Господин Хуфтер перебирал мелочёвку, раскладывая по комплектам, прицокивал, гримасничал, показывая всем видом, как ему меня жаль и как переоцениваю я свои вещи. В эмоциях его тем временем преобладала жадность и азарт, но было там и восхищение новинкой. Наконец, он разразился длинной речью, качая головой, скорбно заламывая брови и возводя глаза к небу.
— Конечно, все эти мелочи не стоят внимания господина Хуфтера, — мне кажется, господин Рохеис переводил сокращенную версию, упуская эмоциональные стоны и добавляя от себя холодного пренебрежения, — но он готов все же купить их из уважения ко мне, своему любимому клиенту и коллеге, уважения к моему роду и всем моим родственникам, а также из сочувствия к вашему горю. За две золотые и двадцать две серебряных монет.
— Эти прекрасные вещицы делал мне в подарок на свадьбу мой достопочтимый дедушка, который, к сожалению, уже скончался и более из-под его руки не выйдет ни одного прекрасного произведения искусства, — подхватила я восточную манеру своего противника. — Как видите, его резьба весьма тонка и оригинальна, орнамент обыгрывает рисунок и цвет перламутра. Я думаю, что нельзя отдавать это дешевле, чем за три золотых, — произнесла я цену наобум.
Когда господин Рохеис закончил перевод моей тирады, господин Хуфтер подавился от возмущения и несколько минут что-то втолковывал, то возводя очи и руки к небу, то набычиваясь на меня и упирая руки в бока. Рохеис дождался окончания речи, чтобы перевести мне ее кратко:
— Господин Хуфтер возмущен вашей жадностью и недальновидностью и тем, что вы не понимаете своего счастья, что он готов взять у вас эту мелочёвку и доработать ее, добавить обрамление из золота и серебра, чтобы эти вещицы действительно могли быть куплены его клиентами… и предлагает два золотых и тридцать серебряных монет.
Я притворилась пристыженной, но все же чувствовала, что торг заканчивать рано, поэтому продолжила:
— О, конечно, я понимаю, что в таком прекрасном цивилизованном городе, как Хелмент, сокровища одинокой дикарки ничего не стоят, — я делала паузы между своими словами, чтобы Рохеис переводил в процессе, а не пересказывал в конце целиком, явно сокращая. — Конечно, уверена, мастерство господина Хуфтера превратит эти вещицы в настоящие произведения искусства, которые не стыдно будет носить даже дамам из дворца Халифа. Без работы господина Хуфтера, эти вещицы не стоят ничего. — Он приосанился. — Однако же и я не могу отдавать последнее, что у меня есть, не попытавшись выручить хотя бы немного денег. Мой покойный муж-купец не простил бы мне такого расточительства. Но я несчастная одинокая женщина, оставшись одна, вынуждена продать все, что имею, и у меня не будет возможности передать подарки моего дедушки своим детям по наследству…
— О каких детях вы говорите, вы же раньше рассказывали, что, возможно, у вас никогда не будет детей? — удивился господин Рохеис, ломая мою игру.
— Но я могла бы усыновить ребенка, — не дала себя сбить с мысли я, — нужно же думать о том, что в старости обо мне должен будет кто-то заботиться. А так я облагодетельствую какого-нибудь малыша, а он вырастет хорошим человеком и будет заботиться обо мне в старости. — Я вздохнула и возвратилась к своей мысли. — В общем, если и продавать эти вещи, то за два золотых и сорок пять серебряных монет.
Услышав перевод, господин Хуфтер опять принялся возмущаться и выдергивать волосы, теперь он перечислял всех своих детей и внуков, которых я своей жадностью хочу оставить без крова над головой, что для него это деньги, выброшенные на ветер, что вполне возможно, он ничего и не продаст…
— Два золотых и тридцать пять серебряных монет, — было его предложение.
Я прищурилась, пытаясь разобраться в его эмоциях. Азарт торга, интерес к новинке, немного восхищения моей способностью настоять на своем и капля жадности.
— Два золотых и тридцать семь серебряных монет, — внесла я свое предложение, и он согласился.
Когда сделка была завершена, и деньги перекочевали в мою сумочку, я все же, прищурившись, осмелилась спросить:
— А разве у вас в Халифате не делают подобных украшений из перламутра?
Подобревший после сделки господин Хуфтер не стал жаться, слазил куда-то под прилавок и достал продолговатый ящик, открыл. Там на черной бархатной ткани были выложены вещицы с перламутровыми вставками, в основном — из серебра с белым перламутром, просто полированными вставками, иногда закрытыми рисунком из серебряной же проволоки. Все это смотрелось довольно скучно на мой вкус.
— Перламутр, с которым мы работаем, довольно тонкий, из обычных раковин, его нельзя просто подвесить на легкую сережку и уж тем более нельзя из него вырезать изящный гребешок — он мал, быстро и легко колется. Ваш же перламутр очень толстый и прочный и не чисто белый, а с разводами, да и рисунок, как вы и сказали, выточен красивый и обыгрывает разводы на раковине. Он выложил один из моих изящных кулонов рядом с одним из своих — тяжелой серебряной бляхой с вогнутой перламутровой серединкой. Мой кулон изображал простое перышко из тех, которые пару лет назад были модными на земле, только делались из металла, разводы на перламутре сочетались с тонкими прорезями, делая перышко будто пушистым на вид, серо-розовая поверхность жемчужно поблескивала на свету.
— Да, мои родственники добывают такой толстый перламутр с помощью магии с большой глубины, — догадалась я, — а работа дедушки весьма узнаваема.
Мастер Хуфтер кивнул и переложил остальные купленные вещички в свой ящик:
— Жаль, что раньше я не видел таких прелестных вещиц, к нам с жемчужных островов привозят обычно простой жемчуг.
Я покраснела, только теперь мне стало стыдно за свою ложь:
— Да, действительно жаль. Больше на островах не осталось такого мастера. — Я прищурилась и стрельнула взглядом в господина Хуфтера, — правда, кое-чему мой дедушка учил меня, пока был жив…
Ювелир понимающе ухмыльнулся и вытащил из стопки одну из первых сделанных мною сережек, еще довольно неаккуратную, с примитивным рисунком из цветочков:
— Ваша работа, барышня?
Я пожала плечами неопределенно.
— Что ж, если вы сумеете улучшить свое мастерство и у вас будут работы уровня вашего дедушки или чуть ниже, можете обращаться ко мне.
— К сожалению, мы уезжаем в Империю вскоре. Разве что господин Рохеис привезет вам от меня посылку с оказией в следующем году.
— Так и условимся, — кивнул ювелир.
Когда мы вышли из ювелирной лавки, я заметила, что господин Рохеис смотрит на меня как-то подозрительно. Было понятно, что он хочет что-то спросить. Я приободрилась, решив, что мое ювелирное мастерство его впечатлило, и он хочет выразить свое восхищение, поэтому спросила:
— Что-то не так, господин Рохеис?
— Вы вчера ходили по ювелирным лавкам без меня? — его вопрос, признаться, поставил меня в тупик.
— Почему вы так решили?
— А как вы узнали, какую цену ставить за свои перламутровые безделушки? Вы вчера ходили по рынку и приценивались, не так ли? Кто дал вам консультацию? Откуда вы знали, сколько запросить? Как поняли, что можно поднять цену в два с половиной раза от изначально предложенной? Кто дал вам такую консультацию о ценах?! — с каждым вопросом он все больше распалялся и сильнее возмущался, вводя меня во все большее недоумение.
— Никто, — растерянно ответила я. — Я вчера не заходила ни в какие ювелирные лавки, я закупилась только одеждой.
Мои слова возмутили его еще сильнее, он даже покраснел.
— Я понял бы, что вы скрываете от меня свои источники и связи, будь вы купцом, но вы женщина и не ведете бизнес. Вы могли бы рассказать мне, что встретились здесь с кем-то из знакомых мужа и не заставлять меня выставлять себя дураком перед моим другом!
Высказав это, господин Рохеис резко прибавил шагу, его свита ринулась следом.
— Господин Рохеис! — окликнула я слабо, но он не обернулся, а капитан Гарт, разумеется, не поспешил за ним следом.
Я поджала губы. Что ж, этого и следовало ожидать. Если слишком много врешь, обязательно кого-нибудь обидишь. Хотя именно такой трактовки своих действий я точно не ожидала.
Глава 54
Сперва меня опалило чувством вины перед Рохеисом, но потом я разозлилась. То же мне!
— Баба истеричная, — пробормотала себе под нос по-русски.
Нет, ну правда, почему я должна чувствовать себя виноватой? Я ничего такого не сделала. Он сам напросился с нами по магазинам, сам представил меня ювелиру, сам что-то там придумал и сам же обиделся! В этом-то я точно не врала, я действительно ни с кем не консультировалась на счет цен и ни с кем не встречалась в городе, даже не приценивалась. Я вообще не ожидала, что за перламутр, пусть от скуки я начала резать довольно изящные вещицы, я смогу выручить больше половины золотого.
Недооценила я разницу в материалах. Мне-то казалось, что нет никакой разницы между тем перламутром, что я находила глубоко на морском дне, и тем, что можно найти на любом берегу. А поди ж ты, тут ведь нет аквалангов или другой техники, нет искусственно выращенных устриц, а глубоководные, очевидно, отличаются от тех, что на мелководье.
И работа, конечно. Это я не сообразила. Тонкая водяная струйка дает очень аккуратный срез, а уж с моим натренированным уровнем владения магией — и подавно. Я думала, что местные умеют резать из перламутра, они и умеют, но работа их куда топорнее, судя по увиденному. Изящества добиваются с помощью металла, а перламутром только заполняют пустоты, это делает работы куда тяжелее, более громоздкими и не раскрывает красоты самого перламутра, нельзя увидеть его полупрозрачной нежности, невозможно заметить переливы. Ну и дизайнерский вкус мой никуда не делся, профессионализм не пропьешь.
В общем, наклевывался новый бизнес, а значит ну этого Рохеиса с его связями. До Империи осталось плыть всего ничего, пусть посидит у себя в каюте и пообижается, мне от этого ни тепло, ни холодно. Пользу от его общества вполне может заменить простой учебник по Имперскому. Кстати, точно, надо будет зарулить и в книжный магазин тоже…