я. Или бабулька уронит сумку, начнет собирать содержимое. Подремать тоже не выйдет – сумку лучше держать на коленях и покрепче, иначе вытащат кошелек, и не заметишь. Остается только сидеть, сжимая сумку, постепенно смиряясь с запахами, елозить на жестком сиденье. Эта электричка обещала будущее, в которое везла, и прошлое, в которое она же и возвращала. И так – каждый день. Маршрут вроде бы имел конечную цель, остановку, на самом же деле все двигались по кругу, без всякой надежды выскочить на полустанке, случайной остановке.
Георгий купил билет в обычный вагон, отключив рыдающую секретаршу, которая морально готовилась к увольнению за профнепригодность. Стоял на перроне и думал, сколько должно пройти времени, чтобы забыть эти электрички, в которых провел бо́льшую часть своей жизни. Сейчас он успешный, хорошо зарабатывающий мужчина, а жизнь снова отправила его на вокзал. Да, уже изменившийся, современный. Но эта электричка каким-то чудом осталась, вынырнула из его молодости, и он опять стоит, ждет, считает время – приедет вовремя или опоздает? Новые поезда двигались по расписанию, ни минуты задержки, но старой электричке расписания были не указ. Она и прибывала на отдельную платформу – самую дальнюю, еще не отремонтированную. Но на той платформе можно было курить. Георгий сначала не понял, в чем отличие платформы от остальных, и только потом заметил – все курят не стесняясь. Затягиваются спокойно, не опасаясь, что одернут, запретят. Здесь остались старые громоздкие, поставленные на вечность, урны, усыпанные бычками. Здесь было спокойнее, что ли, не так суетливо, не так нервно. Никто никуда не бежал. Ждали со смирением, покорностью. Приедет, когда приедет. Зачем нервничать? Если опаздываешь, слишком деловой, каждая минута имеет значение, то тебе не сюда, на другой путь, в другой поезд. Там все спешат, нервничают, знают, где нужно встать, чтобы оказаться напротив входа в вагон. До сантиметра все рассчитано. Там не пахнет простой едой – в бизнес-классе раскладывают на столах салфетки и приборы. Еду подают, как в ресторане, по меню. Здесь же про другое. Доехать – и на том спасибо. Но можно курить в тамбуре. То есть нельзя, конечно, но все курят. Даже те, кто давно бросил. Вдруг невыносимо хочется затянуться, а потом выбросить бычок в привинченную к стене пепельницу – железную, надежную, кажется, бездонную.
Поезд все не прибывал. Георгий стоял на перроне и вглядывался: едет – не едет. Рядом курил мужик – одну за одной.
– Всегда опаздывает, – сообщил он. – Хочешь? – предложил сигарету.
– Спасибо, – поблагодарил Георгий. Он не курил со студенческих лет, но именно сейчас этого захотелось отчаянно. Сигарета была такой же ужасной, как в молодости, но он затянулся с удовольствием и кивнул в знак благодарности. Мужик улыбнулся: мол, понимаю.
Курили молча. Рядом металась женщина с сумками:
– Когда приедет? Почему задерживается? Может, случилось что? Сегодня уедем? – спрашивала она у всех сразу и у самой себя. – У меня ж мясо, парное, купила на рынке. Как бы не спрело. Если спреет, только на варку, – причитала она. – Еще бы масло довезти. Потекет ведь. Оно ж домашнее. Внучка́ обещали привезти, два месяца не видела, поехала скупиться, и вот чего. Мясо спреет, масло потекет. Как же я внучку-то котлетки накручу? Приедет-то поезд, а? Довезу?
– Довезете, не волнуйтесь, – буркнул мужик.
– Да? – сначала испугалась неожиданному собеседнику, а потом обрадовалась женщина. – Довезу?
– Точно вам говорю, – пообещал мужик. – Каждый день ездю тут, все довозят. Вы ж тут на местном рынке скупались? Так и ничего вашему мясу не станется. Масло не потекет, подтает только маленько. Но вы его дома сразу в морозилку киньте – и все.
– Да, в морозилку, – повторила женщина и успокоилась, расслабилась. Ей нужно было услышать от кого-то, что все будет хорошо. Мужчина подмигнул Георгию: мол, бабы, что с них взять. Кипешат на ровном месте. Разводят истерику почем зря. Надо бы помочь, успокоить.
– Довезете, конечно, – подыграл мужику Георгий. – Сейчас уже приедет, объявляли.
– Да? А я не услышала! Как же так? Но если объявляли, тогда да, приедет, – тут же поверила женщина. А как не поверишь, если мясо для внучка довезти надо во что бы то ни стало. Это ж важнее всего на свете. – Ох, мальчики. Пирожков хотите? Напекла с утра, с капусткой и яйцом, а невестка сказала, что такие не любит. Вот назад везу. Не выбрасывать ведь. Как выбросить? И отдать некому. Я говорила невестке – угости соседку, но у них так не принято. А почему не принято? Что такого? Почему не любит-то? Ну, сказала бы, с чем любит – с яблоком или мясом, – я б спекла. Мне ж не сложно. Или бы из вежливости откусила. Они ж вкусные. Так сразу – не люблю, и все. Я ж думала сыну да внучку́ оставить, сын-то мои пирожки очень любит, но я ж не буду между ним и невесткой встревать. Из-за пирожков-то… Скажет, мать совсем уже. Я ж как лучше хотела. А ей все не так. Невестка у меня с тестом не умеет, да и с готовкой не очень. Так я молчу, не вмешиваюсь, не советую, – опять запричитала женщина, вспомнив обиду на невестку.
– Давайте ваши пирожки, – согласился мужик.
– Так остыли ж уже! Ничего? Вот еще с картошечкой! А невестка могла бы взять, да ведь? Ну, приятное мне сделать. Сын мой любит с капусткой, а невестка говорит, не ест он такие. А что я могу? Ради внучка стараюсь. Пусть со мной хоть неделю побудет, поживет, на домашнем. Вроде невестка согласилась внучка отправить. Я варенье клубничное закатала, малиновое тоже. Не выбросит ведь невестка, если передам с внучком назад? Варенье-то? Или выбросит? Жалко. Ягодки там одна к одной. Отбирала, – продолжала рассказывать женщина, вытаскивая из сумки пирожки размером с ладонь. Даже по виду – вкуснейшие. Румяные. Не жареные, а печеные, как любил Георгий.
– Вкусно, – сказал мужик, откусывая от пирожка. – Мои любимые.
– Очень вкусно, – подтвердил Георгий, отбросив сигарету и откусывая выданный пирожок. Вкусно было не то слово как.
– На здоровье, – радовалась женщина, довольная, что ее пирожки пришлись по вкусу. – На здоровье. Почему не едет-то поезд? Почему задержался?
– Может, чтобы мы пирожки успели съесть, а? – хохотнул мужчина. – Я вот с утра ничего не жрал. А тут вы объявились – с пирожками. К жизни, считай, меня вернули. А приди поезд вовремя, так ни вас, ни пирожков бы не случилось. Стоял бы в тамбуре, курил натощак и слушал, как желудок рулады выводит. Или вот он, – мужик показал на Георгия. – Вот как он тут оказался? Не нашего поля ягода. А смотрите, стоит ест, аж слюной захлебывается. Видать, ему ваши пирожки тоже для чего-то сдались. Может, поэтому и задержался состав? Как думаете?
– Ой, так возьмите еще, – разволновалась женщина, – как с утра-то впроголодь? Мужикам нельзя так. Питаться надо. Вот, у меня еще огурчики малосольные. Берите, берите, не стесняйтесь. Тоже везла сыну. Так в сумке и пролежали. Даже предлагать не стала. Обидно ведь, когда не хотят. А я старалась.
– Ох, огурчики – с ума сойти. Сто лет таких не ел. Да, считай, никогда не ел! – радостно восклицал мужик. – Лучшие огурчики в моей жизни. Мать, может, ты меня усыновишь, а? Я один, никакой жены. Невестки не будет, – хохотал он. – Обещаю, все съем, что ни дашь. Это ж вкуснота-то какая!
– Спасибо, – женщина зарделась, довольная похвалой, – так хорошо, не люблю, когда продукты пропадают. Я ж с пяти утра у плиты, чтоб свеженькое.
– Очень вкусно, правда, – кивал Георгий, откусывая хрумкий огурчик. Он, пожалуй, тоже никогда таких не ел. – Может, меня тоже усыновите? Или скажите, куда ехать за вашими пирожками да огурчиками. Если невестка в следующий раз откажется, мы все доедим.
– Точно, вы когда в следующий раз к сыну поедете? Так мы вас будем ждать на вокзале, – продолжал хохотать мужик.
– Хорошо, хорошо, – улыбалась женщина. – Так поезд-то когда? Приедет?
– А куда ж он денется? Сейчас мы огурчики доедим, и приедет, – ответил мужик. – Никогда ж не знаешь, когда судьба вмешается. У меня вон живот так крутил, думал, сдохну, а поесть некогда. Вокзальное не могу, язва у меня. Как поем, так все – считай, три дня загибаюсь. Этот вот, – мужик показал на Георгия, – тоже счастлив, будто в ресторан сходил.
– Да, машина сломалась, а билетов в бизнес не было, – объяснил Георгий, доедая пирожок. – Тоже с утра ничего не ел, только кофе.
– Вот, я об этом и говорю. Ты, мать, считай, двух человек сегодня спасла своими пирожками. Значит, так нужно было. Смотри сама – невестка твои пирожки не взяла, огурцы ты сама ей не дала. Поезд задержался. И для чего? Чтобы мы могли поесть! Значит, так и должно было быть! Верю я в судьбу, иначе никак не объяснишь.
– То есть просто ради еды? – уточнил не без интереса Георгий. – Не ради чего-то большего?
– Откуда ж я знаю, я ж не судьба, – пожал плечами мужик. – Может, не надо было в то место, куда ты ехал, попадать. Глядишь, тебя судьба отвела от неприятностей каких-то. Кто знает? Приехал бы, как собирался, так кто знает, что приключилось бы.
– Да, может, и так, – согласился Георгий, поражаясь настолько прагматичной и в то же время мудрой интерпретации банальной задержки поезда. Георгий вдруг успокоился и расслабился, будто женщина подмешала в пирожки седативное средство, а мужик открыл ему третий глаз или поведал вселенскую истину. Георгий давно не чувствовал такого внутреннего спокойствия. Будет как будет. Опоздает на встречу, значит, так тому и быть. Возможно, все объяснялось сытостью – организм перестроился на переработку еды. Нервные рецепторы временно уснули. Спать хотелось нестерпимо.
– О, едет, – воскликнул мужик, чем вывел Георгия из состояния ступора.
Следующие два часа Георгий проспал глубоким сном, как в студенческие годы.
Рабочая встреча прошла на удивление хорошо. Георгий был непривычно и неожиданно для самого себя мягок и расслаблен. Может, в тот день действительно все судьба подстроила? Не для дела, а чтобы он смог поесть нормальной домашней еды, вспомнить годы молодости, выспаться, наконец. Он не вышел из зоны комфорта – это выражение любили использовать разнообразные коучи, психологи и прочие шарлатаны от науки, которых все время навязывали Георгию для сплочения коллектива или поиска новых задач и целей, а, наоборот, вернулся в нее. Да, он быстро привык ездить с шофером на хорошей машине с комфортной температурой в салоне, работать, сидя на заднем сиденье, иметь под рукой воду, салфетки. Но он ни разу не уснул в машине, ни разу не наелся обедом из ресторана, который лежал рядом на сиденье в пакете – секретарша позаботилась. Ни разу ему не хотелось поговорить по душам с водителем и уж тем более покурить с ним. Он всегда приезжал на встречу уставшим, вымотанным, а сейчас, выспавшись в электричке, готов был свернуть горы.