В ответ послышался удивленный шепоток, кто-то хихикнул. Что взять со студентов? Во всех мирах они одинаковые.
— Это необходимо делать перед каждой операцией: в рану не должна попадать грязь. Также руки надо как следует обрабатывать после каждого больного, а роды нельзя принимать после того, как вскрывали трупы. Потому что чистота — залог здоровья.
— Поменьше болтовни, нейра, — желчно процедил Лейн. А потом, обернувшись к практикантам, бросил снисходительно: — Столичные заморочки, маги, что с них взять?
Мальчишки снова захихикали. Кто-то смотрел с нескрываемым любопытством, кто-то, как и руководитель, ждал, что я вот-вот провалюсь или сбегу.
— Йен, ты будешь подавать мне инструменты, а вы, уважаемый нейт, придерживать ногу.
Я тщательно обработала операционное поле. Сначала надо было определить границу, по которой пойдет разрез. Зараженные ткани, ясное дело, сохранять нельзя.
— Пискун…
— Ага! — с готовностью отозвался фамильяр и принялся собирать магию.
Я моргнула, активировав магическое зрение, и повела ладонями по ноге. Пораженные ткани выглядели почти черными, с вкраплениями бордовых клякс. Они перетекали друг в друга, как чернила.
— Резать будем на этом уровне, — я указала пальцем.
— Слишком высоко, — возразил Лейн.
— Нормально. И вы обещали не мешать, помните? Вы же хотите, чтобы я провалилась. Слово не воробей.
Скрип зубов, рассерженный взгляд. Краем глаза я заметила, что в зал вошли двое — незнакомый лекарь и… нейт Ойзенберг!
Они с невозмутимым видом замерли рядом с группой практикантов. Ух, мне бы терпения и выдержки! И да поможет мне дух Николая Пирогова. Именно он первым предложил метод, по которому я собираюсь работать.
Смысл его в том, что пораженная часть не отсекается, как кусок колбасы. Шаг за шагом надо создавать лоскуты из тканей для надежного укрытия кости. Все это я проговорила вслух, глядя то на Лейна, то на ребят. На Ойзенберга старалась не смотреть, но чувствовала затылком его полный презрения взгляд.
Чего он вообще сюда приперся?
— Попрошу близко не подходить, — предупредила я и наложила жгут выше места будущего разреза. — Все и так прекрасно видно. Йен, подайте мне скальпель.
Вдох-выдох… Первый надрез. Струйка крови потекла на стол.
Надо торопиться, здесь нет электрокоагуляторов.
Три момента. Первый — рассекла кожу и жировую клетчатку. К удивлению Лейна не грохнулась в обморок.
Кожа сократилась, создавая ориентир для последующих действий.
Второй момент — рассечение мышц. Вот это уже сложней, благо, Тай был худым парнем. Крупные сосуды пережать зажимами, промокнуть кровь, которой становилось все больше.
По спине стекла струйка пота, плечи и руки, не привычные к тяжелой работе, заныли.
— Нейт Лейн, будьте так добры, максимально натяните пересеченную кожу и мышцы кверху, чтобы обнажилась кость. Нам нужно создать конус.
— Я делаю это только ради того, чтобы посмотреть, чем закончится весь этот бред, — прошипел Лейн. — Надо было гильотинировать, и дело с концом. К чему такие сложности?
— Скоро узнаете.
Я видела, что любопытные носы практикантов все приближаются и приближаются.
— Йен, подай пилу.
— Пилу? — юноша удивленно поднял брови. — Я не вижу ее.
Совсем забыла, что они здесь ни разу не видели проволочной пилы! А вот волшебные руки литейщика сделали для меня, можно сказать, эксклюзив.
Я сама схватила инструмент и, пропустив его под костью, взялась за ручки и приступила к делу. Боже мой, как тяжело!
Нейт Лейн, недовольно сверкая глазами, продолжал натягивать ткани.
— Йен, смени меня, — взмолилась я, когда сил уже не осталось, и юноша, взволнованно суетясь, перехватил инструмент.
Пила жужжала, а у меня закружилась голова от стресса и избытка впечатлений. Жестом я подманила стоящего ближе всего парнишку и, передав ему тканевую салфетку, велела:
— Лови ногу.
Когда омертвелая часть была удалена, я, собрав все силы в кулак, приступила к формированию культи. Лейн отпустил ткани, и они укрыли опил кости.
Я все делала так, как помнила. Проснувшаяся во мне магия сделала даже память острее. Я вспоминала детали, казалось бы, давно позабытые. Знания долгие годы дремали в голове, чтобы однажды я смогла применить их в другом мире.
Швы надо было наложить как можно аккуратней, чтобы рубец не мешал протезу, если он будет. На протяжении всей операции я поясняла каждый свой шаг, припоминая слова одного профессора.
И в конце он обычно добавлял зычным голосом: «Все поняли, остолопы?» Или «А у кого это культяпки вместо рук⁈»
Но я так говорить не стала.
Перед тем как наложить последние швы, я оставила в ране дренаж из бриоля. Потом обильно смазала рану заживляющим составом и забинтовала. Достала склянку с кровоостанавливающим и, приподняв голову все еще спящего пациента, по капле влила ему в рот.
Проверила пульс — чуть частит, но наполнение хорошее. Кожа бледная.
Не удивительно — он потерял много крови. Весь мой халат, юбка и рукава были в бурых потеках. Незаметно я сунула в руку Йена баночку с мазью и склянку обезболивающего.
— Обрабатывай, если меня сюда больше не пустят, — сказала шепотом и только сейчас заметила, что юноша смотрит на меня, почти не моргая. В глазах шок.
Да и вообще тишина подозрительная стоит. И зрителей-то прибавилось — вон в стороне какой-то дедулька, с ним еще незнакомый лекарь. Глядят то на меня, то на Тая на операционном столе. А вот Ойзенберг, наоборот, испарился.
И тишина такая. Слышно, как муха бьется в стекло.
— Вы закончили, нейра? — выдавил из себя нейт Лейн и вытерся салфеткой.
Я кивнула.
— Ваши прогнозы? — он обвел взглядом практикантов.
— Помрет, — лениво зевнул разгильдяй в помятой форме.
— Ставлю на то, что очухается, — произнес второй и подмигнул мне, как своей подружке.
— Тридцать процентов, что выживет…
— Пятнадцать…
— Шестьдесят…
— Девяносто, — уверенно произнес Йен и поймал от меня лучи благодарности.
Лейн ухмыльнулся.
— А ваши прогнозы, нейра? Каков процент, что этот бедолага выйдет отсюда на своих ногах? Точнее, ноге?
— Девяносто девять, если переживет первую неделю, — сказала я уверенно, хотя твердых оснований для этой уверенности у меня не было. — А как вы считаете, нейт Лейн?
Я ожидала, что он скажет процентов десять, пять, три…
— Я воздержусь, — он ухмыльнулся. — Этот больной будет под вашим контролем, можете навещать его. Если он все-таки умрет, вы забудете дорогу в башню лекарей.
У меня отвисла челюсть. Вот это да! Получить от Лейна разрешение беспрепятственно посещать больного? Да это настоящая удача!
Не успела я ничего ответить, как к нам зашагал дедуля, напомнивший мне хранителя столичной библиотеки. Он достал из кармана очочки и водрузил их себе на нос.
— Какая интересная техника, ни разу такого не видел! — заговорил, едва не лопаясь от любопытства. — Это где вы ей научились, юная нейра?
— В академии, — лаконично ответила я, не желая дальнейших расспросов.
— Хмм… интересно, интересно… вы просто обязаны написать конспект!
— Еще неизвестно, чем закончится ее самодеятельность, — процедил глава гильдии сквозь зубы.
— Нейт Лейн, вы работаете давно, полагаю, вы и сами видите, что гильотинная ампутация несостоятельна, — я развела руками. — Не пора ли заменить ее чем-то более современным?
Кажется, сегодня я порву все шаблоны.
Дедуля поднял вверх палец и проговорил с энтузиазмом:
— Как раз вчера нейты Ойзенберг и Калвин проводили традиционную ампутацию другому больному, у него была похожая проблема. Можно сравнить, как будет идти заживление у обоих пациентов. Кстати, нейра Эллен, позвольте представиться, меня зовут нейт Бэйнс, — и учтиво поклонился.
Он сразу вызвал у меня симпатию. Я скромно улыбнулась:
— Очень-очень рада знакомству.
Но доброжелательную атмосферу, как обычно, испортил Лейн:
— Нечего тут сравнивать, выздоровление зависит от множества факторов.
Бэйнс прокашлялся и поправил очки.
— Нейра, а что вы там говорили о болезнетворных частицах?
Я снова не спеша рассказала о необходимости соблюдать идеальную чистоту и о микробах, которых и называла болезнетворными частицами. Пожилой лекарь кивал и приговаривал: «Интересно, кхм, интересненько».
Практиканты слушали с любопытством, а нейт Лейн — со скепсисом и даже какой-то ревностью. Ну да, не он сегодня в центре внимания. Я успела понять, что глава гильдии очень самолюбив и от лимонов бы морщился меньше, чем от моих слов.
Но вода и камень точит, поэтому сдаваться я не собиралась.
— Я понимаю, что вы работали многие годы по одной и той же схеме, но времена меняются…
Мы с дедулей поговорили о насущном. В это время Тая переложили на носилки.
— В общую палату его, — скомандовал Лейн и повернулся к практикантам: — А вы, лоботрясы, идите курировать своих больных.
Галдя, толпа парней направилась к выходу. Я поймала одобрительный взгляд Йена и подмигнула ему. Ничего, скоро опять увидимся, а там и с остальными познакомлюсь.
Мне всегда нравилось общаться со студентами. Открытые, веселые, жизнерадостные, они и меня заряжали своей энергией. Исключением были оболтусы, которые прогуливали пары, смотрели на всех свысока и считали, что папка за все заплатит, а потом и клинику купит.
Таких я на дух не переносила и с наслаждением влепляла им двойки. Конечно, они меня ненавидели и бегали жаловаться заведующему кафедрой, но я была непреклонна.
— На сегодня вы свободны, нейра, — бросил Лейн на прощание и скрылся за дверью.
Когда все меня покинули, оживился Пискун:
— Эл, ты молодец! Мне кажется, ты произвела на них хорошее впечатление.
— Не знаю, возможно. Даже если Лейн в чем-то со мной согласился, он ни за что на свете этого не покажет. Такой уж характер у него, вредный и упертый.
Я оглядела себя и охнула. Батюшки! Да мне же не во что переодеться. Как я домой поеду, если с ног до головы заляпана кровью?