У покрытого холстом стола на изящно сработанном стуле сидит царевна Софья, глаза полузакрыты, недавно вернулась с обедни, устала. Только и успела перекусить наскоро. Но она не спит, внимательно слушает стоящего напротив стола окольничего Федор Леонтьевича Шакловитого. Молодого красавца, убежденного сторонника и фаворита царевны. За семь лет регенства царевна постарела, подурнела. Думы, беспокойства и тревоги оставили заметный след на когда-то красивом и юном лице, но одевается царевна продолжала все еще по-девичьи пышно.
— А еще матушка, — поднял на царевну умные и холодные глаза окольничий. После князя Василия Голицына, которого многие почитали за любовника царевны, он набрал наибольшую силу при московском дворе. Дождавшись едва заметного кивка, продолжил важным голосом читать присылаемые на царевнино решение челобитные и письма:
— Жалоба на воеводу боярина Никиту Ивановича Примакова-Ростовского от купцов Астраханских. Торговлю разоряет поборами в собственный карман. Мзду берет со струга по алтыну, а с воза по шести копеек. Купца Ивашку Борзова безвинно томил в чулане от чего тот помер. И еще грозит коли станут жаловаться, всех купцов астраханских разорить.
— Воруют, — по-бабьи опершись на руку, тихо произнесла царевна, — да будут ли пределы алчности боярской?
С каждым словом она все больше мрачнела, тяжело, по-мужичьи глядя на фаворита.
— Матушка, не велика шишка боярин Никиту Ивановича, а трогать нельзя. Царь Петр вошел в возраст, аки лев алчущий, добычи рыкает и требует власти. Пока нас поддерживают и Дума, и войско, а начнешь против шерсти их гладить? Мигом перебегут в Преображенское!
Лицо Софьи посерело, ноздри ее раздулись:
— Нарышкинское семя голову подняло! Забыли стрелецкий бунт! Того и гляди меня попросят от правления!
Женская рука протянулась, подняла лежавший на столе зачитанный томик библии, нерешительно подержала в руке и вновь положила назад. После неудачного крымского похода скрытое недовольство правлением Софьи среди высшей аристократии и дворянства лишь усилилось и задевать их было откровенно боязно. Отвернувшись к стене, чтобы не было видно лица, царевна произнесла глухим голосом:
— По челобитной отдать на приговор Думы.
— Хорошо матушка, — участливо глянув на царевну, произнес Шакловитый.
— Если что есть важное, давай своими словами. Остальное потом, устала я!
Молодой стольник белозубо улыбнувшись и, отложив грамотки на стол, послушно продолжил после небольшой паузы:
— Есть зело важное… Письмецо от Строганова Григория Дмитриевича. На границе с киргизцами, появился из ниоткуда город великий. Говорят, промышлением божьим он, перенёсся из 2011 года от Рождества Христова в наши времена, — с удивлением в голосе произнес стольник. Повернувшись к иконам, торопливо обмахнул себя крестом.
— Охти мне! — прижала руки к пышной груди Софья и взглянула на фаворита с удивлением, тонкие дуги выщипанных в ниточку бровей приподнялись, в глазах непонимание:
— Да может ли такое быть?
— Промышлением божьим и не такое возможно, лишь бы он, — поднял глаза вверх стольник восхотел этого.
Царевна оживилась, бледные щеки слегка покраснели, в глазах зажглись искры неподдельного интереса.
— И какие дива у них есть?
— Сказывают, что привезли они для торговли в Орел — городок кузнечную рухлядь, искусно сработанные топоры, пилы и лопаты железные. Еще зеркала не хуже веницейских и искусно сработанные шкафы холодильные, что в них не положишь, стоит долго, словно в погребе со льдом.
— Ишь, ты, — восторженно выдохнула царевна, глаза ее горели восторгом, словно у ребенка услышавшего чудесную сказку. Город дивный из-за тридевяти земель, полный диковинок:
— А живет там кто?
— Люди православные, говорят по-русски, но немного чудно, но не это самое важное! — стольник остановился, дожидаясь реакции правительницы Русского царства.
Дождавшись заинтересованного взгляда царевны, тонко и немного злобно усмехнувшись, продолжил:
— Делают они мушкеты, стреляющие на версту и более, сказывают, точно попадают в любую цель. А Петр ходит по Коломенскому без опаски, да и кто сможет что понять, если за версту кто-то выстрелит?
Глаза царевны сузились, она размышляла. Взгляд Софьи скользнул по красному углу, лик Христа с почерневшей от времени иконы кротко и укоризненно смотрел на царевну. А ведь вправду никто не поймет кто убил Нарышкинское семя. Один выстрел, и она навсегда избавится от волчонка, Иван болен и кроток, он проблем не принесет. Решено, отправить к пришельцам подсылов с заданием любой ценой нанять стрельца искусного и привести в Москву. А там посмотрим, что это за мушкеты и что за людишки появились на украине уральской.
Когда Софья посмотрела на фаворита, тот стоял молча, лишь преданно смотрел на свою повелительницу.
Молча поманив стольника к себе, царевна, обдавая жарким дыханием, зашептала советнику на ухо.
Смена заканчивалась и Иван Савелович мирно попивал чаек на скамейке в комнате отдыха. А почему бы не отдохнуть, если строительная лихорадка и штурмовщина, связанные с вводом в действие и первыми плавками экспериментальной мартеновской печи, уже закончилась? Неожиданно дверь распахнулась, забежал молодой, только устроился на работу, парень.
— Главный инженер вас срочно зовет в цех, — заполошно сообщил он, шмыгнул носом и, не дожидаясь ответа, юркнул назад.
Не дают передохнуть, ворчливо подумал Иван Савелович поднимаясь со скамейки.
Около ковша вокруг взъерошенного главного инженера собрались все «аксакалы», имевшие опыт в металлургии.
— Ковш требует ремонта, забито выпускное отверстие, а плавку не задержишь, что будем делать? — произнес тот и с выжидательным выражением на лице повернулся к окружившим его старым, опытным металлургам. Сам он хотя и имел высшее образование, но в сфере далекой от металлургии и сейчас лишь осваивал азы профессии. Впрочем, не один он здесь был такой, большинство рабочих и инженеров впервые увидели мартеновскую печь лишь после Переноса. Кадров металлургии в городе практически не было.
— Что-что, — почесал затылок Иван Савелович, — спускаться нужно в ковш и ремонтировать!
— Так не остыл он еще, раскаленный! — отрицательно покачал головой главный инженер.
— Так вы не сомневайтесь, Александр Петрович, — слегка снисходительно улыбнулся Иван Савелович, — остудим ковш водой и пробьем выпускное отверстие!
Он оглянулся на стоящих рядом металлургов, большинство из которых было его возраста.
— Да это можно! — дружно поддержали «аксакалы». Главный инженер нехотя согласился с Савелычем. А тот, как предложивший рискованную операцию, сам и вызвался ее реализовать.
К ковшу, для охлаждения, подвели шланги со сжатым воздухом и водой. Тугая струя ударила во внутренности, в ответ оттуда повалили густые клубы пара, словно из извергающегося вулкана, заволокли все вокруг горячим туманом. Через несколько минут раскаленный докрасна огнеупорный кирпич внутренностей ковша потемнел, пара стало выходить гораздо меньше. И хотя жар еще оставался внутри кирпичей, времени дожидаться полного охлаждения, не было, через час — плавка.
Надев валенки, суконную спецовку, войлочную шляпу, рукавицы и защитные очки, Иван Савелыч бросил в горячий ковш лестницу. Улыбнулся. На глазах собравшейся около ковша молчаливой толпы спустился вниз. Шипели струи сжатого воздуха, сбивавшие жар внутри ковша.
— «Дын-дын-дын!» — гулкие удары лома далеко разносились вокруг.
За один заход сделать все не удалось. Передохнув, Иван Савелович облился с головы до ног прохладной водой и снова залез в ковш. До плавки оставалось немногим более получаса, когда он показался снова. Со спины его валил густой пар, а с обуглившихся краев спецовки летели искры.
— Говорил, сделаю — сделал! — сказал Иван Савелович хрипловато и, пошатываясь, пошел от печи.
В конце рабочей смены Иван Савелович, негромко постучавшись, зашел в кабинет главного инженера и попросил разрешения завтра взять выходной. Тот, еще раз горячо поблагодарив старого металлурга, охотно разрешил. После работы и, вечерней поездки в больницу, Иван Савелович до ночи возился с уборкой в квартире. Жена она у него была чистюля и не терпела беспорядок.
На следующий день, третьего июля, Иван Савелович вышел из подъезда гораздо позднее обычного и на миг зажмурил глаза от яркого солнца. Небосвод безоблачный, впрочем, как обычно. Даже зимней порой на территории города дни с хмурым небом, можно было пересчитать по пальцам. На улице безлюдно. Лишь соседка этажом ниже, сухая, словно вобла, пенсионерка Светлана Яковлевна, занимала излюбленный боевой пост на скамейке у подъезда. Кое-кто называл ее большой сплетницей, но сама себя она считала всего лишь слегка любопытной и даже более того не равнодушной к людям. Южноуральские пичуги, невидимые, под защитой веток и листьев, выводили звонкие рулады. Мужчина Он широко улыбнулся. Настроение у него было таким же солнечным, как и утро. Сегодня он забирал из больницы жену — Аннушку. Налетевший с севера прохладный ветерок, заставил его зябко поежится и торопливо застегнуть повыше молнию ветровки. При виде Ивана Савеловича женщина, оживившись, торопливо поздоровалась:
— Доброе утро Иван Савелович!
— Доброе, — кивнул мужчина.
Машину Иван Савелович еще вечером пригнал к подъезду. За прошедшее после Переноса время автомобиль оснастился уродливой нашлепкой газогенератора. Бензин на заправках для частников исчез на следующий день после Переноса, поэтому скрепя сердце, мужчина решился на реконструкцию своей «ласточки», иных способов оставить ее в строю он не видел. Открыв топку газогенератора, он щелкнул зажигалкой на древесном спирту. Их полукустарное производство недавно освоило одно из мелких частных предприятий, во множестве появившихся в городе. Огонь стремительно побежал по заранее заготовленным щепкам. Вытащив из багажника несколько хорошо высушенных дровишек, Иван Савелович подкинул их в разгоравшуюся топку. Теперь оставалось подождать минут двадцать, прежде чем автомобиль сможет начать движение.