На другое утро захватил он из дома двадцать верёвок, а придя на луг, отобрал двадцать овец, привязал каждую из них к дереву, чтоб не убежала, и построил овец в ряд. Потом поглядел на них строго, да как крикнет:
— Смирно!
Уставились овцы на него и застыли как вкопанные. «Ай да овцы! Ай да молодцы!» — порадовался Жак и тут же другую команду подал:
— Рав-няйсь!
А овцы-то словно и не слышат: пялят на него глаза — и только. Подошёл тогда Жак к первой овце и, обхватив овечью голову крепкими руками, повернул её направо. Замерла овца в полуобороте, а Жак и доволен:
— Молодчина! Умница!
Потом наступила очередь второй овцы, потом третьей, четвёртой...
— Вот теперь всё в порядке! — воскликнул он, вытирая со лба пот. — Давайте-ка новую команду разучим! — И, откашлявшись, гаркнул командирским голосом: — Эй, овцы, слушай мою команду! Рав-няйсь!..
Целое утро звенели над лугом отрывистые военные команды: «Смирно!», «Равняйсь!», «Смирно!» И, как ни странно, стали овцы слушаться своего командира.
— Ай да овцы! Ай да молодцы! — похваливал их Жак.
Обучив первых овец, отвязал он их от дерева и пустил пастись, а вместо них набрал новых. Так и пошло: выучит, отпустит, новых наберёт...
Целую неделю оттачивал Жак своё командирское искусство и добился наконец, что стали овцы его слушаться беспрекословно. Вот тогда-то и прозвали его окрестные крестьяне «овечьим командиром». Не обижался Жак на это прозвище. Больше того, гордился им. «Вот здорово! — размышлял он. — Ведь чтобы командовать, не требуется ни труда особого, ни умения. Сиди себе в тени под деревом да покрикивай. Уж не прирождённый ли я командир?..»
И тут произошло одно событие, которое перевернуло всю его беззаботную жизнь.
Как-то днём проезжал по лугу командир пеших егерей. Увидал он Жака в самый разгар его занятий, подъехал к нему и спрашивает:
— Это ты, приятель, так ловко своих овец выдрессировал?
— Ну я, а что?
— Как что? Ты же прирождённый командир. Хочешь послужить в армии?
— А то нет! — обрадовался Жак. — Я и сам об этом думал.
— Ну, если так, быть тебе солдатом, — улыбнулся командир и сказал Жаку, куда надлежало ему явиться.
Кивнул Жак головой: явится, мол, непременно, а про себя подумал: «Если уж я с овцами управился, то с солдатами-то и вовсе управлюсь».
Пришёл Жак к солдатскому вербовщику, а тот его и спрашивает:
— Ты, случаем, не Жак — «овечий командир»?
— Стало быть, я.
— Подпиши бумагу, что обязуешься прослужить в армии пять лет.
Подписал Бездельник-Жак бумагу, и забрили его в солдаты на целых пять лет.
— Теперь ты не какой-нибудь пастух захудалый, а бравый солдат! — торжественно говорит ему вербовщик. — Эй, ребята, выдайте солдату Жаку полное обмундирование и отведите в казарму!
Вот так и заделался Бездельник-Жак пешим егерем.
В первый же день стали его учить вместе с товарищами, как нужно в сомкнутом строю биться. Понравились Жаку эти занятия — весело и нетрудно. Только вот после занятий пришлось скучным делом заниматься — ружьё, мундир да сапоги чистить. А чистить да наводить блеск Жак до смерти не любил. Лучше уж поваляться где-нибудь на травке, на жарком солнышке погреться. Не прошло и недели, как ружьё у Жака заржавело, мундир грязными пятнами покрылся, а сапоги из чёрных рыжими стали. Увидал командир такой непорядок и сказал:
— Учти, Жак: если не приведёшь форму и оружие в порядок, сядешь под арест. Так и заруби себе на носу!
Пропустил Жак мимо ушей слова командира.
— Очень мне надо! — бахвалился он перед товарищами. — Я и без того командиром стану!
Ясное дело, на другой же день посадили его под арест. На хлеб и на воду.
Лишь через неделю вышел он на волю. Отощал, бедняга, живот ввалился, лицо осунулось. Приплёлся он в казарму, а товарищи ему и говорят:
— Жак, а Жак, надо тебе ружьё вычистить, очень уж оно грязное.
— А ну его! Не люблю я всякую такую работу. Как начну что-нибудь делать, так одолевает меня лень.
— Что ж, со временем будешь и командовать. А пока подкинь нам деньжонок, мы и вычистим твоё ружьишко.
Обрадовался было Жак, но тут же спохватился: денег-то у него — ни единого су. Заметил его смущение один солдат да и спрашивает:
— Неужто сидишь ты без гроша в кармане?
— Сам посуди, ну откуда у меня деньги возьмутся?
— А родители у тебя есть? Кто они — люди богатые или так, голь перекатная?
— Деньжонки у них водятся.
— Вот чудак! Чего же ты раньше молчал? Ты хоть написал им, что на военную службу поступил?
— Нет... Я вообще никогда им не пишу.
— Тогда сделай так: напиши родителям, что завербовался ты на военную службу и скоро нашивки капрала получишь, а чтоб отметить это событие, требуется тебе сто франков.
— Вот голова! — восхищённо воскликнул Жак и, хлопнув по плечу товарища, побежал писать первое в своей жизни письмо.
Само собой разумеется, был отец Жака большим патриотом и до страсти любил армию. Так что, получив от сына приятное известие, расплакался старик от радости, отправил ему сто франков и сказал жене:
— Видишь, вроде поумнел наш Жак, начал в люди выбиваться. Хоть и наделила его судьба ленью, одолел он её, проклятую...
А тем временем получил Жак отцовские денежки и выставил товарищам угощение. Теперь его ружьё было всегда вычищено, мундир отглажен, сапоги блестели...
Но не долго длилось это раздолье. Растаяли денежки, как снег под весенним солнышком. И опять стал Жак ходить грязный, опять покрылись ржавчиной его ружьё и сабля... Удивляться не приходится, что не избежал он и на этот раз наказания: целую неделю под арестом просидел. А когда вернулся в казарму, стали его друзья-приятели на прежнее подбивать:
— Пошли отцу весточку, будто получаешь ты сержантские нашивки, и проси две сотни франков. Кто знает, может, ты и впрямь из «овечьих командиров» в настоящие выйдешь.
И на этот раз не отказал ему отец, прислал деньги. И снова загулял Жак, и ружьё его заблестело, и мундир стал как новенький... Но сколько верёвочке ни виться, а конец будет. Вот и с Жаком так получилось: вскоре не осталось у него ничего, кроме одной-единственной монеты. Загрустил Бездельник-Жак, однако за ум так и не взялся. А друзья-приятели опять за своё:
— Напиши, Жак, отцу, будто посылают тебя в школу на офицера учиться, но для этого надобно тысячу франков.
Поддался Жак на уговоры, написал отцу. И удивительное дело: получил вскорости деньги. Должно быть, потому получил, что очень уж гордился отец быстрой карьерой сына.
Вот так и продолжалось до поры до времени: превратился Жак из сержанта в унтер-офицера, из унтер-офицера в лейтенанта, а когда добрался до капитана, потребовал от отца целых десять тысяч франков.
— Ого! Сынок-то мой капитаном стал! — возрадовался старик, получив от Жака такое известие. — Эх, отвалю я ему десять тысяч, но. деньги сам отвезу, а заодно и на него погляжу.
Приехал старик в город, где служил его сын, отыскал казарму и попросил дневального вызвать к нему капитана Жака. Удивился дневальный:
— Нет в нашем батальоне такого капитана, папаша.
— Как же нет, коли сам написал он мне, что получил капитанское звание! — раскричался старик.
— Что-то ты, папаша, путаешь. Нет у нас такого капитана. Правда, Жак есть, но никакой он не капитан, а самый обыкновенный солдат, да и то никудышный. Недаром прозвали его «овечьим командиром». Сидит он сейчас под арестом.
— Говоришь, «овечьим командиром»? Это за что же?
— А вот за что... — И рассказал дневальный старику историю со злополучными овцами, над которой не раз потешался весь батальон.
— Хм... Занятно... — задумчиво протянул старик. — А ты, солдатик, не сведёшь меня к нему?
— Это можно, — согласился дневальный и привёл его к дому, где сидел под арестом Жак...
— Эй, Жак! — крикнул он. — Здесь один старик тебя спрашивает.
Выглянул Жак из окна за железной решёткой, да так и обмер:
— Батюшка!
— Я, сынок, я... Угадал ты. Ну как поживаешь, капитан в солдатском мундире? Эх ты, сы-но-ок... Был «овечьим командиром», таким и остался. И не стыдно тебе?
Повернулся отец и ушёл, а Жак так и остался до поры до времени сидеть под арестом на воде и на хлебе. А я бы посоветовал ему над своей судьбой задуматься. Но, может, он и сам догадался это сделать?
Как не уберегли звери свои тайны
или когда-то с отцом два сына. Старший сын был зрячий, а младший — слепой. И вот пришёл к отцу его смертный час. Позвал он старшего сына и говорит:
— Умираю я, сынок, и, кроме долгов, ничего вам в наследство не оставляю. Потому и прошу тебя, мой сын, как ни трудно тебе будет, не бросай на произвол судьбы своего слепого брата.
Выслушал отцовское напутствие старший сын и поклялся со слезами на глазах, что выполнит его последнюю волю.
— Теперь я спокоен, — с облегчением вздохнул отец, закрыл глаза и умер.
Похоронили его братья, заперли окна и двери своей жалкой лачуги и отправились в путь-дорогу. Как-никак, а жалели их люди и давали кто хлеба, кто мяса, а кто и деньги. Однако слепому от этого проку было мало, потому что зрячий брат оказался человеком жестокосердным и всё лучшее забирал себе.
Прошло немного времени, и совсем забыл старший брат про свою священную клятву отцу. Накопив немного денег, решил он совсем отделаться от младшего брата. Завёл он его в глухой лес и, сказав, что скоро вернётся, ушёл.
Ничего не подозревая, брат лёг на травку под дерево и крепко заснул. Когда же проснулся и принялся звать старшего брата, никто на его зов не откликнулся. Что было делать? Ждал он, ждал, да все попусту. Вот тогда-то и понял он, бедный, что бросил его брат и больше уж никогда не вернётся. Понял и горько заплакал.
Тем временем наступила тёмная ночь. Только ему-то было всё равно, что ночь, что день: ведь был он слепой и не мог этого видеть. Вдруг услышал он неподалёку звериный вой и со страху залез на самую макушку могучего дуба.