И мне нравилось валять дурака.
Потому что самочувствие у меня была хуже некуда: постоянно мутило, голова кружилась, слабость в теле не проходила. Я ощущала себя развалиной. Старой дряхлой развалюхой.
Тем не менее я не оставляла ежедневных попыток пройти через зеркало, скрутить силовой поток, зажечь крохотную свечу. Я же почти гребаный фейри, в конце-то концов!
Изо дня в день я всматривалась в пространство вокруг, силясь увидеть силовые нити.
Но ничего не выходило. Словно, не было у меня никогда магии. От слова «совсем».
После череды неудач я злилась, потом ревела, но, успокоившись, собиралась и начинала все сначала.
И снова минула неделя.
В этот день я проснулась с четким осознанием того, что дальше так продолжаться не может.
Я была зла. На себя, на свой мир, на Данте, на зеркало. На зеркало почему-то больше всех.
Я вспылила и сорвала массивную раму с петель. В порыве гнева не удержалась и опрокинула дорогой подарок на пол.
Раздался удар, звон бьющегося стекла. Зеркальные осколки быстро разлетелись по всему коридору усыпав пол, словно сотни кристаллов.
Я пошатнулась и упала на колени, а гнев моментально схлынул. До меня вдруг дошло, что скорее всего я больше не увижу его – мужчину моей мечты. Того, кто столько сделал ради глупой дерзкой попаданки, отказался от всего и изменил себя. Кого я полюбила всей душой.
– Данте, – тихо прошептала я, роняя крупные слезы на зеркальные осколки. – Данте!
Сотни моих миниатюрных отражений разделяли горе со мной, я была раздавлена, окончательно и бесповоротно. Глупая маленькая фейри, наконец, поверила, что осталась совершенно одна.
Но потом произошло то, чего я никак не могла представить.
Сначала у моих отражений потемнели волосы, потом глаза стали голубыми, а подбородок и скулы – острыми.
Неверяще я коснулась отражения в крупном осколке. Кончиками пальцев, словно ожидая, что изображение тут же исчезнет.
Но вместо этого почувствовала вязкую субстанцию, мгновенно прилипшую к пальцам. А потом и вовсе провалилась. Ухнула вниз, словно упала в колодец.
Впрочем, падение было мягким и удивительно приятным.
– Ева, Ева, моя маленькая храбрая девочка, – прошептал Данте, распластанный подо мной. Мужчина крепко меня обнял и нежно поцеловал в лоб. А потом он покрыл поцелуями мое лицо, шею, волосы. Наверное, мы бы прямо на полу предались любовным утехам, вот только раздалось деликатное покашливание.
– Гроххам скормлю, – проворчал Данте, явно не желавший остановиться.
Я приподняла голову и осмотрелась: огромное помещение и сотня народу вокруг, алтарь и странные символы, а еще море крови.
Присутствующие деликатно молчали, а у меня вдруг похолодело внутри:
– Ты кого убил, дуралей? – тихо спросила я Данте и интуитивно вжала голову в шею, ожидая услышать ужасную правду. Эльф состроил грустную физиономию и показательно всхлипнул:
– Пришлось принести в жертву одного храброго эльфа. Но ты не думай, он добровольно, правда, – прошептал он мне на ухо. Серьезное выражение, казалось, приклеилось к идеальному эльфийскому лицу. – Бедняга почти два месяца истекал кровью на этом самом алтаре, взывая к магии крови и отдавая собственные силы ради тонкой нити, идущей от его сердца.
У меня округлились глаза:
– Ты с ума сошел?! – спросила я, игнорируя смешки в толпе окружающих. Я уже ничему не удивилась бы. Ну а что, может, у них тут жертвоприношения как Рождество у нас.
Однако Данте вдруг широко улыбнулся:
– А потом прекрасная незнакомка упала к нему в объятия, и страдалец моментально излечился.
Эпилог
Я так никому и не рассказала, кто я, даже Данте.
Не потому, что не доверяла, а потому что теперь это было абсолютно не важно.
С моим возвращением вернулась и магия на Каэртин. Стремительно, словно смерч, сметая всех и вся на своем пути.
Первыми прилив почуяла нежить – больше не нужны были кровавые ритуалы, чтобы поддерживать жизнь. В озерах снова появились прекрасные мавки, вампиры и банши вышли из спячки и принялись наводить порядки на своих землях.
Следующими стали эльфы – наконец, расцвели родовые деревья под тоннами хрусталя.
У Анали проснулся Дар Жизни, что несказанно обрадовало Королеву дроу, вот только природа почуяла грехи эльфийки, жестоко наказав и проучив. Анали как маг Жизни не имела право убивать, а потому она стремительно старела, уже через год превратившись в дряхлую старуху. Тем не менее, за этот год она подарила народу дроу сильного наследника, отдав последние капли жизненных сил при родах. И мне было ее жаль, откровенно говоря.
Когда оборотни, наконец, смогли обернуться в животную ипостась, волна народных гуляний пронеслась по городам и странам. Из лесу же вернулись сильные воины и умелые маги, годами слонявшиеся в животном обличье.
Элегия, как и обещала, подарила Гхаарху близнецов-наследников, теплый дом и заботу, а орк не смог устоять под напором сумасбродной банши. Он все еще изредка бросал на меня взгляды украдкой, но я делала вид, что ничего не замечаю.
Моя свадьба с Данте состоялась в тот же день, когда я вернулась на Каэртин. Эльф не отпускал меня ни на минуту, сопровождая даже в уборную, приказал убрать все зеркала. Словно боялся, что я снова куда-то исчезну. Я лишь хихикала втихаря, не веря своему счастью и переменам.
– Готова ли ты принять Дар Жизни? – спросила сухонькая старушка эльфийских кровей.
– Да, – ответила я вслед за Данте, и наши руки навечно соединили брачные татуировки. Сердца же уже давно были связаны.
Не было пышных празднеств, торжеств, пиров – только близкие друзья и скромные посиделки. У выхода из храма нас ждала бесконечно большая толпа, выкрикивающая наши имена, верящая в нас. Принимающая новых правителей Империи.
И это оказалось намного приятнее показательных выступлений, которых так хотел Визерис.
– Пусть это будет девочка, – в тот же вечер шепнул мне на ухо мужчина моей мечты, после того как мы немного отдышались от очередного раунда в постели. Я удивленно приподняла бровь, а муж заметил:
– Она спасла тебя, Ева, душа моя, – проворковал Данте и нежно поцеловал меня в живот. – Ты так и не поняла? А, может, ты не женщина вовсе? А меня и подавно впору записывать в нестандартные мужчины?
– Данте! – обиженно шикнула я и толкнула его в плечо, на что получила еще один нежный поцелуй.
– Ты умничка, – заявил эльф прямо мне в живот. – Правильно сделала, что спасла нашу никудышную мамашу-самоубийцу. Пусть и едва не убила меня, но я вовремя понял, что магия крови нам поможет.
Я подскочила на послели, как ошпаренная:
– Погоди! Ты хочешь сказать, что я?.. – выдохнула я и внимательно посмотрела на свой плоский живот. – Быть такого не может! Но как?
Данталион повалил меня обратно на подушки, подмял под себя и принялся покрывать поцелуями, приговаривая:
– Знаешь, почему у эльфов не бывает неучтенных бастардов? Потому, что дитя тянет энергию отца во время беременности, чтобы не только мать переживала тяготы, чтобы и он чувствовал. Вот я сразу почувствовал. – Выдержав выразительную паузу, Данте немного погрустнел и продолжил: – А вот понял не сразу. Глупый, глупый эльф! Зато в день, когда ты ушла в свой мир, нить натянулась до предела.
Я была в замешательстве. Никак не могла понять, как такое возможно. Впрочем, возможно, как оказалось, многое.
– Симларахд, спасибо племяннику, прекрасно понял, в чем дело, – уже мне в губы выдохнул Данте, устраиваясь поудобнее между бедер. – Едва увидел мою ауру и нить, выкачивающую энергию.
– Я назову ее Навьелия, – прошептала я и крепче обняла мужа.
Конец