– Здрасте, дядь Коль, пустите, пожалуйста, – поздоровался он с охранником.
– О, Антоха, сто лет тебя не видел. Ты как? Вы там живы вообще? Говорят, вас совсем замучили тестами. В наше время такого не было. Мы хоть с девочками гулять да хулиганить успевали. А вы только эти тесты и видите, – как всегда, радостно встретил его дядя Коля.
– Да, замучили совсем, – кивнул Антон.
– Ты к Юльке? Так ее нет. После майских не появлялась, – пожал плечами дядя Коля.
– Как это – не появлялась? – не понял Антон. – Заболела?
– Да нет. Мама приходила к завучу, заявление оставила. Уехали они. Вроде к бабушке. Юлька написала итоговые тесты – и все. Хоть ей хорошо. Нагуляется, отдохнет. Жаль, что волкодава своего забрала, теперь мне нужно курильщиков с заднего двора гонять. Ты это, держись. Понимаю, сложно вам сейчас. Вон, эти зеленые ходят, – дядя Коля показал на вывалившийся в вестибюль класс третьеклассников. – То орут как резаные, то молчат. Или сонные и синие ползают или носятся, будто им батарейку в жопу засунули. А вы подростки. Ты только это, решишь чего – с крыши сигануть там или еще что надумаешь, – ты сначала меня позови, ладно? Я внизу встану, а то ведь чуть что, кто виноват? Дядя Коля виноват. Кирюха вон из четвертого «Б» два дня назад со второго этажа спрыгнул. Все думали – самоубиться решил, а он просто сбежать с контрольной собрался. Ну хорошо хоть, у меня заранее спросил, где лучше прыгать. Так я ему подсказал, что сначала на козырек подъезда, а потом уже на землю. А так бы ноги переломал. Крику было! Но я ж знал, что Кирюха этот, ну как его, который перепрыгивает через препятствия в городе…
– Паркурщик? – подсказал Антон.
– Точно. И брат его старший, Данька. Тоже, когда в младшей школе учился, сигал из окна. Как диктант или контрольная, так Данька на козырьке подъезда. Видел недавно, как он через забор перепрыгивает. Мастер просто. Я аж рот раскрыл от восторга. Техника отличная. Приземляется мягко, как балерина. Крутой пацан. И малой такой же. Научился у брата на мою голову. Я за него был спокоен – главное, маршрут верный, проверенный и безопасный, показать. Я ж знаю, кому можно прыгать, а кого лучше через турникет выпустить. Ты, например, не такой. Ты умный. Это Юлька бедовая деваха. Характер – кремень. Молодец она. На своем стоит до последнего. Уважаю таких. Привет ей передавай от дяди Коли.
– Спасибо, передам.
Антон пошел домой, ноги были тяжелыми. Ему очень хотелось выпрыгнуть со второго этажа. Он ничего не знал про отъезд сестры и мамы. Они не сочли нужным ему об этом сообщить. И отец, который наверняка был в курсе, тоже промолчал. Как тогда, когда у Юльки появилась собака, а мама забеременела. Он просил отца быть с ним честным. Получается, ничего не изменилось.
Антон проходил мимо местного кафе. Иногда там собирались компании старшеклассниц – посплетничать, выпить кофе или съесть десерт, который запрещен, если девочка занималась спортом. Старшеклассники назначали в этом месте свидания только в тех случаях, если, так сказать, официально хотели объявить себя парой. Там же иногда собирались мамы – посплетничать про учителей в ожидании детей или взять кофе навынос. Антон увидел Настю – она сидела в «витрине», как называли столики у окна, выходящие на дорогу. Настя рисовала в скетчбуке. Антон решил зайти, хотя не собирался. Несколько минут просто стоял и смотрел, как Настя рисует.
– Привет, ты чего здесь? – спросил он.
– Ой, это ты? – Она явно не ожидала увидеть Антона. Возможно, ждала Милана. Или другого мальчика, поэтому села у всех на виду.
– Извини, всего лишь я, – шутливо пожал плечами Антон. Поездка в олимпиадную школу придала ему уверенности в себе. Он познакомился с Дашей, с которой они даже поцеловались. Один раз, но долго. Они переписывались, планировали встретиться в следующем лагере. Даша жила в подмосковном Королеве, вроде бы не так уж далеко, но времени на встречи не находилось ни у него, ни у нее. Им хватало переписки. Даша присылала ему смешные фотографии своего кота, себя с котом. Они обсуждали преподавателей олимпиадной школы – хорошо бы, если в следующий раз приехал Серов. Он, говорят, очень крутой информатик. Звезда. Даша мечтала его хотя бы увидеть. И пусть вожатым будет Денис, он классный. А если приедет Корнилов, то вообще счастье. Он ведь гений. Очень круто ведет. После него математику сдать – раз плюнуть. Да, жаль, что мы так далеко друг от друга. Было бы здорово видеться чаще. Давай вечером созвонимся по видео? Давай. Ты разбирала ту задачу? Да, но не смогла. Давай вместе разберем?
– Извини, я рада тебя видеть, – смутилась Настя.
– Ты ждала Милана? – спросил напрямую Антон.
– Нет, то есть да, не знаю, – пожала плечами Настя. – У него же тренировки, соревнования разрядные.
– Что рисуешь?
– Так, увлеклась аниме, – призналась Настя.
– Покажешь? – попросил Антон.
– Пока плохо получается, – Настя закрыла скетчбук. – Я показала маме, она чуть в обморок не упала. У меня в художке одни кувшины, тарелки, бутылки, яблоки и лимоны. Ненавижу композицию. Не получается. И портреты тоже. Так Лермонтова нарисовала, что на Льва Толстого оказался похож. Не знаю, может, брошу. Мама заставляет окончить. Довести дело до конца, как она говорит. Терпеть не могу это выражение. Почему нельзя бросить, когда надоело, когда не видишь смысла? Или когда хочешь заняться другим? Мне скульптура нравится, но она раз в неделю. Мама не хочет, чтобы я лепила. Есть курсы разные. Я бы походила, но для экзамена, поступления скульптура не важна. Нужны рисунок, композиция. Меня уже тошнит от всего этого. Милану тоже надоели сборы, соревнования, но ему надо камээс получить. А кто сказал, что обязательно надо? Родители говорят, жалко бросать, столько лет тренировок, мол, есть ради чего потерпеть. Камээс – круто. Тренер твердит, что Милан не может подвести всю команду, соревнования ответственные. Ну, он и соглашается, терпит, как и я. Он, правда, со всеми соглашается – и со мной, когда я говорю, что должен сам решать, и с родителями, и с тренером. Иногда я его понимаю, а иногда совсем не понимаю.
– А ты чем хотела бы заниматься? – спросил Антон.
– Не знаю. Мультики рисовать. Мне нравятся мультяшные персонажи. Анимация. Ну серьезно, когда рисуешь одни яблоки, старые утюги, самовары или вазы с отколотыми горлышками, хочется повеситься, – призналась Настя.
– Да уж, – ухмыльнулся Антон. – Аниме – это круто. Там же разные жанры, да?
– Их много. Целая культура. Отдельная история. Мама считает, полный кошмар. Вообще не искусство. Или то, что нужно только в Японии, а не у нас. Папа говорит, что я должна получить образование в нормальной художественной школе, училище или вузе, а потом заниматься чем захочу. А меня трясет от одного понятия «нормальная». Кто сказал, что именно моя классическая школа – нормальная, а другая, где проходят современное искусство, нет? – Настя опять начала терзать скетчбук набросками.
– Мой отец тоже твердит, что нужно базовое образование, которое потом позволит заниматься чем захочешь, – пожал плечами Антон.
– То есть, если ты хочешь стать, например, актером или художником, все равно должен окончить какой-нибудь мехмат или менеджмент? – спросила Настя.
– Ну вроде того, – кивнул Антон.
– Бред какой-то, – хмыкнула Настя.
– Покажи свои рисунки, – попросил Антон.
Настя протянула блокнот. Антон перелистывал страницы. Настины героини были немного похожи на нее. Выполненные в стилистике аниме, но с каким-то потерянным взглядом, для которого Настя добавляла стертый фрагмент на зрачке, чтобы подчеркнуть несчастье, растерянность, разочарование.
– Мне кажется, ты очень талантливая, – искренне сказал Антон.
– Спасибо. Но на самом деле нет. В художке считаюсь трудолюбивой, целеустремленной, но с весьма средними способностями. Беру за счет рисунка, скульптуры. По ним отлично, по остальным – четыре с плюсом. Могут поставить пять с минусом, и это большая разница. Четыре с плюсом считается приговором, вроде как ты – посредственность. Никакого таланта, но есть навыки, набитая, поставленная рука, техника. А пять с минусом – ты вроде как человек, с тобой можно работать. Со мной хочет заниматься только скульпторша, она одна считает меня талантливой. Меня глина успокаивает. Я и дома часто леплю. Мама уверена, что у меня подростковый кризис. Говорит, лучше лепка, чем всякие плохие компании. Но все равно смотрит на меня будто я ненормальная. С беспокойством, что ли. Ненавижу этот взгляд. Только из-за него хочется повеситься. Когда на тебя так смотрят, ты будто желаешь оправдать ожидания взрослых. Чего они ждут? Что выйдешь в окно, порежешь вены? Вот это и хочется сделать, чтобы они уже подтвердили собственные подозрения и успокоились.
– Ага, у меня такое же желание, – рассмеялся Антон. – Папа тоже на меня так смотрит.
– Если заканчивается глина, могу лепить из пластилина, из чего угодно. Жаль, что у меня нет младшей сестры или брата. Тогда бы я могла сказать, что леплю для них. Мне из пластилина нравится. Как в старых мультиках. Тогда ведь фигурки лепили из пластилина. Это очень сложно и круто на самом деле. Фигурки получаются живыми, настоящими, они дышат, ходят, чувствуют. Из глины такое очень сложно сделать. Я покупаю пластилин и прячу под кроватью. Леплю ночью, когда мама спит. Потом собираю слепленные фигурки в комок, уничтожаю. Это больно, если честно. Мне бы хотелось сохранить некоторых персонажей. Но мама решит, что я сошла с ума, раз леплю из пластилина как маленькая, а не как положено – из глины.
– Да уж… Хочешь, я буду хранить твои поделки? – предложил Антон.
– А твой отец не подумает, что ты совсем ку-ку? – рассмеялась Настя.
– Он не заметит. Так что больше не уничтожай ежиков, собачек или кто там у тебя, а приноси мне, – заверил подругу Антон.
– Капибары, – тихо сказала Настя.
– Что? – не понял Антон.
– Кто. Капибары. Я их леплю. Они мне ужасно нравятся. Они только с виду такие толстые, неловкие, не милые, а на самом деле очень изящные и трепетные. Знаешь, как они к своим детям относятся? С такой любовью! Нежничают с ними. От людей такого не дождешься. Мне хочется нарисовать большой настоящий мультик про капибар, – призналась Настя. Антона потрясло, с какой страстью она говорила про свою мечту.