– Ты уже поела, дорогая?
Мама ворвалась в спальню столь стремительно и выглядела столь деловито, что я не выдержала и хихикнула. За ней в дверь просочилась бледная взволнованная Магдален.
– Ты не боишься, Ани? – выдохнула она едва слышно.
– Что за ерунда? – возмутилась мама. – Свадьба – это не самое страшное событие в жизни женщины, уж поверь мне!
На щеках кузины вспыхнули алые пятна.
– Мейни Лизбет… я… ну…
Она перевела взгляд на Литу, замялась и замолкла. Горничная безмятежно убирала со стола.
– Ани! – воскликнула мама, заметив нетронутый завтрак. – Ты что же, ничего не ела?
– Мне не хочется, – промямлила я. – Нет аппетита.
– Неудивительно, – задумчиво протянула мама. – Помнится, я тоже в день свадьбы и крошки проглотить не могла. Но лучше бы тебе съесть хотя бы пирожок, Ани. Вот этот. С чем он?
– С яблоками, мейни, – ответила Литу и подвинула ко мне поближе тарелочку с небольшими круглыми пирожками. – Сладкий.
– Ну же, – поторопила меня мама.
Я осторожно откусила воздушное нежное тесто с кисло-сладкой начинкой и медленно прожевала. Потом еще раз. И еще.
– Вот и умница! А теперь ещё один.
От третьего пирожка я категорически отказалась. Запила глотком сока и решительно отставила стакан, хотя во рту пересыхало мгновенно. Я бы с удовольствием опустошила все три кувшина и попросила бы еще, но меня останавливало одно простое соображение. Ну, всем ведь известно, что происходит после того, как слишком много выпьешь, не так ли? А Максимиллиан Родвиг вряд ли обрадуется, если я попрошу его минуточку подождать у алтаря.
После завтрака началась церемония – иначе и не скажешь – одевания невесты. Горничные – Лита и прибывшая ей на подмогу Хельга – затянули меня в корсет так, что стало трудно дышать, и я всерьез испугалась, что потеряю сознание. Следом пришел черед нижних юбок, пышных, отделанных кружевом, а уже потом – платья. Мне оставалось только порадоваться, что в обычной жизни женщины этого мира носили более простую одежду и не мучили себя корсетами ежедневно.
Прическа отняла не меньше часа. В какой-то момент мама выскользнула из комнаты и отсутствовала минут пятнадцать-двадцать. Вернувшись, она сообщила, что прибыл мой отец. Я изобразила радость, хотя в данный момент меня гораздо больше занимал жених. Я понятия не имела, вернулся ли он. С одной стороны, свадьба – его идея, стало быть, он заинтересован в женитьбе. С другой – его вечерний отъезд наводит на подозрения. В конце концов, я не вытерпела и спросила маму, видела ли она сегодня мейна Родвига.
– Нет, ещё нет, – рассеянно отозвалась она. – Увидимся на церемонии. Милочка, куда вы прикололи этот цветок? Нет, я же ясно сказала – слева! Слева, а не справа!
Моя тревога от ее слов только возросла. Я припомнила занятия йогой, которые посещала лет пять назад, и попыталась успокоиться при помощи правильного дыхания и расслабления сознания. Ничего не получилось. Оно и неудивительно – успехи в йоге у меня были так себе. Я простейшую асану никогда не могла выполнить правильно и все время отвлекалась на телефонные звонки. В результате занятия пришлось бросить. А правильно дышать в корсете – та еще задачка.
Наконец, приготовления невесты к церемонии закончились. Магдален сжала на мгновение мою руку, и я поразилась тому, какие холодные у нее пальцы. Служанки поклонились и молча удалились, оставив нас втроем. Мама откинула крышку небольшой шкатулочки из резного красного дерева и вытащила широкую ленту из фиолетового атласа. Я едва не спросила, зачем она нужна, но вовремя вспомнила: невесте полагается завязывать глаза. К алтарю ее ведут родственницы, поддерживая и направляя. А уже там жених снимает повязку, и первое, что видит новобрачная – лицо своего супруга. Ах да, ещё до начала бракосочетания мне нельзя больше произносить ни слова. Глупый какой обычай! Наверное, это для того, чтобы невеста не вздумала протестовать.
Идти в полной темноте, пусть и поддерживаемой с двух сторон мамой и Магдален, оказалось на редкость неудобно. Мне то и дело казалось, будто я вот-вот упаду, а когда мы принялись спускаться по лестнице, то я всерьез забеспокоилась, что оступлюсь, полечу вниз и сверну себе шею. Однако же спуск прошел без происшествий. Но обрадовалась я рано. Меня еще долго вели по особняку мейна Родвига, заставляли сворачивать то вправо, то влево, а потом откуда-то потянуло холодом, а под ногами вновь оказались ступени. Понятно, значит, алтарная комната в доме моего жениха (и в моем доме – с нынешнего дня) находится в подвале. Какого же бога Максимиллиан Родвиг считает своим покровителем? Нежели и впрямь Гримара? В доме моих родителей чтили Вейну Милосердную, ее алтарь находился в построенной в саду небольшой часовенке. А мейн Родвиг оборудовал алтарную комнату в подземелье. Мне захотелось завизжать от страха, сорвать с лица повязку, развернуться и бежать со всех ног подальше. Останавливало одно простое соображение: вряд ли жених собирается прямо-таки сразу принести невесту в жертву темному божеству. Во всяком случае, не при гостях, это уж точно. Да и бежать мне, по сути, некуда.
Несколько томительных минут – и спуск закончился. А еще через некоторое время мама и Магдален остановились, отпустили меня и отошли в стороны – я услышала тихий шелест их платьев. И догадалась, что стою перед алтарем. Церемония вот-вот начнется.
Сильная теплая рука сжала мою ладонь. Незнакомый голос речитативом произнес несколько фраз, смысл которых ускользнул от меня. Зато я очень хорошо почувствовала холод застегнувшегося на запястье широкого металлического браслета. Ого, мейн Родвиг и здесь не поскупился. Брачные браслеты отливали из золота и щедро усыпали драгоценными камнями. Браслет мамы составлял в ширину примерно два пальца, а у Эстеллы на запястье красовалась узенькая полоска.
Волнение смешивалось во мне причудливым образом с досадой. Надо же – определенным образом пропустить собственную свадьбу! Мне так хотелось рассмотреть все вокруг: алтарный зал, служителя, соединявшего нас с Родвигом сейчас узами брака, гостей и, конечно же, самого жениха. Почему-то я была уверена, что смогла бы понять сейчас по его лицу, о чем он думает. А мне мешает какая-то дурацкая повязка. Мне оставили лишь слух, осязание и обоняние, улавливающее сейчас тонкий незнакомый аромат цветов и специй.
Служитель снова заговорил на языке, которого я не знала. «Это как у нас латынь», – догадалась я. Мне чуть ли не в нос сунули нечто, от чего исходил едкий дым, а потом прижали к губам прохладный сосуд. Я машинально глотнула, и в горло полилось терпкое вязкое питье, явно крепкое.
Родвиг повернул меня к себе и взял за вторую руку.
– Отпускаю дочь свою из власти своей, – раздался совсем рядом голос мейна Варна. – Вручаю судьбу ее в руки ее супруга.
И, надо полагать, радуешься при этом. Избавился от капризной взбалмошной дочурки, а взамен получил кругленькую сумму.
– Принимаю супругу свою в род свой, – хрипловато произнес Родвиг, и от его голоса у меня замерло сердце.
Чужие губы, показавшиеся мне огненно-горячими, прикоснулись к моему лбу, потом к вискам, а напоследок скользнули по губам. Я подавила разочарованный вздох. Вот почему здесь нет долгих поцелуев в знак скрепления брака? Оказывается, столь странная ситуация, когда я ничего не видела, могла только слышать и осязать, не только раздражала и немного пугала, но и волновала меня. Свидетели церемонии оставались невидимыми, и складывалось обманчивое ощущение, будто мы с Максимиллианом Родвигом находимся в помещении только вдвоем. Я непроизвольно подалась к нему, но он уже отпустил мои руки и ловким движением развязал ленту.
Ох! Меня ослепил яркий свет, льющийся откуда-то сверху и чуть слева. Поскольку на окна в подземелье рассчитывать не приходилось, я быстро сообразила, что источник света – явно магического происхождения. Пол алтарного зала усыпали лепестки роз, алые и белые. Красиво, конечно, но несколько пафосно. Служитель, крепкий бородач средних лет, разбрасывал из корзинки мелкие монетки и пшеничные зерна, а потом взял уже откупоренную бутылку вина и вылил темно-бордовую жидкость прямо на пол, мне под ноги. В винную лужу тут же полетели меховые покрывала, брошенные друзьями новобрачного. Я осторожно встала на одно из них. «Жалко вещичку, – промелькнуло в голове. – Небось, муженек отвалил за нее приличную сумму, а теперь пойдет на выброс». Родвиг, хмурый и сосредоточенный, застегнул на моей руке ещё один браслет – и тишина подземелья взорвалась многоголосым гулом. Родные и друзья наперебой поздравляли новобрачных, желали долгой счастливой жизни и скорейшего рождения наследников. Я, как и положено воспитанной девице знатного происхождения, смущалась, опускала взгляд в пол и робко благодарила. Мой муж – уже муж! – отмалчивался.
На его руке посверкивала широкая золотая полоса – символ брака. В моем новом мире браслеты на руки брачующихся надевал служитель, как знак того, что все происходит по воле богов. Я перевела взгляд на свою руку. Мой браслет усеивала россыпь сапфиров, изумрудов и бриллиантов, складывавшаяся в причудливый цветочный орнамент. Чуть выше брачного браслета красовался еще один, с эмалевыми вставками – первый супружеский подарок. Его я смогу снять после окончания торжеств, это обычное украшение. Единственное требование к нему – новизна. Нельзя дарить новобрачной семейную реликвию, нужно непременно заказать украшение незадолго до свадьбы. Мой подарок супругу покоился в шкатулке из слоновой кости, которую держала в руках мама. Сейчас она откинула крышку и подошла ко мне. Я с интересом уставилась на выложенное бархатом дно коробочки. Ну-ка, ну-ка, на что расщедрился мейн Варн в попытке угодить влиятельному зятю?
На темном фоне перстень смотрелся внушительно. Солидно, я бы сказала. Никаких камней, только гербовая печать. Я разглядела меч и обвивавшую его змею. Знак дома Родвигов? Не сомневаюсь, любящий папенька с удовольствием обошелся бы чем подешевле, но побоялся прогневать моего мужа ерундовым подношением. Вызвать недовольство Максимиллиана Родвига Варн ан дел Солто не рискнул бы.