Карл: Но они все равно не будут показывать этот эпизод в подвале. Я же пытался, уговаривал их. Не будут — и все тут.
Брюс: Ну ладно. А ты предлагал им другой эпизод, я имею в виду перестрелку в банке?
Карл: Предлагал. Но с этим тоже проблемы.
Вэлвет: А мне нравится эта сцена, так здорово снято.
Брюс: Что за проблема?
Карл: Там у нас женщина всаживает осколок от бутылки прямо в член этого парня. В этом и проблема.
Вэлвет: Потрясающий кадр. Она фактически режет на части этого гада-насильника.
Брюс: Но ведь это же совершенно естественно! Главная героиня соответственно образу ведет себя как сильная раскрепощенная натура.
Карл: Ага, после того, как в соответствии с образом ее показывают в полураздетом виде. И все соответственно наслаждаются ее эротическими грудями. Да еще крупным планом.
Брюс: Зритель должен почувствовать ее уязвимость, хрупкость, иначе ее месть по отношению к мужчинам будет непонятна…
Карл: Но сиськи, Брюс, нельзя показывать открытую женскую грудь по национальным каналам!
Входит Фарра, жена Брюса, с которой он находится в процессе развода. Ей около 40, похожа на типичную голливудскую актрису, ничем не примечательную, но хорошо сохранившуюся.
Фарра(обращается к Вэлвет): Привет, детка…
Карл: Фарра…
Фарра: Я не к тебе, Карл. Ну что, Брюс, сегодня у тебя большое событие. Надеюсь, ты приобрел себе новый смокинг. Ты ведь не забыл еще, что я порвала твой Армани на мелкие кусочки, когда застукала тебя с этой Пушистой женщиной на последней премьере «Бэтмена»?
Вэлвет: Мам, это была женщина-кошка.
Фарра: Я знаю, что говорю.
Брюс: Фарра, по-моему, мы договорились, что ты забираешь ее в 12 часов дня.
Фарра: Ну и что? Подумаешь, какая проблема, если дочь побудет у тебя лишний час или два?
Брюс: Мы, кажется, собирались обсудить все вопросы, касающиеся этого чертового развода.
Фарра: Я заеду завтра, и мы обсудим.
Брюс: А почему сегодня нельзя было?
Фарра: Я была у своего психотерапевта. А там все всегда непредсказуемо. Это ведь очень тонкая наука. Если у человека глубокие психические травмы, их невозможно отключить на время. А когда истинные причины выходят на поверхность, нужно обязательно там лично присутствовать.
Вэлвет: На мамино подсознание действуют воспоминания об эмоциональном стрессе, который она пережила в детстве. Ей уделяли мало внимания.
Брюс: Ты имеешь в виду, что люди ее не выносили.
Вэлвет: Мам, а может, поэтому у вас с папой ничего не получается? Этот психотерапевт, он кажется, называет это «параноидальной дисфункцией», неспособность поддерживать отношения с людьми?
Фарра: Главная причина, по которой я не могу поддерживать отношения с твоим отцом, Вэлвет, это то, что он законченная скотина.
Вэлвет: Но ты ведь любила его.
Фарра: Мало ли, кого я любила, я когда-то и «Битлз» тоже любила.
Брюс: Ну, если уж я скотина, как ты говоришь, то, по крайней мере, я стал таким сам, без посторонней помощи, безо всяких там психических стрессов в детстве. Это ж надо такое придумать! Нет, Фарра, ты серьезно, а!
Фарра(обращается к Вэлвет): Вот полюбуйся на своего отца. Я ему говорю, что у меня был психический стресс, а он что? Он пытается меня вывести из себя, чтобы вызвать еще один стресс, ему одного мало.
Брюс: Правильно! Все правильно! Теперь можно расслабиться. Фарра получила индульгенцию. Теперь ты можешь пить, принимать наркотики, можешь вообще всю свою жизнь хоть наизнанку вывернуть. Все равно ты не виновата, это психическая травма.
Вэлвет: Меня блевать тянет от ваших разговоров.
Брюс: Браво, Вэлвет. Я горжусь тобой, когда ты употребляешь такие выражения.
Вэлвет: Ты же сам меня воспитывал, если это можно назвать воспитанием.
Брюс: Фарра, слышишь, что она говорит? С тебя берет пример. Ты своих родителей обвиняешь, Вэлвет будет нас поносить, и так далее — порочный круг получается.
Карл: Слушайте, Брюс и ты, Фарра. Честно говоря, мне не хочется прерывать ваш…, но…
Фарра: Ты не беспокойся, Карл. Я все равно уйду тогда, когда сочту нужным. Не забывайте, что мы находимся в Калифорнии, и половина этого дома принадлежит мне по закону. Вот так. (поворачивается к Вэлвет) Детка, налей-ка мне чего-нибудь выпить.
Вэлвет: Мам, ты же сказала, что не будешь ничего пить сегодня…
Фарра: Ладно, налей. Что я могу поделать, если у меня такая натура, не могу бороться со своими привычками.
Вэлвет идет к бару и наливает бокал для Фарры.
Брюс: Вот видишь, доченька, твоя мама в этом не виновата, это у нее такая натура. Вообще никто ни в чем не виноват. Мы все только жертвы: алкоголики, сексоголики, трудоголики, патологические потребители и обжоры…
Вэлвет: Ой, ну хватит тебе, опять это…
Брюс: У нас каждый год от насилия погибает больше людей, чем в свое время мы потеряли солдат во Вьетнаме. И кого, вы думаете, винят за это? Оказывается, это фильмы, которые я делаю, это все из-за кино!
Вэлвет подходит к Фарре и дает ей бокал.
Фарра: О, господи! Опять все то же. Ну, конечно, его фильмы. Только мы начали говорить о моей психической травме, как разговор повернулся в ту же сторону — фильмы режиссера Брюса Дэламитри. Единственное на всей земле, что имеет значение. Ты знаешь, мой дорогой, самое приятное в нашем разводе — это то, что мне больше никогда, никогда не придется слушать эти разговоры про твое кино. Не надо мне этого, не буду пить. (ставит бокал на стол) Пошли, Вэлвет.
Вэлвет: Удачи тебе сегодня, папа. Даже если ты не получишь этого Оскара….
Брюс: Не получу.
Вэлвет: и даже если ты будешь похож на полного идиота…
Брюс: Не буду.
Вэлвет: Ты все равно представляешь большую эмоциональную значимость для моего психического состояния.
Брюс: Спасибо, детка.
Фарра: Вэлвет, идем.
Фарра и Вэлвет выходят.
Брюс: А Вэлвет все-таки хорошая девочка.
Карл: Еще бы, особенно учитывая, сколько ты денег на нее потратил.
Брюс: Причем тут это, отцовские чувства нельзя мерить деньгами.
Карл: Браво, Брюс.
Брюс: О кей. Значит, они не будут показывать ни сцену в подвале, ни этот эпизод в баре. А все-таки, как насчет перестрелки в банке? Хороший сочный кадр.
Карл: Возможно. Но мы можем только спросить их, не более. Я позвоню.
Карл достает свой сотовый телефон.
Затемнение.
Брюс и Карл исчезают, и тут же, в темноте, мы слышим чей-то крик…
Уэйн(за сценой): Все, тебе конец, сучонок!
Вслед за этой фразой слышны выстрелы и крики в темноте. На сцене появляются Уэйн и Скаут с небольшими автоматами в руках. Оба в состоянии истерического радостного возбуждения.
Уэйн(кричит): Как я люблю тебя, моя сладенькая!
Скаут: И я тебя люблю, мой милый.
Уэйн: О-ой, я просто балдею, когда убиваю кого-нибудь, у меня такое желание появляется, ну воще! Я тебя так хочу, сахарная моя! Хочу тебя прямо щас, буду тебя трахать, пока зубы не заскрипят.
Задирает юбку Скаут, открывая все до самой талии.
Скаут: Ты что, Уэйн! Мы же в банке! Это общественное место! Люди вокруг!
Уэйн: Да ладно, подумаешь, малышка моя.
Уэйн стреляет из автомата наобум, в темноту. Слышны крики и рыдания. Наконец Уэйн прекращает стрельбу, и крики постепенно переходят в сдавленные всхлипы.
Скаут: Уэйн, мой милый, как же я люблю тебя.
Затемнение.
Уэйн и Скаут уходят.
Сцена исчезает.
Прожектор освещает другую часть сцены, там, где стоит Брюс. Он на высоком подиуме, в смокинге, с фигуркой Оскара в руках.
Брюс: Вы знаете, я так волнуюсь, у меня даже от волнения трясутся коленки. Я хочу поблагодарить всех вас. Ваша энергия, ваш дух дает мне вдохновение, и благодаря этому, я смог дотронуться рукой до звезд. Вы помогли мне добиться гораздо большего, чем я заслужил. Больше того, о чем могут мечтать лучшие из лучших. Я имею в виду вас, мои любимые. Мой любимый американский народ, чей необыкновенный, восхитительный, богом ниспосланный талант сделал из меня настоящего художника. Вы — это ветер, который наполняет мои крылья. И я расправляю свои крылья для вас.
Благослови вас всех Бог. Благослови Америку и весь мир. Спасибо вам.
Гром аплодисментов. Брюс исчезает, луч прожектора гаснет.
Из темноты появляются Уэйн и Скаут. Уэйн несет в руках большую сумку. Свет постепенно высвечивает всю сцену.
Уэйн: Да, ты знаешь, Скаут, все-таки нет на свете приятнее работы, чем убивать. Точно тебе говорю. Чем я только не занимался в жизни: гоночные машины угонял, лошадей перепродавал, в казино играл, воровал — все это ерунда по сравнению с волнением, которое испытываешь, когда шлепнешь кого-нибудь. Можешь мне поверить, я тебе говорю!
Сцена наконец освещена полностью, и мы видим, что это гостиная Брюса. В этот момент зрители как бы неожиданно осознают, что Уэйн и Скаут — это реальные люди, которые попали в дом Брюса. Скаут оглядывается вокруг в полном недоумении, как ребенок, который впервые видит новые игрушки.
Скаут: Уэйн, ты не можешь потише говорить. Так приятно — я наслаждаюсь утренней тишиной. И рассвет такой красивый. А дом-то какой красивый, правда?