— Слушай, Иван Пахомов, налей штофик хлебного вина, а? Душа горит, Христом-богом заклинаю! — заканючил ярыжка.
— А твои деньги где? — между отправляемыми в рот ложками с горячим варевом, поинтересовался Пахомов. Сам он хлебного вина не употреблял.
— А кончились! — продолжая смотреть умоляющим взглядом на приказчика, развел руками пьянчужка.
— Пропил он все, как выгнали его хозяева наши. Околоточным он здесь служил. Так неделю уже пьет беспробудно, — бросила реплику кабатчица.
— Чтоб мы пили и гуляли и портки бы не спадали! — пропел слегка дребезжащим голосом пропойца и с надеждой уставился на Пахомова, — ну что нальешь?
— Нет, — резко и сурово ответил приказчик, во взгляде его мелькнула толика презрения. К водке и к тем, кто ее употреблял, он относился резко отрицательно. Старообрядцы считали главным виноделом Антихриста. В крайнем случае, допускалось употребление вина, и то не более трех рюмок вина и только по воскресеньям. «Если выпить одну чарку, то это не грех, вторая идет на гулянье, третья же на блуд».
— Купи, крапивное семя! — простонал с истерикой в голосе Фрол, крепко обхватывая себя за плечи. Пахомов отрицательно покачал головой и равнодушно отвернулся.
— Вот всегда вы так, раскольники. Говорите, что заповеди божьи почитаете, а сами жадные! Легче верблюду пройти сквозь игольные уши, чем богатому войти в царство божье! Волю вам дали тут жить, вот и развелось вас как тараканов в избе, на каждом шагу.
Мужик напротив прекратил истерику, вперил тяжелый, пронизывающий взгляд в приказчика продолжая изо всех сил держать себя за плечи. Пахомов смолчал, равнодушно отвернулся и вновь потянулся ложкой к тарелке, но для себя отметил, что людей истинной веры тут много и не притесняют их. Это хорошо. Внезапно с гортанным ревом, словно дикий зверь, Фрол кинулся на Пахомова, ухватив за горло. Приказчик оторопел и почувствовал что задыхается. И тут бы конец ему вышел, если бы не пришлось в молодости Пахомову несколько лет казаковать. В курене он и набрался хитрых казачьих ухваток. Двумя сцепленными руками он сбил руки противника с горла, схватив со стола тяжелую тарелку, с размаху обрушил ее на голову пропойцы, тарелка раскололась. Глаза ярыжки закатились. Весь в остатках щей и крови он медленно сполз под лавку.
— «Интересный приказчик. Фрол славился медвежьей силой, а этот его мигом успокоил, — подумала с отстраненным видом наблюдавшая за происходившим кабатчица. — Надо будет донести о нем начальнику, лейтенанту из безопасности…»
Родился ветерок, пока еще больше похожий на легчайшее дуновение, два дня назад где-то в скребущих скалистыми вершинами небо заснеженных горах Тянь-Шаня, на юго-востоке Казахстана. Вначале он был очень слаб, даже если бы над планетой продолжала кружиться гирлянда метеоспутников, его вряд ли бы заметили и тем более учли такую безделицу в прогнозах. В 1689 году от Рождества Христова, весь штат метеорологической службы на Земле исчерпывался пятью гражданскими специалистами и одним военным. О том, что происходило за пределами контролируемой попаданцами территории, они могли лишь догадываться и их работа во многом походила на шаманские таинства. Не удивительно, что метеорологи прошляпили рождение ветра. Словно в отместку за такое пренебрежение, спустившись с горного хребта, ветер усилился. На другой день, пронесшись над югом Казахстана и, набрав ярости и мощи, ветер приготовился к штурму севера евразийской степи и Южного Урала. Не зная о нем, второго июля, как обычно, мотодельтапланы пришельцев вылетели на разведку…
Сергей летел на высоте километра над землей, вдоль многократно пройденного и, известного до последнего холмика, маршрута. Отсюда открывался вид на десятки километров вокруг. Солнце ощутимо припекало, но кожаную куртку и шлем не снимешь, мигом просквозит. Позади, внушая надежду на удачный исход полета, мерно и успокаивающе гудел четырехтактный ураловский двигатель аппарата. Ветер безжалостно трепал одежду, безуспешно пытаясь добраться до тела, насвистывал в уши вечную заунывную мелодию. Сергей поднял глаза от проплывающей внизу картины. Вверху купол неба, густого, насыщенно — синего цвета, какой бывает в этих местах только в разгар лета. Внизу неторопливо проплывало бескрайнее море выгоревшей, пожелтевшей степи с катящимися по его глади незнамо куда огромными шарами перекати-поля. Лишь по берегам рек и озерков, степь заканчивалась, там гнездились сосновые и березовые рощицы. Изредка, рука пилота легкими движениями рукоятки управления компенсировала слабый ветерок, сносивший мотодельтаплан вправо.
Управление сверхлегким аппаратом не мешали Сергею наслаждаться полетом, очень похожим на парение птиц. С губ летчика не сходила довольная улыбка. Летать, тем более так, чувствуя встречный ветер всем телом, он мечтал с сопливого отрочества. Сколько себя помнил, Сергей постоянно впутывался в авантюрные истории, но всякий раз с блеском из них выбирался. К шестнадцати годам он отчаянно заболел небом и твердо решил — пойду в летное училище. Раньше, до Переноса, он летал на вертолете, ездил в отпуск в горы, чтобы за считанные секунды и минуты стремительно промчаться вниз по крутому лыжному спуску. Так, чтобы дух замирал, а сердце падало в пятки! Он страстно обожал все экстремальное, вырабатываемые организмом эндорфины, были ему жизненно необходимы. А на мотодельтаплане он их получал еще больше, чем, когда служил на тяжелом транспортном МИ-26. После Переноса оказалось, что вертолеты максимум через два года встанут на вечный прикол. Не раздумывая ни секунды, он написал рапорт о переводе на мотодельтапланы, конечно, намереваясь со временем перейти на гидросамолет.
Несколько раз он замечал перемещающиеся на новое место кочевья. Отряды степняков и кочевья — основная цель воздушного патрулирования подступов к территории попаданцев. Отличить мирных пастухов от банды головорезов, идущих в кровавый набег, не просто. И там, и там, всадники и стада разнообразного скота, различить их возможно лишь подлетев поближе. Да и задачу искать убийц геологов, никто не отменял. Сергей планировал вниз на высоту сто метров, чтобы разглядеть все вблизи. На такую высоту не добьют не стрелы, не примитивные огнестрелы казахов. В клубах поднятой тысячами ног пыли, впереди неспешно брели гигантские табуны лошадей. За ними бессчетные коровы и верблюды, последними — многотысячные гурты коз и овец и лишь потом гарцевали на лучших конях кочевники. Следом катились арбы с добром. Сергей успел привыкнуть к виду бесчисленных стад, которые пасли казахи, но по первости неизменно поражался их количеству[30].
Сделав пару кругов, аккуратно не опускаясь слишком низко, и, не найдя ничего подозрительного, мотодельтаплан летел дальше по маршруту. А внизу оставался жуткий переполох, крики мечущихся казахов и рев перепуганной зрелищем невиданной птицы скотины.
Эпоха GPS-навигации для ближайших поколений канула в Лету. Пилотам пришлось вновь освоить старинное искусство летать по ориентирам. Достигнув круглого как пиала, степного озера и, сверившись с картой, приклеенной скотчем на металлической трубе каркаса, и компасом, Сергей вышел на связь с аэродромом:
— Наблюдаю «ориентир-4», поворачиваю на «ориентир-5».
В наушниках что-то зашуршало, после непродолжительного молчания донесся хрипловатый голос РП[31]:
— Принято! Что наблюдаете на земле?
— Всё также степь, попалась пара отрядов кочевников, все мирные.
Летчик одобрительно улыбнулся, рука аккуратно отклонила ручку управления, аппарат плавно и послушно начал разворот влево.
Нащупав рукой на поясе фляжку, снял ее. Жадно прильнул губами к горлышку, не отводя пристального взгляда от земли. Желанная влага пронеслась по нёбу. Через полчаса на горизонте появилась синяя полоска реки Тобольки. Сергей добрался до крайней точки патрулирования и заозирался. Небо быстро заволакивали мрачные тучи, а ветер усилился, упорно снося хрупкий аппарат в сторону. Чтобы удержаться на маршруте, приходилось постоянно манипулировать трапецией[32] и газом. На предполетном инструктаже предупреждали лишь о небольшом усилении ветра. Опять ветродуи[33] напутали, нахмурившись, подумал Сергей.
Сергей уже собирался поворачивать назад, на временный аэродром в районе угольного разреза и предвкушал отдых, когда позади обнаружил туманное облако пыли, какое бывает при прохождении массы скота и всадников. Взгляд метнулся на циферблат. Горючего, судя по показаниям, еще половина бака. Более чем достаточно для возвращения. Ладно, гляну что там, подумал пилот и повернул аппарат к очередному кочевому отряду и начал планировать вниз.
Когда пыльная туча приблизилась и стали различимы тысячные гурты скота и мечущиеся всадники, вначале он не заметил ничего странного. Лишь подсознательно что-то ему не понравилось, но что именно? Не понять. Он нахмурился и заработал трапецией, одновременно передвинув вперед торчащую слева ручку газа. Двигатель взревел чуть басовитее, аппарат начал тяжело поворачивать на круг, одновременно набирая высоту. Усилившийся ветер уже ощутимо мешал управлению. Внизу, в какой-то сотне метров, проплывали стада, метались испуганные лошади со всадниками и без. Стоп, мелькнула мысль, а почему так мало арб? Если это всего лишь мирные кочевники, то где их вещи? Лицо летчика исказила быстрая гримаса удивления. Перед полетом его инструктировали при проверке кочевий обращать внимание на странности. Одной из примет, позволяющих судить, что это воинский отряд, маскирующийся под мирных кочевников, был небольшой объем перевозимых вещей.
— «Южный», я «Жаворонок-3», как слышно, прием?
— Слышу вас, — раздался в наушниках голос РП.
— Наблюдаю отряд кочевников, почти совсем без вещей, иду на второй круг.
— Принято, вам десять минут и возвращайтесь на базу, погода ухудшается!