ЛУИ-ФЕРДИНАНД СЕЛИН
ПОПАЛИ В ПЕРЕДЕЛКУ
Les Beaux Draps
Pamphlet
Nouvelles Éditions françaises
Éditions Denoël
Paris 1941
Посвящается верёвке без висельника.
Такие вот дела! Похоже, что всё изменилось, что мы все теперь облагородились, искупились, у всех хорошие манеры, настоящие добродетели. Необходимо следить за своим языком. Существуют даже декреты об этом. Я предстал перед судом, такого больше не должно повториться! А главное, никаких имён! Только общие идеи! У Мадам де Бруссоль их полно! Урождённая Плюмьер! Сардины в масле! целомудренные! не в воде! Перно! Ах! Ах! Разумеется! Здесь нужна находчивость! Один как перст! Я никому не дамся! Я больше ни во что не впутываюсь, я сделался непроницаем, меня терзают затаённые мысли. Я схоронился. Вдобавок стал очень осторожен! Всё значительно усложнилось! На каждом углу цензоры, доносчики... Куда ни глянь... Выбираем, выбираем выражения!
Франция - один большой стукач, она полна людей, которые пойдут и донесут на тебя... Они все тут же идут в прокуратуру... завтра они уже возвращаются на улицу Риволи... Во имя Родины! сдай своего приятеля, приятельницу... вот так, не теряя ни минуты...
Желчь правит! Посмотрите на этот народ, их физиономии – это кошмар наяву. Что ни рыло, то воплощённое похабство. Срамные части тела на показ средь бела дня. Выбираем, выбираем выражения! Самое подходящее время ебёна мать! Мы всегда недостаточно осторожны! Вернём уважение к невинным, плачу дев, слюне недоносков! И вот нам новая Лотарингия! Пфальц! Польша! да что там! непобедимый дух! триумф! слава наших полоумных армий! дух жопоприношения! Они вернут Лозер, наши маленькие пехотинцы, рот на замке, заодно и израильскую герцогиню, всех министров, все прелести, настоящий анисовый предвоенный аперитив, всё, что есть самого чудовищного в "как раньше"... они вернут вам старую добрую свистопляску, подопрут собой Ганновер! потом Мюнстер! eccetera! Мы свяжемся с русскими! Мы приготовим им Наполеона! Мы добавим в котлы Кремля! Прекрасно! Прекрасно! Просто охуеть! Ура всем нам! жареной картошке! Раскопаем Карла Великого! прокатим его на такси! Он сохранит нашу добродетель, сдержанность, менуэт.
В моё время не особо считались со скромностью, подходом и приличиями... Разумеется, это не заходило слишком далеко. Не дальше Остенде. Скажи "дерьмо" – и ты победитель, скажи "чёрт" – и тебя услышат. Это ужасно! Доказательства есть, а деталей нет. Я ушёл в отставку, как и многие другие, я настойчиво преследовал французскую армию от Безона до Ла-Рошеля, но я так и не смог её догнать. Я шёл за ней буквально по пятам. Я покинул Курбевуа утром 13-го числа. Я хотел увидеть её собственными глазами! Пятую колонну! Послушайте меня! Я оказался меж двух огней! Между огнём и тылом, если быть более конкретным!
Я не знаю, как в таких случаях можно говорить о каких-то декретах. Я выехал с маленькими девчушками, я расскажу вам об этом позже, на свежую голову, дней через десять... и их бабушкой в небольшой машине скорой помощи. Я как мог, оберегал их молодость от самых ужасных опасностей (Об этом будут говорить на моей могиле)
Хотите верьте, хотите нет, но мы ехали так быстро, как только могли, чтобы угнаться за французской армией, дорога за дорогой, зигзаги, со скоростью болида, но куда нам было угнаться за ней, за французской армией. Того гляди, колёса отвалятся. Вперёд мотора летят! Ох! благоразумие на первом месте! Ох! Жандармы снова стали людьми! мандраж! спасайся кто может!
Я видел, как 40-тонные танки подгоняли наших сирот, бросали нас на рапсовых полях, чтобы ещё быстрее смываться в убежище, дрищущий от страха, ревущий точно буря металлолом. Под суд болванов! Передряга 71-го года, за которой последовало 40 лет позора, была настоящим подвигом на пороге последнего кульбита. Такое невозможно придумать. Это не подлая измена. Нас было пятнадцать миллионов. Paris-Soir был уже не нужен. В Испании это уже произошло, Испании, которая всегда настаивала на обратном. Она нас кинула!… Берлин и подавно! Какое разочарование! Всё это было неискренне, само собой. Однако мы были свободны…Ох! Этого больше никогда не повторится! Сейчас настала совсем другая эпоха! Теперь у нас только правильная речь, задушевность, настоящая добродетель…
Сплутовать практически невозможно. Мы искупились и соблюдаем закон. Перечитываю свои книги и чувствую себя моложе. Мне словно десять лет.
*
Эй! Где твоя винтовка?
Она осталась на поле брани!
Это выглядит странно, когда солдаты вдруг больше не хотят умирать. Здесь что-то не так. Не хватает энтузиазма. Поглядите на этих жизнерадостных офицеров, как они волокут свой зеркальный шкаф…
перевозят с места на место своё самое дорогое добро… маленькая подруга… на дражайшем автомобиле … увидим мы их ещё не скоро… в великий день награды… День славы, как и все прочие…А Земля, чтоб её, всё также вращается!…Они исправят это в кино!...Чемпионы мира по войне!... Они всё перевернут с ног на голову!… Вы знаете эту жизнерадостную пловчиху, которая снова и снова прыгает со своего трамплина… и летит вверх тормашками… Они всё исправят для французской армии…От Сен-Жан-Пье-де-Пора до Нарвика… всё вверх тормашками… И всё пойдёт как по маслу! И все будут довольны. Проигравшей окажется другая сторона. Это то, что нам нужно… это уже сделано!
– Вы ещё кое-чего не видели… всех этих арестантов, которых мы перевозим... переправляем в грузовике…
– Мясо! Я вам говорю! Злополучные! Скот!
Дух!... Для нас это самое важное!...
*
Давайте посмотрим на итальянцев… посмотрим, будут ли они обороняться! В Бардии и в других местах… среди пустыни… отрезанные ото всего… против 200 000 чокнутых… блиндаж за блиндажом… 25 дней… Я вас серьезно спрашиваю… Кто даст больше? Скорее всего, их ждёт неудача, но до чего забавно наблюдать за тем, как они торопятся переплюнуть нас в мандраже… Им ещё нужно отступить от Модана до Тибра и ещё дальше, нужно что-то наподобие Сицилии ’60-х, выпученные от паники глаза и пятнадцать миллионов стариков и женщин с детьми в охапке, все по уши в дрисне от страха и в мокрых штанах от растаявшего бахвальства.
Ну, это случится не сегодня!...Пока мы можем почивать на своих лаврах!... Со спокойной душой.
*
Всё это просто смешно, всё это уныние среди гражданских, этих поганцев, этих паршивцев, это всё их вина, этих мерзавцев, этих трусливых стервятников разгрома. Это они, это они, это всё их след, их, больше ничей. Пускай-ка они нам кое-что объяснят! как они это оправдают? Почему они струхнули?... Почему они не стали героями?...
Может, сначала стоит договориться… Кто должен защищать Францию? 20-тонные танки или старики? Полоумные психи, малолетние недотёпы, сопливые молокососы, осторожные мобилизованные или пулемётный расчёт? Ах! Это ещё не ясно… Мы с вами так никогда не договоримся. Здесь какая-то путаница, экивок, давайте начистоту…
Французская армия обходится недёшево, 400 миллиардов за 8 месяцев игры в белот и месяц отступления… Налогам нет конца…У них был резон, у гражданских, во что бы то ни стало сделать ноги. Они тоже не хотели помирать. На линии фронта они только мешали вести бой, если бой вообще начинался…Это дело военных – быть готовыми к тому, чтобы остановить противника и умереть прямо там, не сходя с места, с выгнутой грудью, лицом к гуннам, а не спиной к ним, сверкая пятками. Если бы они так не торопились, было бы меньше пробок. Это понятно и без школы войны. Армия, задающая стрекача, это не армия вовсе, это ураган кишечных газов. От Мёз до Луар, это было нечто непотребное, единогласное дристание. Кто наделал больше куч? гражданские или военные? Нет повода развешивать флаги, изображать высочайшее презрение, Сципион нагадил-в-штаны-и-слинял? Больны все до единого, больны никудышностью, фанфаронством, патологическим страхом смерти. Всюду памятники умершим, мы совершили много ошибок на войне. Страна превратилась в шавку, в кучку крестьянских балбесов, танков-тартюфов, которые не хотят умирать прямо на месте. Как попало! Есть! чтобы выделиться? здесь! Исполнить?... Недоразумение!
Все балерины, которые запороли танец, валят всё на свою пачку. Все военные, которые едва стоят на ногах, вопят повсюду, что их подвели. Это всё мужество, это оно подвело, оно всегда подводит человека. Они все хотят сыграть свою роль, проехать через Бранденбургские ворота, хотят, чтобы их носили на руках, хотят сбрить усы негодяю, но не хотят подыхать за свою нацию. Они её знают как облупленную, свою нацию. Всюду сволочь и соучастники. Всюду личные враги! Прошу прощения, а как же послевоенные годы? Кто же будет ими наслаждаться, если не мы? Хитрожопые проходимцы! Кругом только тявкающее дурачьё! Послевоенные годы – это самый прекрасный момент! Все хотят жить в них! Никто не желает приносить себя в жертву. Все хотят прибыли. Вкусной нуги. Разумеется, люди всё равно погибали! это были жертвы неосторожности. Это ничто по сравнению с миллионами, с самоотверженными мучениками, которые окочурились с наивным сердцем с 14-го по 18-ый. Черт возьми! Конечно, у нас была и череда грёбаных неудач, о которой мы со стыдом сожалеем, это те 800 000, которых там укокошили.
*
Дела у нас, конечно, идут не очень… Положеньице совсем незавидное… однако нас подвёл не оптимизм… уж им-то нас славно попичкали… целые потоки, настоящие циклоны этого оптимизма, самого отборного, громыхающего из каждого радиоприёмника, дошедшего до исступления в каждой газете, воркующего в каждой песне, мечущего молнии в суде.
Если бы всё дело было только в болтовне, мы бы уже давно правили миром. Уж что касается фразёрства и самоуверенности, тут нас никто не превзойдёт. Чемпионы мира по хвастовству, одуревшие от общественного мнения и непомерного чванства, Геркулесы пустозвонства.