– Да? А теперь вспомни, вспомни, кого вместо тебя членами делегации отправляли в эту заграницу. На одного Попереку троих своих – одного стукача, одного “ученого” из парткома, ну и, конечно, жену секретаря райкома или обкома (пусть походит по магазинам). Было так? Было! А мясные очереди забыл? А эти отоваривались в своих подвалах. – Он вспомнил, где видел человечка в “тройке” – бывший работник обкома, ныне – ведает промышленностью в областной администрации.
– Зато я мог в Сочи поехать с женой и сыном... а теперь на один билет не набрать! И это ты сделал! Такие как ты! – Братушкин уже не орал, а сипел, но от этого его ненависть казалась еще страшнее.
Поначалу его запальчивость можно было отнести за счет выпитой водки. А сейчас Василий Матвеевич почти трезв, этот умный злобный человек. Что, что с ним произошло?
Ведь еще месяц-два назад Поперека и Братушкин, как два единоверца, плечом к плечу и работали, и на семинарах научных сиживали. Что-то случилось совсем недавно, и Поперека этого не заметил. Да, Вася живет один, без жены, и с сыном у него отношения до сих пор неладные. Причиной раскола в прошлом, конечно, стала водка. Но Вася, хоть и пил всегда легко и много, никогда не терял голову. Что же случилось? И что сегодня рвет ему сердце? Возраст? Вот ведь, уже “полтинник” с лишним, а стоит у разбитого корыта? Наверное, и то мучает, что за работу платят мало... Но ведь и Поперека получает пока что копейки. Может быть, еще прорвемся?! Или дело все же не в деньгах?
Но почему он не пришел, не рассказал о себе что-то такое, чего Поперека не знает? Нет, он приходил в больницу... и Петр Платонович его внимательно слушал... да, еще запомнилась странная фраза Братушкина, брошенная им удивленно в палате: “Ты что, так серьезно?” Может быть, для него эта ужасная мистификация в сети Интернета была игрой? Пусть пьяной, мрачной, но игрой? И лишь увидев, как болезнь обрушила Попереку, он понял, что игра зашла слишком далеко и раскаялся. А сейчас признается в том, что сотворил, потому что носить в себе это тяжело. Но почему столько злобы? Как будто не удовлетворен тем, что натворил, а прямо-таки убил бы сейчас ненавидимого Попереку.
Может быть, поэтому старичок и человек в “тройке” сейчас предупредительно схватили Братушкина за локотки и придерживают. А лаборантка Анюта в ужасе смотрит на любимого всеми остряка и гитариста дядю Васю – таким она его никогда не видела.
– Я выпил за твое здоровье, – четко сказал Поперека и заторопился вон.
И за ним выбежала Анюта. Уж не потому ли только выбежала, что Поперека – заведующий лаборатории, и негоже оставаться с людьми, которые поносят его.
Следом за Анютой, пыхтя, вышел на лестничную площадку Антон.
– Ну, прямо взбеленился... – бурчал Антон, кулаком утирая лоб. – Бесы в него вселились. Ему надо уходить. Наши бывшие партийцы, думаю, областную пенсию ему, как самородку, выделят.
– Ты бы оставалась, – попросил Петр Платонович лаборантку. – Без женского присутствия он как в пещере очутится.
– Правда, что ли?.. – удивилась старая дева Анюта. Поблекшее ее лицо, лишнего подмазанные вишневым тоном губки были жалки. Может, она даже любит Васю. Да ради Бога!
Поперека пожал руку Антону и быстро пошел к себе, в маленькую квартиру.
Но, взявшись за дверь подъезда, остановился, вдруг вспомнив, что отдал жилье сыну. А к Наталье идти не хотелось. Сам не понимал, почему. После ссоры с Братушкиным весь огромный груз прожитых лет давил, теснил душу. Остается к Люсе забрести. А почему бы и нет?..
19.
– Я так рада за тебя!.. – встретила Люся своего бывшего мужа. А сама шмыгает носом, обливает слезами свой старенький синий джинсовый костюм.
– Ты чего плачешь?
– Нет-нет... это мои мелкие, мелкие, мещанские проблемы! А тебя поздравляю! – Она чмокает его мокрыми губами.
– Да подожди! С чем?
– Ты еще не слышал? Ой, как я рада! – И она крикнула, озираясь, как если бы вокруг них стояла толпа. – Он не слышал!.. По телику объявили, по НТВ – ты среди пяти лучших русских ученых награжден европейской какой-то премией!
– Какой еще премией?..
– По экологии. То ли Брема... то ли... на Б...
– Ну, не Березовского, надеюсь? – хмыкнул Поперека.
– Да брось такие шутки! – Сморщилась, вспоминая, засияла. – Да! Пятьдесят тысяч евро! Получишь... сегодня которое? Успеешь паспорт оформить. Двенадцатого ноября получишь.
Поперека стоял в ослеплении и смятении, не зная, что теперь делать. Если услышанное – правда. С одной стороны – такой удар по врагам! С другой стороны... на душе невероятный раздрай.
– Почему ты не радуешься??? Эй, Попрека!
Может быть, неведомые меценаты пришлют деньги переводом на лабораторию? У лаборатории имеется валютный счет... правда, на нем ноль целых ноль десятых... открыли специально – собирались работать с ФРГ по экологической программе...
Нет, надо лететь и в смокинге предстать перед телекамерами, чтобы здесь, на родине, вся бездарь и шелупонь сдохла от зависти и злобы!
– Петя, пятьдесят тысяч... это сколько же рублями? – Люся шевелила ртом, словно сосала леденец. – Множить на тридцать четыре... Тысяча семьсот рублей? Что-то мало.
– Ты забыла добавить три нуля, – блеснул зубами Петр Платонович. Лицо его все еще, казалось, было каменным после свары у Братушкина.
– Ой, да! – ахнула бывшая жена. – Это полтора миллиона с лишним!.. Я так за тебя рада! Безумные деньги!.. Свози меня куда-нибудь! – Она припала к его груди, к тому месту, где сердце, своим круглым розовым ушком. – Нет, я слышу... ты, конечно, Наташку повезешь.
И Люся снова зарыдала.
– Ну, чего ты плачешь? Никого я никуда не повезу. Я машину куплю. Надоело в автобусах на заводы мотаться.
– Это правильно!.. Я так рада!..
– Так чего же ты плачешь?!
– Нет-нет, это недостойно твоего внимания!.. – Люся оттолкнулась от Попереки и, пробежав по комнате, упала лицом вниз на диванчик. Упала картинно, конечно, красиво, чуть заведя ножку за ножку. Но плакала все же не нарочно!
“О, женщины! – подумал Петр Платонович, садясь рядом и положив руку ей на голову. – Кто-нибудь обозвал старой грымзой... как было однажды... или на базаре обсчитали... или потеряла бумажник... или сгорел утюг... или пломба выпала из зуба... Ну, конечно же, я помогу!”
– Говори же... что случилось?
– Меня выселяют.
– Кто? Это же твоя квартира.
– Бандиты. Сказали, тут будет казино. И первые два этажа выселяют.
– Как это можно выселить?
– Дают жилье, но это далеко, в Машиностроительном районе. А тут я к тебе ближе... и вообще центр.
– Я тебе квартиру поближе куплю. Эту они выкупят, добавим...
– Правда? – Люся вскинулась, повисла на нем, как девочка. – Я так счастлива, что в этой жизни встретила тебя. Я счастлива была три раза в жизни: когда в пионеры вступала, когда тебя встретила... и когда... позже... ну, ты понимаешь.
Поперека нахмурился.
– Перестань.
– Ты о чем думаешь? – встревожилась Люся, заглядывая ему в глаза.
“Меня за границу могут и не пустить сейчас, – раздумывал Поперека. – Паспорт просрочен. В ОВИРе сидят все вчерашние партийные и комсомольские кадры”.
– Нет, а казино можно пустить по ветру, – зло усмехнулся Поперека.
– Как?!
– Элементарно. Закопать, пока они не переехали, в подвале хороший генератор СВЧ... или даже просто трансформатор... Когда начнут работать, вся их техника полетит к черту. – Он отстранился от Люси. – Я приму душ. Только не надо... я злой и я пуст, как коробка из-под спичек.
– Да, да, да!.. – смешно закудахтала бывшая жена, достала из шкафа свежее махровое полотенце, которое Петр Платонович помнил – с красными и синими рыбками – и побежала в ванную, включила воду. – Только осторожнее... у меня смеситель плохой, то кипяток, то холодная...
– А ключи есть?
– Вторые?.. Конечно, я тебе их отдам.
“Сумасшедшая”.
– Я говорю, гаечный ключ... разводной... или хотя бы плоскозубцы?
– А!.. – заливисто засмеялась Люся над своей несообразительностью. – Нету. Я могу сбегать купить. Только у меня...
Поперека, не слушая, протянул ей несколько сотенных купюр:
– Сыру... вина... ржаного хлеба...
И счастливая Люся, схватив хозяйственную сумку, унеслась в магазин. Щеки так и не вытерла – на них остались белесые слезы от слез. Она счастлива. Что еще нужно женщине?..
Он выкупался и задремал на диванчике. Она его разбудила осторожным поцелуем. Она уже накрасилась, прихорошилась. На ней полупрозрачное платье, на ножках туфли с бантиками.
– Ужин готов. – И когда сели за стол, подняла бокал. – За твой гений, за твою славу. Пока ты спал, я стихи сочинила...
Зря в академии прения.
Ваши все кукареки.
Нобелевскя премия
Будет у Попереки.
А? Здорово я?!
– Да. – Поперека немного оттаял душой и снисходительно выслушивал ее искренние и глупые славословия. И вдруг, против желания, вспомнилось ужасное признание Братушкина, что это он оскорблял Петра Платоновича через Интернет, вспомнились его несправедливые упреки и вопли.
– Нет, я им столько сделал всем... Сашке Выеву отдал установку с орехами, помнишь? Для завода РТИ – как усаживать пластмассу. Берешь в радиационное поле, теплом обдуваешь – она усаживается, запоминает форму. Недавно предложил им – говорю, хотите в кредит? Я устрою... можно, например, паркет пропитывать пластмассой, обработал пучком электронов – не горит, влагоустойчив, паркет идеальный. Ускоритель около пяти лимонов долларов. Но всё окупится! Можно стерилизовать ящики с шприцами. Вообще можно черт знает что делать, если иметь ЭУ. Не хотят!
– Не хотят, – кивала Люся, ничего не понимая в его словах, но восторженно глядя на него.
– Для больницы я нашей академовской сделал рентгенустановку.
– Я слышала! – встрепенулась Люся. – Очень чувствительный, не вредный.
– Еще бы! Там такой детектор – считает отдельные фотоны! Меньше уже нельзя. Газонаполненная камера, газовый счетчик. Когда фотон пролетает, засвечивается. И вся информация – на компьютер. Запоминающее устройство набирает информацию. Сейчас продали производство такой же установки в Орел и лицензию в Китай. А я придумал дальше – стереоизображение. Когда две экспозиции, под углом. Надеваешь очки и прямо с экрана видишь, что у тебя внутри.