Антон не решился спросить, почему отец так думает. А тот замолчал и сморщился, будто ему вдруг стало очень больно.
– А бабушка не обидится, что Юлька к ней не приедет летом? – спросил Антон.
– Точно нет. Она собралась строить новый сарай и парник. Ей будет не до Юльки, – заверил его отец.
Анна
Да, Георгий опять сделал так, как считал нужным. Поставил перед фактом. Как всегда. А она вынуждена подчиняться. Ее мнение, желания его вообще не волновали. Он даже не посоветовался. Чему удивляться? Да еще и Юльку на свою сторону перетянул. Знал ведь, как это сделать. Она ребенок, ничего не понимает. А тут ей пообещали настоящее приключение. Конечно, она счастлива. Опять получилось, что папа хороший, а мама плохая. Георгий специально придумал этот лагерь в Карелии. Договорились же, что Антон поедет в лагерь, лингвистический, научный, или какой-то еще, который будет сыну по душе. Про лагерь с тренировками вообще речи не шло. Георгий знал, что Антон будет страдать. Решили, что Аня с Юлькой поедут к бабушке. И вдруг возникла Карелия с байдарками. Юлька скакала от возбуждения и рассказывала, что они купили в магазине. И что Антон за ней присмотрит. Но самое главное, ей не нужно будет вести себя нормально. Она сможет вести себя как хочется. То есть как мальчишка. А об Антоне Георгий подумал? Каково ему будет в том лагере? Да, он все сделает ради сестры, все вытерпит, но пойдут ли ему на пользу такие испытания? Георгий так и не смог смириться с тем, что Антон не боец, не драчун, не спортсмен. Для него адреналин – книги, задачи, формулы. Точно не сплавы по горным рекам.
Где Антон и где байдарки? Откуда они вообще возникли в голове у Георгия? Аня не знала. А спросить не решалась. Больше всего на свете она хотела поехать домой, в Иваново. Жить за городом, в деревенском домике, куда несколько лет назад переехала мать – Георгий купил его теще в подарок на юбилей. Аня считала, что ее муж просто подкупает тещу – дает деньги на ремонт сарая, теплицы.
– Зачем ты мне здесь сдалась? – отрезала мать, когда Аня попросилась приехать без Юльки. – Ты же мне не поможешь!
Да, она не собиралась помогать с сараем и теплицей, сажать картошку и копаться в огороде. Матери нравилось убиваться на пусть крошечном, но своем участке. Она без конца что-то красила, ремонтировала.
После того как Георгий отправил ее домой, точнее в этот новый дом, вроде как дачу, мать всю энергию направила на огород и хозяйство. Чтобы помидоры и огурцы непременно свои, банки, закрутки, компоты на зиму. Она ведь даже не поняла, что любимый зять, по сути, выгнал ее из московской квартиры, когда стала не нужна, отлучил от внуков. Нет, она считала его лучшим мужчиной на свете, самым добрым, самым щедрым. Всю жизнь мечтала о собственном доме в деревне, с огородом, цветником, сараем и парником. Георгий, получалось, исполнил ее давнюю мечту.
– Я буду помогать, – сделала еще одну попытку Аня. Приехать без приглашения она не решалась. Мать могла и на порог не пустить, да и перед Георгием требовалось отчитываться о тратах. – Только скажи, пожалуйста, Георгию, что тебе нужна моя помощь.
– И не собираюсь, – заявила мать. – Ты опять к своему Толику побежишь, а я должна врать? Нет уж.
– Мы в разводе, если ты забыла, – напомнила Аня, – и я могу бегать хоть к Толику, хоть к Славику. Георгия это больше не касается.
– Ой, не знаю, что там у вас чего касается, а врать не буду. Развелись – и что? Дети-то у вас общие! И Георгий о них заботится. И обо мне, хоть я ему бывшая теща. Тебе деньги дает. А то я не знаю, на что ты их спускаешь! – возмутилась мать.
– И на что? – Аня начала закипать, готовая сорваться в любой момент.
– Так все знают, – мать говорила со злорадством, – на Толика. Ленка его у меня спрашивала, когда ты приедешь, а то ей нужно детей в школу собрать – форма, рюкзаки, тетрадки, пеналы, сменка. Тебе самой-то не противно? Если что – Толик тебя без бабок не ждет. И Ленка тоже. Она хорошие рюкзаки хочет купить, так что свиданка с Толиком дорого тебе обойдется. В прямом смысле!
Аня задохнулась и нажала отбой. Ей было не противно – очень больно. Она никому не могла признаться, что готова давать Толику любые деньги, лишь бы хоть раз к нему прижаться. Ощутить близость. Ей было наплевать на всех. Ленка знала, что Толик кормится подачками? Ну и на здоровье. Терпит, закрывает глаза на измены мужа? Ее выбор. Да, Аня была готова платить за близость. А что такого? Разве Георгий не платил за близость с ней? Ее тошнило, когда муж к ней прикасался. Еле заставляла себя не оттолкнуть его. Если она могла, значит, и Толик сможет. А он давал ей все, чего она хотела. Если за это требовалась плата, то она готова. Наплевать. Она любила Толика. Всегда. Только его. Кого любил он, ей все равно. Она его использовала? Возможно. Но все друг друга используют. Да, она ездила к Толику при любой возможности. Врала Георгию. Но только это заставляло ее жить с мужем. Он давал деньги, она отправляла часть Толику. Он писал ей, что ждет, любит. Она ему верила, потому что хотела верить. И готова была оплачивать эту веру в любовь. Бросил бы ее Толик, если бы она перестала посылать ему деньги? Да, конечно. Но где он найдет еще такую дуру, готовую тут же перевести на его карту двадцать тысяч, потому что вдруг заболела мама. Или переслать деньги, когда он просто писал: «Пришли десять косарей». Он тратил их на подарок Лене на день рождения, на детей, гулянки. Но она знала: когда приедет, Толик будет с ней нежен. Она к нему прижмется и наконец почувствует себя счастливой. Дело было не в сексе, не в физическом наслаждении. Анне хотелось близости – обняться, прижаться, целоваться, как тогда, в одиннадцатом классе. Чувствовать, что весь мир вокруг рухнул, остались только они с Толиком. С Георгием она никогда подобного не испытывала. Ни разу. Эгоистично? Да. А кто из людей не эгоист? Каждый думает только о себе. Георгий не был исключением. Он пытался переделать ее под себя, сделать удобной и послушной. Только она не захотела такой становиться. Или дело в том, что их брак не был заключен по любви? Каждый рассчитывал получить выгоду, поэтому и сошлись. Дети… Анна не была хорошей матерью. А кто был? Ее мать? Нет. Про родителей Георгия она ничего не знала, он не делился. А она и не выспрашивала. Радовалась, что нет свекрови, которая станет пилить каждый день. Что не нужно устраивать семейные встречи по праздникам. Меньше родственников, меньше головной боли. Когда их нет, вообще счастье. Так она считала.
Когда они переезжали в новую квартиру, за ремонтом следил Георгий. За выбором мебели, тканей для штор, люстр тоже. Он и какой-то дорогущий дизайнер. Обсуждали освещение, зонирование, выбирали стол, диван. Анна кивала, со всем соглашаясь. Ей было наплевать, какой формы стол будет стоять в гостиной и какие обои подходят для коридора. Хотелось лишь одного – вернуться в Иваново, в свою старую, не видевшую никогда ремонта квартиру, где они впервые поцеловались с Толиком. Где впервые уснули вместе в ее крошечной комнатке размером с кладовку. Она хотела провести рукой по раме – через это окно Толик вылезал ночью, через него и влезал. Она хотела лечь на то белье, на котором случилась их первая, вторая, десятая близость, – старое, застиранное, напоминавшее о счастье. Самом сильном. Том, которое она сохранила в памяти, так и не избавившись от воспоминаний. Как Толик сидел на подоконнике и курил в окно, а она на него смотрела и умирала от счастья. Как они вместе мылись в душе, который опять потек и брызгался во все стороны. Она хохотала так, как никогда больше в жизни. Она помнила, как Толик целовал ее, обнимал. Все его жесты, движения. Как одевался, раздевался. Ничего важнее этих воспоминаний для нее не было, даже рождение детей. Их первые шаги, слова. Мать права – она ненормальная, «придурочная», раз цепляется за Толика. Он никто по сравнению с Георгием. Не мужик, раз берет деньги у любовницы. Да, она не ценила, что имела, что вдруг упало на голову – брак, семья, дети, благополучие. Мать каждый раз ей напоминала, что судьба ошиблась – выбрала не ту женщину. Анна не спорила. Георгий не был ее судьбой, ее жизнью, ее счастьем. А Толик был. И плевать, что она готова платить за эту иллюзию. Люди часто платят, лишь бы верить. А она верила в их любовь.
Анна не смогла идти дальше, выстроить новую жизнь, дать шанс Георгию сделать ее счастливой. Она жила прошлым. Ненавидела и презирала Ленку, как было и в школе. Толика она не ревновала, никогда. Чувствовала свое превосходство. Где она и где Ленка? Та всегда считалась страшненькой, все лицо в прыщах, фигура тоже ужас – толстая, рыхлая. Анна хотела в город, мечтала о другой жизни, Ленка вообще ни о чем не мечтала. Анна успокаивала себя тем, что Толик все равно к ней прибегал. По первому зову. Она оставалась для него главной любовью, а Ленка лишь жалкой заменой. Может, она так и не повзрослела. Осталась инфантильной дурочкой. Георгий часто ей говорил, даже кричал: «Повзрослей уже!» Но она не хотела, не понимала, что такое взросление.
Когда Анна сообщила Толику, что развелась, тот не ответил. Они столько раз мечтали, как она разведется и они будут жить вместе. Его молчание стало для нее ударом. Она думала, все зависит только от нее – если разведется, Толик в тот же день бросит Ленку. Но нет. Не бросил и не собирался, о чем позже сообщил Анне. Она приехала неожиданно и потребовала встречи. Они поругались. Он не писал ей, не звонил. Анна не выдержала первой. Написала, что ничего не изменилось. Они могут жить как прежде. Толик попросил прислать денег – мол, на обследование для мамы. Анна прислала. Он продолжал ей писать. Что-то нежное, ласковое. Скучает, ждет, любит. Но маме нужны новые анализы, другая больница. Анна переслала деньги, Толик поблагодарил. Добавил, что с ума сходит, так хочет увидеться. Анна сорвалась и приехала. Толик написал, что не сможет с ней встретиться, сидит у мамы в больнице. Она вернулась домой.
Так было много раз. Толик чуть ли не кричал, что сойдет с ума, если ее не увидит, мечтает уснуть с ней и проснуться, уехать куда-нибудь. Умолял ее приехать хоть на один день, на один час, чтобы они могли прижаться друг к другу. А когда Анна была готова сорваться к нему – ускользал. Писал, не получается. Или назначал дату, когда она никак не могла вырваться. Тогда Толик говорил: «Жаль, что ты не смогла. Значит, не захотела».