– Мы сегодня идем в ресторан, – объявил неожиданно Георгий. Антону тогда было уже два года.
– Зачем? А как же Антоша? – не поняла Аня.
– С ним посидит няня, – ответил муж.
– Какая няня? – удивилась Аня.
Георгий не ответил.
Как она могла оставить сына на незнакомую женщину, появившуюся на пороге? Никак. Не должна была. Но Георгий сказал, что няню подобрали в элитном агентстве, у нее прекрасные рекомендации, два образования – музыкальное и педагогическое, огромный опыт работы в детском саду и сертификаты о прохождении курсов – от кубиков Зайцева до Монтессори.
– Антон ведь в детский сад ходит. Зачем ему няня? – спросила Аня.
– Для дополнительных занятий, – ответил Георгий.
Аня кивнула. В ресторане ей было плохо. Нет, она не беспокоилась о сыне, который остался с чужим человеком. Плачет ли он, спит ли? Ей хотелось домой. На свой диван. Лечь и смотреть в стену. Ничего не делать, ни о чем не думать. И зачем Георгий потащил ее в ресторан?
– Сегодня годовщина нашей свадьбы, – сказал он. – У меня для тебя подарок.
Да, так бывает. Аня не помнила про годовщину, поскольку и свадьбы как таковой не было. Она открыла коробочку, в которой лежало кольцо.
– Спасибо, очень красивое, – сказала Аня.
После ресторана, дорогого и изысканного, ее долго рвало дома. Она сидела на полу в ванной и не понимала, как прожила это время. И как ей жить дальше. Мужа она не любила и не полюбит. На благодарность тоже эмоций не хватало. На уважение? Да, Аня была бы на это способна, если бы знала мужа. А она его не знала. Совсем. О работе он не рассказывал, о прошедшем дне тоже. Они, кажется, вообще не разговаривали. Георгий не был способен на диалог, он требовал отчета: сделала то-то, потратила столько-то, планы на завтра такие-то. Супружеская жизнь? Она не была частой. Наверное, у Георгия имелись любовницы. Ане было наплевать. Вообще не волновало – разные проститутки, одна постоянная любовница. Она не чувствовала себя женой в полном смысле слова. Она женой работала.
Антон ходил в частный детский сад, няня продолжала работать, забирая его из садика, отвозя на дополнительные занятия. Георгий подарил Анне еще одни кулинарные курсы. Она туда честно отходила, но ничего не изменилось. Для нее точно. Для всех окружающих она стала дамочкой, которая бесится с жиру. С прекрасным богатым мужем, которому она даже ужин не в состоянии приготовить. Ей не нужно убиваться по дому, заниматься сыном. Детский сад плюс няня. О чем еще можно мечтать? Аня и не мечтала. Много лет. Слишком долго, как оказалось. Она жила как живется. Подчинялась, отчитывалась мужу. Антоша рос слабым, часто болел. Из секций его быстро выгоняли. В частных клубах терпели, но Антон после первой или второй тренировки выдавал температуру и болел еще месяц. Ему нравилось читать, нравилось, когда мама рядом, лежит с ним в кровати, обнимает. Или играет с ним в рыцарей, устраивая сражения. Они оба любили настольные игры – от домино до блокусов, где нужно захватывать разноцветными фишками территории. Оба любили пазлы и могли собирать их часами. Но любимой игрой оставалась «Змейки и лесенки». Бросая кубик и передвигая фишку, по лесенке можно было подняться на целый уровень, а по змейке, если выпадет, скатиться вниз. Мама всегда проигрывала, скатываясь по последней, самой длинной змейке на три уровня. Ее фишка всегда попадала на ту змейку. Антон пытался хитрить, чтобы мама могла выиграть хоть один раз, но она лишь улыбалась.
– У меня так всегда, – говорила сыну Аня. – Я скатываюсь. Но ты должен добраться до финиша. Тебе должно повезти.
– Бабушка говорила, что тебе повезло в жизни, – замечал Антон.
Аня приезжала с сыном к матери на неделю, на убогую дачу под Ивановом, лишь бы не видеть мужа. Там ничего не менялось. Мать чувствовала себя обиженной и ненужной и винила в этом дочь. Аня уставала от бесконечных обвинений, скандалов и возвращалась домой измотанной и уставшей морально. Иногда раньше срока. Антон был только рад. Он ни с кем из ровесников на даче не сдружился. На велосипеде катался плохо, кидаться камнями в куриц не хотел.
– Если тебе повезло, почему ты всегда грустная? – спросил Антон.
Аня не могла объяснить сыну, что та идеальная жизнь – спокойная, уравновешенная, упорядоченная – не ее. Не для нее. Она смотрела на Толика, который орал на Ленку. На Ленку, орущую в ответ, и понимала, что никогда не сможет так, как они, – прокричать все, что накипело. Высказать в лицо. Набухаться в хлам и уснуть. И никто тебя словом за это не попрекнет, еще и тазик рядом с кроватью поставит. Пойти в бар с бывшими одноклассницами, хохотать до рези в животе, вспоминая прошлое. Или никуда не ходить, а сидеть во дворе, отмахиваясь от комаров. До полуночи, до утра, сколько захочется. Не жить по режиму и графику, не спрашивать разрешения уйти вечером, не просить денег у мужа.
– Иди работай, в чем проблема? – не поняла мать, когда Аня сказала, что чувствует себя ограниченной, никчемной.
Аня пыталась устроиться на работу. Когда ее пригласили на собеседование, она сказала об этом Георгию. Тот пожал плечами.
Он ее не бил, никогда. Но этого и не требовалось. Он смотрел на нее так, будто она ничтожество, пыль, плесень на плитке. Она тут же сдувалась и соглашалась с мужем, который говорил, что время ушло, у нее нет ни соответствующего опыта, ни образования. Ее точно не возьмут, только зря время потеряет.
Да, так и было. На ее прежнее место находились претендентки с высшим образованием, а не со средним специальным, как у нее. Моложе, активнее. Собеседования – одно, второе – она проваливала. Мало кто хотел нанимать женщину с маленьким ребенком: понимали, что будут бесконечные больничные, уходы с работы пораньше, опоздания…
Однажды история повторилась.
– Сегодня мы идем в ресторан, – объявил Георгий.
– Что? По какому поводу? – Аня снова оказалась не готова к сюрпризам.
– Ты забыла. У нас годовщина, – резко ответил муж.
Да, он имел право обидеться. Она опять забыла. Вот почему она помнила, когда день рождения Толика – ее первой любви, его домашний номер телефона? Она помнила дату его свадьбы – когда он женился на Ленке. Помнила, когда она, Аня, впервые с ним поцеловалась и когда впервые они были вместе. Каждый год в эти дни Аня мысленно его поздравляла. Стояла у окна и кричала: «Ты меня еще помнишь? Я тут! Бросай Ленку и забери меня! Ты не мог забыть, как нам было хорошо! Я же не забыла! Это невозможно! Мы были одним целым. Ты моя любовь, а я твоя. Мы никогда не будем счастливы порознь. Пожалуйста, давай попробуем снова. Только позвони и позови. Я не просто приду – прибегу». Она говорила это, надеясь, что Толик ее почувствует. Но так только в фильмах бывает – передача мыслей на расстоянии: герои стоят в одинаковых позах и думают об одном и том же. В реальности Толик продолжал жить с Ленкой, а она с Георгием.
Дату собственной свадьбы она опять забыла. Но в тот день Георгий решил продолжить. И в тот день она забеременела, хотя до этого не получалось. Не то чтобы они пытались, как пара, мечтая о еще одном ребенке. Но их редкая близость ничем не заканчивалась. Аня уже и не думала о еще одной беременности. И тут вдруг случилось. Когда она увидела тест, ей стало страшно как никогда раньше. Она не хотела второго ребенка, потому что знала, что ее ждет. Беременность станет испытанием, она опять не сможет родить здорового ребенка и останется во всем виноватой. Георгий будет смотреть на нее с презрением. Она вновь окажется плохой матерью, не способной даже выкормить собственное дитя. Никчемная, неспособная, бессмысленная женщина. Во всем. Аня знала, что муж мечтал о сыне – здоровом, сильном, похожем на него. Антоша был похож на мать даже внешне. Ничего общего с отцом.
Аня не помнила первые месяцы беременности – она плакала днями и ночами. Счастье было лишь в том, что она ходила в обычную поликлинику, к обычному врачу. Так требовалось для ведения карты.
На УЗИ она шла с тяжелым сердцем.
– Что, муж сына хочет? – спросил врач, молодой веселый мужчина, он все время улыбался.
– Сын у него есть, – ответила Аня.
– Тогда дочку хочет? – уточнил врач.
– Нет, кажется, еще одного сына, только не такого, как первый, – сказала Аня.
– А вы кого хотите? – уточнил врач. – Могу пол не говорить.
– Мне все равно. Но муж спросит. Так что говорите.
– Девочка. На вашем сроке точно сказать сложно, но мне так кажется, – улыбнулся врач.
– Спасибо, – ответила Аня.
– Активная у вас барышня будет, – рассмеялся врач, глядя на монитор.
Аня улыбнулась в ответ. Пусть хоть кто-то будет активным в их семье.
Вопреки опасениям, Аня отлично отходила беременность, родила ровно в срок крепкую девочку с отличными показателями по шкале Апгар. Юлька прекрасно сосала грудь, справившись с неудачными материнскими сосками. С тем же успехом ела смесь, которой подкармливали в роддоме грудничков по ночам. Юлька оказалась совсем другой. Ей не было и года, когда она начала вставать и пытаться ходить. Ела все, что ни дадут. Ползала, переворачивалась раньше срока. По ночам спала как по часам. Днем тоже. В школу пошла в шесть лет, потому что все умела – и писать, и читать.
Была лишь одна особенность – смелость, граничащая с безумством. Юлька ввязывалась во все драки, дружила исключительно с мальчишками, просила на день рождения в подарок рогатку, пистолет или монстров. В садик ходила в костюмах супергероев, игнорируя и презирая всяких принцесс и белоснежек. Ане было тяжело с дочерью. Она ее не понимала, не чувствовала. Во всяком случае так, как чувствовала Антона. Аня видела в дочери черты Георгия, а в сыне – свои. И опять страдала. Юлька росла властной, не способной к компромиссам. В чем-то жесткой, даже жестокой в отношениях с близкими людьми. Как и ее отец. Бабушку Юлька ни во что не ставила. Нет, не грубила, не хамила, но реагировала на ее слова как на комариный писк или жужжание мухи – отмахивалась и сбегала, чтобы не слышать причитания, охи и ахи. Бабушке внучка тоже не нравилась – слишком своенравная, непокорная. Тяжело с ней. С Антоном было проще – он покладистый, слушается.