исходящий от этого нематериального сгустка. Цветы. Трава. И эта… эта острая, будоражащая пряность, которой несло от ее проклятого письма.Еезапах. Узнаваемый. Неповторимый.
Рука дрогнула. Мысль, острая и холодная, как клинок, пронзила мозг. Не может быть. Это невозможно.– Тиана? – голос сел, превратившись в хриплый шепот.
И в тот же миг – исчезло. Растворилось. Словно и не было. Тень в углу снова стала обычной, мертвой тенью. А ее запах… он тоже почти пропал, оставив лишь легкий, едва уловимый след на моей коже, там, где я ее коснулся.
Что это, черт возьми, было?! Колдовство? Ее очередная выходка?
Зверь внутри взревел. Громко, отчаянно. Тревога. Дикая, всепоглощающая. За нее. Во время боя я был слишком сосредоточен на выживании, на ярости битвы, чтобы обращать внимание на эти тонкие нити связи. Но теперь… теперь оно прорвалось с удесятеренной силой. Она была здесь. В моей тени. А потом исчезла. Так внезапно. Значит, беда. С ней что-то случилось. Серьезное.
Страх. Непривычное, почти забытое чувство. Холодный, липкий страх за нее ударил под дых, вытесняя боль от ран, усталость, злость. Я больше не думал о ее измене, о ее дерзком письме, о нашей вражде. Я думал только о том, что она в опасности. И что это, возможно, моя вина.
К черту все! К черту войну, к черту Памбею, к черту мою гордость!
Я бросился к одежде, кое-как натягивая окровавленную рубашку, мундир. Плевать, как я выгляжу. Нужно было лететь. Немедленно. Каждая секунда промедления могла стать роковой.
Выбежав из шатра, я не обращал внимания на ошарашенные взгляды часовых. Дальше, в темноту, где меня никто не увидит. Зверю – волю. Превращение было почти мгновенным, подстегиваемым этим новым, незнакомым страхом и отчаянной решимостью.
Черный дракон взмыл в предрассветное небо. Я гнал себя из последних сил, вливая в полет всю свою магию, всю свою волю, чтобы лететь быстрее, еще быстрее. Расстояние до «Каменного Стража» было огромным, но я должен был успеть. Каждый удар крыльев отдавался тупой болью в раненом плече, но я не обращал на это внимания. Драконья магия, обычно послушная, сейчас бурлила, истощая меня, но я выжимал из себя все, до последней капли, не жалея резервов.
Пару часов спустя, на излете сил, я рухнул во двор «Каменного Стража». Превратился обратно в человека, шатаясь от усталости и боли. Мир плыл перед глазами. Слуги – Полан, Нил – смотрели на меня с ужасом, их лица были бледными. Я оттолкнул их, не говоря ни слова, и ворвался в дом.
Джад и Вада встретили меня в холле. Их лица были напряженными, встревоженными.– Где она?! – прохрипел я, мой голос едва слушался.
– В своей комнате, милорд, – ответила Вада, ее голос дрогнул. – С ней… что-то случилось. Она очень плоха.
Я бросился наверх, перескакивая через ступеньки, не чувствуя боли от ран. Дверь в ее комнату была приоткрыта. Я толкнул ее и ворвался внутрь.
Она лежала на кровати, бледная, как смерть, почти прозрачная. Глаза закрыты, дыхание едва заметно. Такая хрупкая, беззащитная. Рядом, на полу, сидела Айла, ее сестра, и рыдала, уткнувшись лицом в ладони.
– Что произошло?! – рявкнул я, подбегая к кровати. Мой голос сорвался от страха и ярости.
Айла подняла на меня заплаканное, искаженное горем лицо.