— Можно переговорить с демоном сна, конечно… Но я бы не рисковала. Возьмёт много дрёмы, потом будет бессонница. А бессонница — это круги под глазами, головные боли, морщины, тусклые волосы…
Кхм. Демон. Демон сна. Интересно. На этот раз память Виктории выдаёт информацию. Оказывается, в мире есть некие «бытовые», то есть мелкие демоны, которых можно вызвать, чтобы решить не очень крупные вопросы. Но как водится, это может привести к крупным последствиям…
— Забирают желание спать, значит, — произношу я задумчиво. — Но разве от этого не должно быть усталости?
— Если злоупотреблять, то будет, конечно. Этот демон вообще издеваться любит. Потом люди добрые хотят спать, а не могут.
Я снова зеваю. Нет, одну бессонную ночь перетерпеть можно. Да и спать лечь можно. Но я правда хочу сегодня быть во всеоружии. Отосплюсь, когда Ричард уедет. К тому же, как понимаю, фэйри из меня силы-то потянули, это не простая сонливость…
— Здорово, — мой жизнерадостный ответ, должно быть, звучит подозрительно, ведь минуту назад Магда что-то говорила про издевательства. — Быстро он хоть приходит? У меня полно дел.
— Ох, Ваше Высочество, стоит ли оно того? C демонами связываться ещё хуже, чем с драконами. Они ещё вас в свою базу занесут и будут письмами забрасывать!
Я смеюсь.
— Письмами?
— Да вы будто с луны свалились… — впрочем, подозрение в её голос не закрадывается. — Предложения свои рассылать «очень выгодные». Так ладно один! Он один связь с вами раздаст вообще всем своим дружкам. Демону голода, зубному демону, демону огня, да богиня только знает, сколько их на самом деле… Вот! И будут за вами бегать, будут просить что-то продать, что-то купить… Ушлые! Принцессам нельзя с ними связываться, это удел всяких крестьян да иже с ними…
— А я не пробовала никогда, — отзываюсь легкомысленно. — Хоть взглянуть хочу на одного. Поможешь, Магда?
У меня наклёвывается интересная мысль насчёт этого демона, но уже даже не знаю, когда смогу её осуществить. Потому что дверь в мои покои открывается. И — без стука — твёрдым шагом заходит Ричард. У замка он был нежным, будто ни в чём не уверенным, мягким. Сейчас же дракон своим видом напоминает мне о нашей первой встречи. Собранный, с жёстким взглядом, весь такой ухмыльчиво-ненавидящий и будто бы холодный.
Но он быстро меняется, когда понимает, что происходит.
Магда в последний раз чикает ножницами, последняя карамельная прядь падает на пол, который покрывает теперь вся моя немалая длина.
— Что. Ты. Творишь? — едва ли не рычит.
Ну, мы это уже сто раз видели. Мы это уже сто раз проходили.
— Магда, спасибо большое, — киваю ей. — Ступай.
— Вам нравится? Навроде и ровно, Ваше Высочество, — она нарочито не обращает внимания на принца. Вот это мне точно нравится. Бросаю взгляд в зеркало. Да и свой облик тоже. Выгляжу даже ещё свежее, моложе, задорнее. А задору этой резиденции точно не хватает.
— Очень, — улыбаюсь ей. — А теперь ступай.
Разумеется, наш диалог происходит под эфемерный звук закипающего от гнева, словно чайник, Ричарда.
— Ой, а я и не знала, что тебя волнуют женские штучки. Все эти года меняла причёски, а ты и не замечал…
У него в глазах едва ли не траур по моим волосам. Взглядом сканирует пол, усыпанный волнистыми, мягкими локонами. Дурак, волосы-то отрастут. А выказывать недовольство новой причёской жены чревато последствиями.
Провожу ладонью по кончикам лёгких прядок. Пальцем провожу по всей длине, глядя в его глаза, когда он всё же соизволяет их поднять. Облизываю нижнюю губу.
— Разве же… — улыбаюсь, — тебе не нравится? Разве я не красивая.
Он замирает и даже не дышит. Красивый. Поражённый. Будто раньше не замечал, как хороша его супруга.
— Красивая, — выдыхает. — Конечно, красивая. Но зачем так коротко? Так стригутся только юноши… Неужели, ты никогда не перестанешь, Виктория?
Он делает шаг ко мне.
Я делаю шаг к стене.
И так по кругу, пока не упираюсь в неё лопатками. Пока он не нависает надо мной скалой, внутри которой бьётся огромное огненное сердце.
— Злить меня. Провоцировать. Навлекать на себя беду.
— Не драматизируй… — отвечаю шёпотом. Он слишком близко. Слишком интимный момент, чтобы говорить громко. Да и вообще… говорить сейчас в принципе не хочется. И без того сложно держать себя в руках. — Это всего лишь новая причёска.
— И тебе идёт, — не спорит Ричард, — но твой новый облик не придётся ко двору, и ты прекрасно это знаешь.
Закатываю глаза.
Сдерживаю стон.
— У меня на примете только один двор. Мой. И в этом замке я решаю, как буду выглядеть. Или твои родители одержимо следят за каждым моим шагом?
— А зачем? — усмехается он. — Совсем скоро ты с ними встретишься. И к тому времени верни всё как было. Иначе это сделает моя мать.
— И ты не защитишь меня? — хлопаю ресницами, невинно и откровенно, то что нужно для такого, как он. — Ладно, Ричард, — упираюсь ладонями в его твёрдую грудь, — отойди от меня. Или хочешь совершить ещё что-нибудь ужасное? Тебе мало было?
Он мрачнеет и отходит. Но не так далеко, как хотелось бы.
— Зачем тебе вызывать демона? Что с тобой происходит, Ви?
— Не называй меня так…
Я отлепляюсь от стены. Выпрямляю спину. Пытаюсь сохранить достоинство. Восстановить дыхание. Перед глазами мелькают смазанные, воздушные воспоминания принцессы. О том времени, когда они играли детьми в королевском дворце. Когда будучи подростками целовались в розовом саду. Когда он затащил её в постель. Она думала, что он любит её, что это навсегда.
Но для него Виктория была лишь развлечением. Одной из сотен девушек, что обожали его.
И почему её привязанность, её наивность и доверчивость не остановили его?
Ричард хватает меня за руку и, рыкнув, притягивает к себе…
Что он задумал?
Я не успеваю ничего сделать, даже пискнуть, как Ричард, обняв меня за талию и ловко крутавшись на каблуках, чтобы сбить с мысли, склоняется и… целует. Целует в полуоткрытый рот, в полные нежные губы принцессы. Мои губы. Истома. Сердце тут же отзывается сладкой болью, невыносимо терпкой теплотой, пресловутыми бабочками, что касаются крыльями рёбер и пачкают их розовой пыльцой… Нет — упираюсь ладонью ему в грудь — нет, так не пойдёт, как же так… Но противостоять этому наваждению практически невозможно.
Да и надо ли?
Мысли тают от его прикосновений, от них остаётся лишь мокрое пятно. И сама я растекаюсь лужей в его объятиях.
Дракон запускает горячие пальцы в мои короткие волосы.
Я вздрагиваю. И невольно прижимаюсь к нему, невольно запрокидываю голову, невольно роняю стон… Невольно ли?
Его обжигающий, вёрткий язык проходится по губам. Он слегка, совсем слегка пробует их на клык, вызывая волну тяжёлой дрожи.
Его рука перемещается с тонкой талии чуть ниже, он обхватывает пятернёй мою… попу, слегка сжимает и это… отрезвляет.
Точнее — сердце бьётся нещадно быстро, бабочки тянут в сторону кровати (или это дракон?), на глазах выступают слёзы — у меня сейчас два пути: поддаться окончательно или окончательно отступить.
Если мы переспим… после едва ли мне будет легко сдерживать его, объяснять его средневековому разуму, что такое личные границы и что такое развод.
Я не должна, не должна, не должна…
Его поцелуй долгий, ритмичный, сладкий. Он словно самый желанный десерт. От него невозможно оторваться. Его касания — солнечные лучи и отблески огня.
Я не сдерживаюсь, целую его в ответ.
И будто душу озаряет светом. Тем самым светом, что был тогда в машине. В тот момент, когда я умерла. Трудно дышать… Я вцепляюсь в него.
— Ммм… Ричард.
Дракон тянет меня к кровати, не отрываясь от моих уже, должно быть, ярко-красных губ. Они болят, но это приятная боль.
Голова лёгкая, и чувство такое, будто ничего в жизни и не нужно, кроме как любить его.
Любить, любить, любить…
Я могла бы утонуть в этом чувстве, но всё же попытаюсь вынырнуть.
Один…
Два…
— Я люблю тебя! — он мне мешает.
Три…
— Интересно… — кусаю его за язык и, воспользовавшись моментом, научившись у мастера, отталкиваю. — Ещё раз подойдёшь ко мне… убью!
Хватаю с полки скульптуру какого-то животного. Она оказывается тяжёлой, я едва ли не падаю. Но всё же удерживаюсь и вытягиваю руку с ней, глядя на него с угрозой.
Представляю, как это действо выглядит глазами Ричарда. Хрупкая девушка с волосами, что взъерошила его рука, с губами, что он исцеловал и истерзал, в дрожащих пальцах держит предмет, который явно не нанесёт ему существенного вреда.
Он вскидывает красивый подбородок, не сводит с меня взгляда несколько долгих, тяжёлых мгновений. Тяжёлых, потому что было бы легче, если бы он вышел, а рядом оказался холодный душ. Наконец, Ричард облизывается и — вот же… — ухмыляется широко и как-то паскудно. Стервец. Что он задумал?
— Виктория, — капля лукавости в его бархатном голосе, словно капля крови в вине, — я тебя не отпущу. Ты моя жена, ты моя истинная. И наша связь подтвердилась.
— В каком смысле — подтвердилась? — а вот и последствия поцелуя, кажется…
Он переводит взгляд на моё запястье. И теперь я отчётливо вижу, как золотистым поблёскивает между венок маленькое пятнышко. Словно татуировка золотом, но с едва заметным свечением. И если несколько секунд не отрываясь смотреть, покажется, что над запястьем плавает в воздухе… пыльца.
Меня передёргивает.
— Что это? Убери сейчас же!
Ричард запрокидывает голову и смеётся. Красиво, конечно. Но мне слишком страшно и волнительно, чтобы оценить. То метки на лице, то это. Что дальше, какие ещё места будут светиться? Боже, дай мне сил…
— Кто-то плохо учил историю Эсмара, не так ли, моя принцесса? Это знак, что мы с тобой любим друг друга. Ты можешь сколько угодно упрямиться, но богине виднее, дорогая.
Мне хочется отступить, снова вжаться спиной в стену. От отчаяния и обиды.
А потом хочется запустить в него этой скульптурой, или что там.