Появились и местечковые "святые", загундосившие о свято-русской уникальности и божественном предназначении народа рассейскаго, нести веру христову язычникам и дикарям.
И ничего, что дикари эти и язычники, старше вида человеческого, на пару тысячелетий.
Ну и себя, "озаренные" не забыли...
Вот тут коса на камень и нашла!
Мил, видевший, как Кат расправился с первым, "христопросителем", проникся.
Закон "Шага веры", быстро сократил поголовье козлов-провокаторов, а психологи, изучив и разложив все по полочкам, вернули пастве утерянные мозги, заодно дав твердо понять - избранность одного народа, перед другими, состоит лишь в том, чтобы быть примером, а не мечом!
Были, разумеется, попытки собраться в общины и уйти в леса, в раскольничьи скиты, пещеры и прочие потайные места.
Были.
Только, не то время и место, выбрали.
И, с правителем, ошиблись.
Как говорится: "демократия - под землей, а на небе - Царствие!"
Павел, быстро и незатейливо "отозвал" всех "потеряшек" обратно на борт одного из ТОК-ов, а затем, малыми партиями, вернул в общество, где за них с улыбками взялись не только психологи, но и их собственные, подросшие дети.
За двадцать лет, общество русских, вывезенных за пределы привычной планеты, оторванных от привычных условий жизни и религиозных устоев, превратилось в тот самый монолит, которого раньше не было.
Вечно нам что-то навязывали, доказывали, что мы плохие, что мы хитрые, пьющие, ворующие и грязные.
Теперь, самая главная нить, что связала всех нас воедино, стала не красивой доской, в золоте или серебре. Не красным партбилетом.
Нитью стали мы сами.
Мил любовался цветущим деревом, радуясь новой весне.
В его книгах, простых и понятных, пока его не закружила ненависть, таких весен и лет было множество.
Потом - не стало вовсе.
На Матушке - было не до того - война, развитие, куча вопросов и проблем, что легли на его плечи неподъемной ношей.
До сих пор Мил не мог понять, правильно ли он поступил, построив общество на фундаменте высшего образования, насильственно насаждаемого и столь же насильственного, прохождения армейской службы, устанавливая свое государство на две рельсы: глобальное образование и глобальную милитаризацию.
Вернув привычным словам их первоначальный смысл, стало легче жить - вранье лишь порождает вранье, затягивая в красивый омут, выбраться из которого очень и очень сложно.
Привыкнув, в первой сотне, отвечать за свои слова и поступки, Мил требовал того же и от остальных.
"Бил по морде, а не по паспорту", отправляя проштрафившихся пахать физически в дальние уголки планеты, еще не тронутые цивилизацией.
Вместе с семьями, которыми эти паразиты обрастали стремительнее, чем собака - блохами.
Некоторые дохли.
Некоторые, затаивали злобу и вновь рвались к власти, только, единожды соврав, оказывались в черном списке.
Общество Матушки, зная, за какие деньги их дети получают образование, за чью кровь, над головой у них кружатся защитные станции, воров и казнокрадов, частенько, давило в уголке, невзирая на мандаты и красивые слова.
Самосуд?
Да!
Зато и чиновник стал понимать, что его ждет.
Сразу после закона "Шага веры", был принят еще один закон.
Народ, помнящий времена демократов, думы и прочей нечисти, быстро и метко окрестил его "отмандаченным законом". Согласно его, любое лицо, входящее в состав правительства, не имело права на любой иммунитет от закона.
Народ потер ручки и закатал рукава.
Первому, кому набили морду, в самом прямом смысле этого слова, оказался Юрьев.
Хорошо, что народ у нас добрый и отходчивый.
Да и времени прошло... Порядочно...
А так, вполне и убить могли, за старые просчеты!
Сам Юрьев, впрочем, к разбитой морде отнесся несколько философски, втайне радуясь тому факту, что его до сих пор не забыли.
Последний президент РФ, как ни как!
Хоть и страшный титул, тем не менее - известность и в Африке - известность!
Даже такая кривая...
Кахонка, прикладывая компрессы на заплывшие глаза мужа, украшенные разноцветными тенями, только качала головой и ругала Мила, за "отмандаченный закон".
Через месяц, она пела совершенно другую песню, с радостью свидетельствуя против одного из чиновников.
Которого вздернули тут же, едва признали виновным.
Возможно, чинуша бы еще и пожил, не начни понтами кидаться...
На его невезение, и судья, и присутствующие, оказались из той самой когорты людей, что оттарабанили десять лет по контракту, оплачивая обучение детей.
Не просчитался Мил, делая ставку на людей, собранных Катом.
Словно чувствовал этот "первый убийца", у кого в душе есть совесть и кому слово "Честь" не пустой звук.
Всего, сотня.
За каждым из них - тоже сотня, если не больше.
Мелькнул Кат на горизонте и снова исчез, словно в истории этой, он совершенно не важный "человечишко", только пустой похвалы и достойный.
А из памяти - первый убийца.
- Мил. Чего молчишь? - Юрьев, подтолкнул своего коллегу, по нелегкой ноше на плечах. - Как считаешь?
- Никак не считаю. - Мил, вынырнув из своих воспоминаний, тяжело вздохнул. - Где считают, там и обсчитываются... А вопросы нам задали хитрые, сразу так и не ответишь...
- Если нет ответа - многозначительно молчи. Ответ заинтересуется твоим молчанием и придет сам. - Юрьев, припомнил свое юношеское увлечение восточными мудростями и коротко хохотнул.
- Вот уж точно предки подметили - иногда лучше жевать... - Мил внезапно для самого себя шмыгнул носом, расчувствовавшись. - Жанна, пожалуйста, донеси всем своим коллегам по цеху, простую мысль... Ответов не будет! И, впредь, я очень надеюсь на твою рассудительность.
"Лучшая половина человечества" растаяла в мешанине помех, отключившись от разговора.
Обе женщины, понимая, что теперь на их хрупкие плечи взвалили несусветную ответственность, только переглянулись, да и пожали своими плечиками, скидывая не нужный груз.
- Интересно... - Жанна рассматривала пустой экран, словно в надежде увидеть откровение. - На Земле сейчас какой месяц? Хорошо бы, к нашему прилету был сентябрь! Яблоки, виноград, арбузы...
- Жанка... - Тамара Вадимовна кинула в подругу носовой платок. - Ты еще о селедке вспомни! Беременная, что-ли?!
Дружно посмеявшись и погрустив, обе покинули комнату связи и разошлись по каютам.
Дикий визг, раздавшийся из апартаментов Жанны Дрозд, всполошил всех, кто еще не спал или только-только придремал.
Первой у двери оказалась Тамара и затарабанила в дверь.
За дверью послышался знакомый голос Мишта, что-то говорящий и визг повторился.
Будь это обычная дверь в квартиру, даже металлическая, Кахонка знала бы как поступить, но тут... Целых семь сантиметров корабельной брони!
Будь Кахонка не так озабочена происходящим, именно этот момент и стал бы объектом пристального изучения, но - увы!
- Жанна, открывай! Иначе слесаря вызову! - Пригрозила Тамара, пиная дверь ногой и не думая, что тут надо не слесаря вызывать, а - взрывника! Или, спецназ, в зависимости от происходящего за дверью.
- Нет! - Жанна всхлипнула из-за двери, когда та стала приоткрываться. - Мишка, закрой двери!
"Ага. Раз, Мишка - значит все нормально..." - Тамара Вадимовна, с сожалением, отметила тот факт, что уже начавшая было открываться, дверь, снова закрылась и чавкнула пневматиком, герметизируя помещение.
- Сон, дурной, приснился! - Успокоила она стоящих рядом любопытных, словно те не имели ни глаз, ни ушей. - Утром расскажет, если захочет...
Народ, пожимая плечами и позевывая, разошелся по своим каютам, оставляя верную Кахонку в одиночестве, как стойкого оловянного солдатика, на страже покоя подруги.
- Жанка. Все ушли. Открывай! - Тамара поцарапалась в дверь, не хуже кошки. - Открывай, тебе говорю!
Дверь отворилась на два пальца, на 30 сантиметров, на 50 и Тамара ракетой влетела в комнату подруги, притянутая за руку.
Дверь с чавканьем, встала на место.
- А твой... Где? - Кахонка с удивлением рассматривала изысканно сервированный столик, с цветами, свечами, сладостями и без единой бутылки вина!
- Где-где... В... На верхней полке, ищет иголки! В Караганде! - Жанна шмыгала носом, глубоко дышала и шмыгала носом, одновременно. - Хочешь, тебе отдам?! Или, лучше, на ферму...
- На мясо? - Ужаснулась Тамара, рассматривая находящуюся в состоянии смятения, подругу.
- На молоко... - Огрызнулась Жанна, успокаиваясь и опуская свою очаровательную пятую точку на кушетку. - На колбасу, с приправами!
Женский переход от смятения к слезам и обратно, равен одному взмаху ресниц.
Мгновение и слезы полились рекой.
Тамара, честно продержалась пару минут, утешая и успокаивая подругу, пытаясь выведать под шумок, что же произошло.
Жанна держалась, как скала!
- Он тебе, что, предложение, сделал? - Кахонка, вспоминая своего недогадливого возлюбленного, уже мысленно готовилась приступить к расчленению Мишта. - Или наоборот, сказал, "прости"?
Жанна подняла на собеседницу глаза и пронзительно вздохнула.
"Господи, неужели я такая же дура?! Была?!" - Тамара Вадимовна решила оставить все как есть, захочет Жанна рассказать - расскажет. Нет, так из этой блондинки и пытками слова не вытащишь!
- Пойду я, спать. Утро, вечера мудренее! - Экс-министр встала, оправила неприлично задравшуюся юбку и двинулась в сторону выхода. - Утром, на свежую голову, поговорим...
Едва дверь за ней закрылась, в комнату вошел Мишт, придерживая отваливающийся лейкопластырь, на своем царапанном лице.
- Хорошая у Вас пословица... - Герцог оторвал ненавистный кусочек и принялся его внимательно изучать, видимо опасаясь, что ногти возлюбленной полны страшного яда и раны, нанесенные ими, прямо сейчас, на месте, сию секунду, наполнятся гноем. - Жаль, что я о ней раньше, не знал... А лейкопластырь - редкая фигня. Не держится.