Впрочем, стаканом это уже назвать нельзя. Я так сильно стиснула пальцы, наблюдая за событиями давно минувших дней, что стекло треснуло, порезав мне ладонь. Кровь капает на стол, тёмная и густая.
Едва заметный красный след остаётся и на стекле от птицы за моей спиной…
— Ваше Высочество, как же так? — причитает Гарольд. — Я сейчас, — он кидается к двери, но тут же возвращается, снимает с шеи свой шёлковый платок и протягивает мне, — прошу вас, прислоните к ране…
От вида крови едва не падает в обморок и всё же кидается вон из моего кабинета, из моей спальни, чтобы позвать лекаря.
Наверняка он с трепетом относится к своим вещам. Стоит ли мне рассматривать этот жест как дружеский? Стоит ли перестать подозревать его?
Мои мысли холодны и упорядочены.
Но это только пока шаги кутюрье не стихают.
Как только это случается, в моей голове будто бы переключается тумблер. Я захожусь в плаче, отшвыриваю от себя осколки. Почему-то не так уж и больно, пусть порез и глубокий.
Я ещё могла не кидаться на Ричарда во всю силу негодования, потому что была уверена, что он Ви и вправду ничего не обещал. Но он сказал эти чёртовы слова. Сказал: «Я люблю тебя…» и опорочил её…
Даже не знаю… с какой целью?
Только ради самого действа?
Она ведь столько себе надумала, такой наивной была, пусть и думала про себя иначе. Я была в её мыслях, была там, впервые воспоминание захлестнуло меня так сильно.
Он просто воспользовался её влюблённостью, её неопытностью.
Соврал, получил своё, испортил жизнь…
И этот момент с корсетом… Будто бы ножом по сердцу. Ведь она умерла, задохнувшись от этого чёртового корсета. Потому что Ричарда и его драконьей энергии не было рядом. Когда-то давно только ради насмешки он раздел её. Но тогда, когда это действительно стоило бы сделать, его не было рядом.
Я задыхаюсь от боли. То ли душевной, то ли физической.
И тут кто-то проводит рукой по моей голове. Короткие пряди заплетены в две косы улитки. Поднимаю глаза. Этот дракон, Ричард, стоит рядом и смотрит на меня с жалостью.
— Ви… пожалуйста.
— Что тебе надо? — кричу, не контролируя себя. — Что ты от меня хочешь?
— Перевяжи руку, — просит он.
Я сверлю Ричарда колким взглядом. Хочется швырнуть в него остатками еды, закричать, пнуть… Злость бурлит во мне жидкой лавой… Но сквозь это всё прорывается тревожный вопрос — а что он тут делает? Только и успеваю, что озвучить его мысленно, как вдруг замечаю — вокруг моего дракона едва заметное золотистое свечение, сам он — словно тень себя прежнего, и хоть я явственно ощущала касания его пальцев, они сейчас, как и сам мужчина, полупрозрачные.
Словно дракон теперь — призрак.
От этой мысли меня будто бросают в холодную воду.
Мысли тут же проясняются. Истерика, почему-то так неестественно резко накатившая, стихает, словно и не было этой агонии и боли обманутой, отвергнутой женщины.
Ричард указывает на платок Гарольда.
— Ты сильно порезалась. И ты человек… пожалуйста, перевяжи свою рану. Боюсь, этот неуклюжий маленький человеческий мужчина упал в коридоре и ударился головой. Помощь задержится.
Это всего лишь порез…
— Что с тобой? Почему ты такой? И… где ты?
Мне не верится, что он погиб.
Так же как и не верится, что он здесь.
Я чувствую его силу, его тепло… но он сам — всего лишь проекция.
— Мы связаны одной судьбой, — Ричард снова касается моей головы, будто вливая силы таким образом. — И как бы далеко я ни находился, я всегда рядом…
На миг мне кажется, что я замечаю за его спиной кожаные крылья, но в то же время слеплены они словно из магии, энергии или чего-то ещё.
Странно…
Он смотрит на меня с беспокойством и напряжением, но в то же время будто и не видит вовсе. Он — не Ричард. Не мой дракон. Но мой кошмар.
Что-то мне подсказывает, что передо мной просто отклик, фантом нашей истинной связи.
Хуманизация моих цепей и, конечно же, Эдвард Каллен…
От этой мысли я вдруг начинаю нервно хихикать, а затем и вовсе хохотать, перевязывая руку. И как только заканчиваю, образ Ричарда, выгнув красивую тёмную бровь, исчезает.
Хотя дымная золотистая сила ещё минуту плавает по комнате разлапистым маревом…
А я остановиться не могу. Вспомнила те сцены из «Сумерек», будь они неладны, смотрела все фильмы, и мне даже они нравились — каюсь, где Белла, после того как её якобы бросили, рискует жизнью и видит своего ненаглядного… Ненаглядного упыря!
Боже, вот это у меня любовь, о такой все девочки-подростки мечтают, а я нос ворочу!
Смеюсь так долго, что даже не замечаю, в какой момент снова начинают реветь. И смех и слёзы — это буквально про мою ситуацию.
Но мне становится легче. И вместе с сошедшей магией, обрывками истинности, зависшими по комнате, сходит и моя истерика.
Рука ноет, эта боль тоже отрезвляет, приводит в чувства.
Я поднимаюсь, выпрямляю спину и подхожу к зеркалу, где Ви на этот раз ничем себя не выдаёт.
Её воспоминание очень сильно напугало меня.
И даже ни щемящими мыслями о родителях. Ни скотским поступком Ричарда.
Я испугалась того, что получила это воспоминание ни ворохом картинок, ни мыслью, ни видосиком будто со стороны. Я словно была там, я словно была Викторией.
Я опасаюсь, что могу сойти с ума. Что, если и дальше все воспоминания будут в таком формате? Как я смогу отличать свою жизнь от её, если всё так реалистично? Как я смогу сохранить в себе Тоню Курочкину? Как смогу не перенять травмы и горести принцессы?
Ведь я сегодня испытала её чувства.
До того измена и отношение Ричарда к ней смущало меня так же, как смущало бы и любую другую ценящую себя женщину. Этот поступок говорил о нём достаточно, чтобы не иметь с ним дел. Даже не из-за опасений, что он поступит так же со мной — вероятно, не поступил бы. Просто он уже это сделал. Он уже ниже моих стандартов. И с чего мне делать ему поблажки?
Сейчас же я почувствовала, словно меня предали, словно я имею какое-то отношение ко всему этому.
Это ужасает даже больше, чем перспектива вылететь из окна, когда Виктория перехватит контроль.
Неужели я спаслась в своём мире, чтобы вновь умереть здесь, стать кем-то другим?
Какой в этом смысл?
Я не хочу…
Ожесточённость, растёкшаяся по венам, заставляет меня резко поправить волосы и улыбнуться.
Меня зовут Тоня Курочкина, и я ни за что об этом не забуду!
Повторяю это про себя, словно мантру, вспоминаю сколько мне лет, где родилась, как выглядел подъезд в моём доме, что я любила до трясучки, а что терпеть не могла, как впервые поцеловалась, как потеряла маму, как описалась в детстве у всех на глазах и сделала вид, что так и надо, как окончила институт, как прогорел бизнес, как стала больше зарабатывать…
Самые яркие, весёлые, стыдные, горькие моменты…
Пазл за пазлом я выстраиваю в голове себя же. Пока не вспоминаю об… Эдварде Каллене, упыре, и снова не захожусь нервным смехом.
Ричард появился в тот миг, когда я оказалась в опасности.
Как романтично.
Даже подташнивать начинает…
Мой образ мыслей, мой юмор, который честнее назвать придурковатостью — это то, в чём мы с Викторией совершенно не похожи.
Там, где она горит ненавистью, я трясусь от… смеха.
И так и останется.
Ричард не меня повёл в беседку, не мне сломал жизнь. Он — всего лишь дракон, который даже не знает моего имени. Мы не знакомы до сих пор, потому что знакомство подразумевает обоюдность, а у нас её нет и не будет.
Так что нечего страдать и обижаться.
Нужно делать дела!
В этот момент, когда я вновь полна сил, в комнату врывается Гарольд с лекарем и служанками.
— Ах, принцесса, как же так!
— Ох, какой ужас…
— О где же принц Ричард, как он мог покинуть свою истинную!
Ор такой поднимается, словно я вновь пришла к подруге на чай с тортиком в коммуналку.
А ведь это всего лишь порезанная ладонь…
Глава 12Кофе с рогами
Было страшновато, что этот порез на всю ладонь может грозить мне чем-то действительно опасным, чего я не подозреваю. Но на самом деле нет. Это просто рана, просто кровь, просто впечатлительные слуги, для которых мой вид — событие на несколько поколений вперёд.
Я думаю, Гарольд сможет хорошо продать свой платок с моей кровью, и кто-то положит его под стекло… Может быть, тогда конфисковать его и продать самой? А что, деньги лишними не бывают…
Иронизируя мысленно, внешне я спокойна, как удав. Лекарь перекрывает глубокий порез жёлтой тряпочкой, пропитанной мазью и перевязывает ладонь тугими бинтами.
— На столе настойка, Ваше Высочество, — произносит мужчина, с опаской рассматривая моё лицо, — выпейте её и за несколько часов рана затянется. Позвольте напомнить на всякий случай — вам захочется спать, поэтому после того, как выпьете, оставайтесь в постели до вечера. В семь я приду и освобожу вашу прекрасную руку от бинта.
Я киваю машинально и бросаю на Гарольда требовательный взгляд, когда все уходят.
— Мне идти можно, моя принцесса? — спрашивает он дрожащим голосом.
Качаю головой.
— Ты подготовил костюм для меня?
У бедняги перевязана голова, насколько я знаю, ничего страшного, он её поцарапал, неудачно упав от стресса. Едва ли можно так хорошо играть славного малого… Я чувствую, как мой взгляд теплеет. Всё-таки этот мужчина — первый человек, которого я встретила в новом мире. Уже успела к нему привязаться. Мне хочется доверять ему, хочется доверять хоть кому-нибудь здесь…
— Ваше Высочество, а как же постельный режим?
— Я не такая уж и хрупкая, Гарольд. Мне не нужно, чтобы ладонь зажила тут же. Выпить это ведь можно и ночью, к чему мне терять день?
— Но как же так? Вам же… — у него дрожит нижняя полная губа, — б-больно, принцесса…
Я легко посмеиваюсь.
— Бывало и хуже… Прости, что напугала тебя. Я просто задумалась. Из-за истинности я сама не своя. Думала о Ричарде…