Георгий не сразу начал проверять Анины расходы, лишь когда ее траты на любовника перешли все границы. Георгия унижало, что он смотрит чеки, выслушивает нелепые объяснения жены, в которые даже она сама не верила. Он будто копался в грязном белье. Проще, конечно, не знать лишнего, гнать от себя плохие мысли. Ведь если у подозрений нет доказательств, они остаются лишь подозрениями. И всегда остается шанс, что это – ревность, разыгравшееся воображение. Когда есть доказательства, отступать некуда. Подсознанию, мозгу, сердцу. Они вынуждены принимать факты.
Георгий подозревал, что Аня поддерживает связь с любовником, но лишь когда посчитал, сколько денег она потратила на него за последний месяц и увидел их на вокзале, окончательно понял и принял – он ошибся в выборе. Георгий не винил Аню, только себя. Не стоило создавать семью с девушкой, которая всегда любила другого, у которой первая любовь так и осталась единственной, на всю жизнь. И ничто – деньги, дети, новая жизнь – не могло затмить те чувства, самые сильные, самые яркие. Георгий так и не решился поговорить с женой. Не объяснил, что желал лишь одного – чтобы его дети выросли в полной семье. Хотел для них того, чего был лишен сам.
Георгий стал пропадать на работе. Задерживаться допоздна. Аня решила, что у него появилась любовница. Никакой другой женщины не было. Никогда. Но он не стал спорить, доказывать обратное. Если Ане хотелось верить, что виноват муж, пусть так и будет. Если ей так проще. Она не готова нести ответственность, принимать решения. Признать, в конце концов, что их брак рухнул по ее вине. Или все же нет? Или он не смог дать ей то, на что она рассчитывала: заботу, нежность, искренность? И в случившемся была только его вина? Теперь его сын ждал от него открытости, признаний, а способен ли он, отец, на это? Или опять предаст? Уже сына. Не найдет в себе сил высказать, что лежит на душе, поделиться сокровенным. С детьми так не бывает. Они все чувствуют. Георгий знал, что Антон ему не доверяет. Не врет, но многое умалчивает, пусть и бессознательно. Не может быть до конца честным с ним, отцом. Как и с матерью. Если бы Георгий нашел в себе силы поговорить с сыном по душам, если бы смог объясниться с Аней… Все могло сложиться иначе.
– Пап, если у мамы будет ребенок, у Юльки – отчим, значит, и ты можешь жениться? Если что, я не против мачехи, – сказал как-то Георгию Антон.
– Принято. – Георгий заставил себя сделать вид, будто ухмыляется и шутит: – Куплю побольше яблок, чтобы мачеха могла тебя отравить.
– С мальчиками так не работает, – поддержал шутку Антон.
– Послушай, я не хочу больше жениться и не хочу, чтобы у тебя была мачеха, – сказал Георгий.
– Ну, пока не хочешь, но, если что – я пойму, – ответил сын.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
Георгий не сказал сыну, что есть люди, которые выбирают личную жизнь, а есть те, кто выбирает детей. И он выбрал его, сына, ребенка, Антона. И Юльку, конечно же. Какая бы женщина ни появилась в его жизни, он не заставит детей ее принять. Какой бы чудесной она ни была. У них есть мать и отец. Они – семья. Пусть и такая странная, разделенная. Георгий, как отец, не сможет впустить в их жизнь кого-то еще. К счастью, любовник Ани самоустранился и не стал для Юльки отчимом. Георгий это понял раньше Ани, но не стал ей говорить. Она бы все равно его не услышала.
– Я позабочусь о твоем ребенке, – сказал бывшей жене Георгий.
– Спасибо, не надо, – ответила она и бросила трубку.
Он знал – когда родит, будет надо. Нет, Георгий не ждал, что Аня приползет на коленях, станет просить прощения. Ничего не ждал. Просто хотел, чтобы… Чтобы Юлька, с нетерпением и радостью ждущая появления на свет брата или сестры, была счастлива. Чтобы у малыша были красивая коляска, люлька, игрушки. Чтобы Юлька могла играть с ним в разные игры. Георгий хотел, чтобы Антон не переживал за маму и сестру. Если у новорожденного все будет хорошо, значит, всем будет хорошо.
Иногда Георгий ловил себя на мысли, что хочет вернуть Аню, их прошлую жизнь. Он бы принял этого ребенка как родного. В детском доме им вбили в голову главную мысль: не важно, кто родил, – важно, кто воспитал, кто дал ребенку семью. Он бы все объяснил, рассказал – про прошлое, потерю родителей, годы в детском доме и насколько важно для ребенка иметь дом, родной, свой, маму и папу. Признался бы, что ему не важно, кто отец ребенка, что это вообще не имеет никакого значения, когда речь идет о нормальной жизни для маленького существа, которому все равно, кто родной, а кто нет. Лишь бы его носили любящие руки, целовали, обнимали, заботились. Но Аня по-прежнему ждала чуда – что ее Толик, узнав о рождении ребенка, прибежит и предложит жить вместе долго и счастливо. Она в это верила – любовник увидит младенца, бросит свою прежнюю жизнь, жену, детей и начнет новую. Аня не была дурой. Она просто любила своего Толика и потому верила в невозможное, невероятное. Хотел бы Георгий хотя бы наполовину верить в то же. Может, поэтому у них и не получилось стать семьей?
Да, он был не самым хорошим мужем. Не мог понять, как можно часами лежать на кровати и ничего не делать, не реагировать даже на плач собственного ребенка. Платить любовнику за возможность близости. Разве это не унижение? Как можно верить в то, что не случится никогда? И совершать абсурдные, нелогичные поступки – заводить собаку, например, в самый неподходящий для этого момент. Юльке нужно учиться, заниматься, а не возиться с собакой. Аня ждет ребенка, какая собака? Как можно беременеть от любовника? Ну ладно этот ее Толик – дебил дебилом, но Аня ведь могла использовать контрацептивы, хоть какой-то здравый смысл проявить? Доступны ведь все средства. И главное, чего он не мог понять, – почему Аня считала и продолжает считать его чудовищем, монстром. Жестоким, беспощадным, с которым ее не связывает ни одно теплое воспоминание. Которого она ненавидит всей душой. Антон спрашивал, почему они не смогли договориться? Хороший вопрос. Георгий просто не знал, как договариваться. Не мог предсказать Анину реакцию. То ли начнет кричать, то ли плакать, то ли биться в истерике и обвинять его в каких-то совсем страшных вещах, которых никогда не случалось.
Вбила себе в голову любовницу. Речь шла о Ларисе, Лоре. Они с Георгием действительно были давними знакомыми, работали бок о бок. Когда Георгий организовал собственную фирму, позвал Лору, она согласилась. Лора очень ему нравилась, и как женщина, и как сотрудник. Но у нее действительно все было хорошо – муж, двое сыновей. Георгию даже в голову не приходило перейти черту. Да, Лора, в отличие от Ани, знала, что он потерял родителей, рос в детском доме, всего добился сам, вытащил себя буквально за шкирку. Она поздравляла его с днями рождения детей, не только с его собственным. Лора была смешливой и легкой. То, чего Георгию не хватало в Ане. С Лорой все казалось естественно, просто, само собой – говорить, пить вино, обсуждать детей, семейные проблемы. Они были друзьями, коллегами и да, близкими людьми. Лора могла рассказать Георгию про проблемы со старшим сыном, пожаловаться на плохое самочувствие. В чем-то Аня была права – они с Лорой больше чем коллеги – приятели, которые знают друг друга много лет. Но не любовники. Когда Аня нашла Лору в соцсетях и написала ей письмо с обвинениями, Георгию стало невыносимо стыдно за жену. Лора сказала – ничего страшного, она все понимает. Но он видел, что ей неприятно.
– Прости, я не знаю, что с этим делать, – признался он.
– Никто не знает, когда такое случается, – ответила Лора. – Держись.
– Я пытался объяснить, но она не верит.
– И не поверит, – пожала плечами Лора. – Даже если я поклянусь своими детьми. Всегда проще обвинить другого. Грехи других искать приятнее, чем копаться в своих.
Аня обвиняла его с такой уверенностью, что Георгий сомневался – может, действительно все так? Может, именно таким он и был с женой? Во время последнего их разговора Аня кричала, что детей не хотела, Георгий ее насиловал всю их совместную жизнь, она ни разу не получила ни малейшего удовольствия, чувствовала себя использованной и грязной. И обе беременности нежеланные. И ее бы воля, она сделала аборты.
– Так почему не сделала? – спросил Георгий, который думал, что сейчас у него случится инфаркт – настолько сильно болело и жгло в груди. Разрывало изнутри на кусочки. – Ты ведь могла. Я бы и не узнал.
Да, это был запрещенный прием. Аня предпочитала считать себя жертвой, безвольной, находящейся под полным контролем мужа-насильника.
– Ненавижу тебя, – процедила она.
– Только я не знаю, за что именно, – ответил Георгий. – Тебя никто не заставлял выходить за меня замуж, жить со мной, рожать детей. Никто. Сейчас ты свободна, но все равно во всем винишь меня. Даже в том, что твой любовник не хочет видеть ни тебя, ни вашего ребенка. Я переведу тебе на карту деньги – на Юлькину секцию, на одежду. И на роды тоже. Купи коляску, кроватку, все, что нужно. Постарайся распорядиться средствами разумно.
– Мне не нужны твои подачки, – огрызнулась Аня.
– Рожать ты где собираешься? Под кустом? Или под окнами своего Толика? – зло спросил, не сдержавшись, Георгий. Он тоже имел право на эмоции, в конце концов. И его выдержке и хладнокровию мог прийти конец.
– Не твое дело, где захочу, там и рожу. – Аню уже трясло.
– Не думаешь о себе, подумай о Юльке. Ей нужна мать в здравом рассудке. Она ждет рождения брата или сестры. Сходи с ней по магазинам. Пусть выберет погремушки, одежду. Для нее это важно, – продолжал убеждать жену Георгий.
– С чего ты вдруг стал таким заботливым папашей? Задумался о чувствах собственной дочери? Что-то раньше они тебя не волновали, – в запале огрызнулась Аня.
– Всегда волновали, только ты этого не замечала.
– Ой, ну да. Опять я плохая, ты прекрасный! Как всегда. Придумай что-нибудь новенькое! – заорала Аня.
Антон
На майские праздники Антон уезжал в олимпиадную школу. Сам попросил отца туда его отправить. Тот не возражал, даже обрадовался. Антон увлекся программированием, инженерной графикой. Отец больше не требовал от него спортивных достижений и позволил заниматься тем, что сын хотел больше всего – учиться, узнавать новое, общаться со сверстниками, объединенными общим интересом. Милан уехал на спортивные сборы, Настя с родителями – путешествовать по Золотому кольцу. Когда они вернулись в школу, их загрузили контрольными, проверочными, бесконечными тестами. Даже поговорить не оставалось ни времени, ни сил. У Милана шли соревнования – надо было подтверждать разряд. Настя предпочитала общаться с подругами или рисовать в блокноте, с которым не расставалась. Антон же переписывался с новыми друзьями и думал, как уговорить отца отправить его в ту же олимпиадную школу на летних каникулах. А еще гадал, как попросить новый, более мощный компьютер, который ему требовался для учебы. Прошли еще две недели после праздников, когда Антон зашел в младшую школу. Не потому что хотел, а потому что чувствовал себя обязанным и виноватым. Совсем забыл про Юльку. Он ей писал иногда. Она отвечала не сразу и очень коротко. «Как дела?» – «Нормально». Юлька больше ему не звонила. Он объяснял это тем, что у нее тоже полно забот, уроков, репетиторов. Но тут случилась отмена биологии, замены не нашлось, и Антон решил забежать в младшую школу – как раз заканчивался пятый урок.