И снова — к репортерам на газоне.
«Давайте посмотрим, как развиваются события в доме Брюса Деламитри».
«События пока не развиваются, — отвечали репортеры. — Все, что на данный момент известно, — это… Оскароносец… Магазинные Убийцы… красавица-модель/актриса… хорошенькая дочка… бывшая жена…»
«Ну что ж, тогда давайте обратимся к нашим экспертам в области шоу-бизнеса и криминальной психологии».
В Лос-Анджелесе и по всей стране на скорую руку были собраны «эксперты», которые теперь, напудренные и снабженные микрофонами, делились с телезрителями своей оценкой происходящего.
«По вашему мнению, что именно происходит в доме Брюса Деламитри?» — важно спрашивали телеведущие.
«Ну-у… это классический случай, — дружно пели в ответ эксперты, и каждый неизменно добавлял: — Именно такой случай подробно описан в моей последней книге, которую вы, конечно, можете найти во всех крупных книжных магазинах».
Глава двадцать восьмая
Брюс и Уэйн стояли рядом у окна, глядя на город, выросший у Брюса на лужайке. Сотни орудий были нацелены на Уэйна, но не стреляли, потому что Скаут находилась вне зоны досягаемости.
— Ты хочешь, чтобы кто-то взял на себя вину? — переспросил Брюс. — И как ты это себе представляешь? Какой-нибудь маг и волшебник объяснит происходящее оптическим обманом и заявит, что на самом деле всех перестреляли не вы, а кто-то другой?
Брюс только притворялся удивленным. На самом деле в его мозгу уже зародилось страшное подозрение.
На полу, у мини-бара, закашлялась Брук. Может быть, пыталась что-то сказать, а может, просто кашляла.
— Ей нужен врач, — забеспокоилась Велвет. — Позовите врача.
Уэйн снова разозлился и резко навел на Велвет пистолет.
— Я эту суку не просил угрожать моей девушке. Она сама виновата, нечего было хвататься за пушку. А теперь заткнись — мы с Брюсом разговариваем. Или тебе помочь заткнуться, а?
Он шагнул к девочке и занес над ней кулак. Велвет разрыдалась.
— Если ты ее ударишь, — сказал Брюс, — клянусь, на мою помощь можешь не рассчитывать.
— Ты будешь делать то, что я тебе скажу, даже если маленькая сучка схлопочет по шее. — Настроение Уэйна менялось с пугающей быстротой.
— Пожалуйста, не бей меня, — рыдала Велвет.
— Она же ребенок, Уэйн, — вмешалась Скаут. — Не надо ее бить. Не опускайся до такого.
— Никакой она не ребенок, милая. В Голливуде дети рождаются взрослыми. Эта маленькая сучка, наверное, уже потратила больше денег за свои недолгие годочки, чем твоя мамаша получила бы за пятьдесят жизней. Она заслуживает хорошей порки.
— Повторяю, — снова заговорил Брюс, — если ты ее ударишь, о своем плане можешь забыть.
Уэйн медленно опустил кулак.
— Хочу пояснить, Брюс: я выполняю желание моей девушки — не твое. Заруби себе на носу: ты будешь делать то, что мне угодно, врежу я твоей пигалице или нет.
Брюс воспользовался моментом, чтобы вернуться к теме разговора.
— Ну, так чего же ты хочешь? — взмолился он. Ему необходимо было услышать правду, какой бы страшной она ни оказалась. Страшной потому, что в глубине души Брюс понимал, зачем пришел к нему Уэйн.
— Я хочу, чтобы ты выступил в роли нашего защитника. Чтобы ты попросил о помиловании и спас нас от электрического стула.
— Попросил о помиловании? Ты что — совсем свихнулся?! Думаешь, мои слова спасут вас от наказания? Да вы виновны не меньше Гитлера!
— Виновны, если ты имеешь в виду, что мы и правда сделали то, что сделали, но ведь не в этом суть, посуди сам. В наши-то дни! Какая разница, виновен ты или нет — тебя все равно могут признать невиновным.
Брюс перестал что-либо понимать. Все взгляды были устремлены на него, только Скаут самозабвенно изучала свои ногти на ногах.
— Помнишь, — продолжил Уэйн, — ту мексиканскую телку, которая мужу член отрезала? Она была виновата и даже не отрицала этого. Отчикнула парню его достоинство и выкинула из окна машины. И что — сидит она за это? Ворочает булыжники на солнцепеке? Очень сомневаюсь. А все потому, что она была одновременно и виновата, и невиновна. В Америке такое вполне возможно.
Скаут оторвалась от своего занятия.
— Все правильно. Она это сделала и была права. Подонок бил ее и насиловал, так что получил по заслугам. Надеюсь, нож у нее был ржавый.
Уэйн поморщился.
— Знаешь, Скаут, тут мы с тобой не сходимся во мнении. Я лично не представляю, как муж может насиловать жену. Муж берет у жены то, что и так ему принадлежит. К тому же эта мексиканская сучка отрезала член у бывшего морского пехотинца, служившего на благо американского народа, а потому должна гнить в грязной дыре, на свободе ей не место.
— Он ее бил.
— В этом случае, дорогая, от мужа уходят, а не член ему отрезают.
— Присяжные ее оправдали.
— Значит, они там все были лесбиянками и гомиками.
Скаут фыркнула и вернулась к изучению ногтей.
— А-а, ладно, ну тебя, — бросил Уэйн, — мы отклонились от темы. Я говорю, что, как бы там ни было, эта сука вышла на свободу. Совершила преступление, во всем призналась, ни капельки не раскаиваясь в содеянном, и все-таки вышла на свободу. Виновата, но невиновна, ясно? У нас в Америке такое возможно. Главное, чтобы тебя оправдали.
— То есть ты полагаешь, — Брюс постарался, чтобы это звучало отрезвляюще, — что для массового убийства может быть какое-то оправдание?
— Брюс, в США найдется оправдание для чего угодно. Помнишь тех копов, которые избили ниггера и начали беспорядки? Там все на пленке было заснято — и что? Сидят они в тюрьме? Нет, сэр, не сидят. А О. Джей Симпсон? Сначала кричали, что он убил жену. Потом оказалось, что настоящая жертва — не мертвая телка, а сам Симпсон. Жертва полицейского-расиста, которого, кстати, тоже не посадили. В этой стране никто ни в чем не виноват. Так с чего же мы со Скаут будем отвечать за то, что натворили?
Брюс мысленно увидел себя вчерашнего, проникновенно толкающего речь на губернаторском балу. Неужели это было вчера? Скорее, в прошлой жизни… Брюс снова услышал собственный голос, парящий, как ему тогда казалось, над банальностью и лицемерием толпы: «Никто ни в чем не виноват».
Он сам это сказал.
Так неужели Уэйн прав и все сойдет ему с рук?
— Уэйн, подумай. На твоей совести слишком много жертв. Для этого не может быть оправдания.
Уэйн улыбнулся, снял телефонную трубку и начал набирать номер.
— Брюс, ты только что получил «Оскар». Если я скажу, что ты сейчас, наверное, самый знаменитый режиссер в мире, это не будет лестью. Ты действительно достоин всемирного признания. Ты хорошо поработал и заслужил свою награду… Простите. — Он повернулся к телефону.
На другом конце провода ответившие на звонок Корнелл и Мюррей наперебой перечисляли свои чины и звания.
— Заткнитесь и слушайте! — рявкнул в трубку Уэйн. — Мы хотим сделать заявление, понятно? Собираемся объявить о своих намерениях и всем все объяснить. Для этого вы пришлете сюда небольшую «И-эн-джи». И не возитесь там.
— Да, да, «И-эн-джи», электронную съемочную группу по сбору новостей, — проговорил директор «Эн-би-си», довольный тем, что мог ответить на вопросительный взгляд начальника полиции.
— Я знаю, что такое «И-эн-джи», иначе не просил бы прислать ее! — заорал Уэйн.
— Да, это я говорил для нача…
— Заткни глотку! Тут говорю я. Попробуете меня еще раз перебить, и будем разбираться с помощью автомата, ясно? Так вот, съемочная группа должна передавать информацию на все каналы, в том числе кабельные. Никакого эксклюзива — материал транслируют все, понятно? И еще одно. У звукооператора должен быть доступ к рейтинговому компьютеру. Я хочу получать информацию о своей популярности каждую минуту. Если сделаете все, как я сказал, то даю вам слово свободного американца: кого бы я еще здесь ни убил, телевизионщики останутся невредимы. Я гарантирую их безопасность, поскольку вы здесь наблюдатели, а мы действующие лица.
Уэйн положил трубку на рычаг и повернулся к заложникам.
— Теперь придется немного подождать, — сказал он. — Может, выпьем?
— Уж больно много ты знаешь о телевидении, — отозвался Брюс. На мгновение у него мелькнула сумасшедшая мысль: может, это все какая-то дурацкая шутка? Может, Уэйн и Скаут — не те, за кого себя выдают, не массовые убийцы, а, допустим, студенты или журналисты, пытающиеся что-то кому-то доказать? Может, все это обман? Ведь Брук уже разыгрывала его. Может, она не умирает, а всего лишь притворяется?
Но не прошло и четверти секунды, как этот отчаянный побег Брюса от действительности закончился полным фиаско. На постере в стеклянной раме все еще виднелись пятна, напоминающие об убийстве Карла. У Брук во рту постоянно собиралась свежая кровь, грозящая удушить ее до того, как она умрет от кровопотери. Брюс чувствовал запах изувеченной плоти. В комнате было столько голой правды и пугающей реальности, что оставалось только удивляться, как в ней умещалась еще и мебель.
— Откуда я столько знаю о телевидении? — сказал Уэйн. — Ну, Брюс, какие же нынче могут быть секреты? Тем более о телевидении. Ты сам подумай. Домашнее видео, местные кабельные каналы — ведь это все часть жизни. Не имитация реальности, а прямая ее трансляция. Настало время электронной демократии. Нет больше разделения на «нас» и «вас», и «мы» теперь повсюду. Выигрываем призы на телешоу. Оказываемся героями видеозаписи об ограблении банка. Признаемся в грехах у Опры Уинфри и получаем прощение на христианском канале. Люди стали телевидением, приятель, а ты еще спрашиваешь, откуда я знаю, как его использовать? Несложно было разобраться — можешь мне поверить, дружище. И знаешь, при всем твоем уме, ты на удивление плохо соображаешь. Прости, мне нужно связаться с копами.
Начальник полиции Корнелл сидел в своем бронированном автомобиле, почти дрожа от радостного возбуждения. Уэйн Хадсон все придумал как нельзя лучше.
— Достаньте оборудование, которое он просит! — рявкнул Корнелл Мюррею. — Ваша «И-эн-джи» будет состоять из переодетых бойцов спецназа. Через две секунды они нейтрализуют маньяка и эту его чертову подружку. — Начальник полиции мысленно уже готовился к пресс-конференции, посвященной героической опера