— Послушай, Орр, — сочувственно сказал Йоссариан, — а почему ты не попытаешься освободиться от боевых вылетов? У тебя есть серьезные основания этого добиваться.
— Так у меня же всего восемнадцать вылетов.
— Но тебя почти все время сбивают. Ты же чуть ли не каждый раз или топишь самолет в море, или совершаешь вынужденную посадку на материке.
— Да я не против. Мне даже нравится. Ты бы попробовал как-нибудь, когда тебя не назначат ведущим бомбардиром, полететь на боевое задание со мной. Просто ради шутки. Для смеха. — Орр снова хихикнул и весело покосился на Йоссариана.
— Меня постоянно назначают ведущим, — пряча глаза, сказал Йоссариан.
— Ну а когда не назначат? Знаешь, что ты сделал бы, если б у тебя правильно работали мозги? Ты пошел бы к Птичкарду с Краббсом и попросился бомбардиром в мой самолет.
— Чтоб ты меня грохнул об землю или утопил? Нет, не нравятся мне такие шутки.
— У нас в полку никто лучше меня не совершает вынужденных посадок. Я бы на твоем месте обязательно попробовал. Просто для практики.
— Для какой такой практики?
— А разве тебе не нужно попрактиковаться в вынужденных посадках? Кхи-кхи-кхик!
— Есть у тебя еще бутылка пива? — угрюмо спросил Йоссариан.
— Чтобы хряснуть меня по башке?
— Как та шлюха в римском борделе? — рассмеявшись, спросил Йоссариан.
— А что, хочешь, я расскажу тебе, почему она долбила меня туфлей по башке? — похотливо хихикнув, осведомился Орр.
— Да я и сам знаю. Мне рассказала шлюха Нетли.
— Не могла она тебе рассказать, — хихикая, как курлычет в дождь водосточная труба, возразил Орр.
Йоссариану стало его жалко. Он был такой уродливый и крохотный! Кто его защитит, если он останется жив? Кто защитит этого бесхитростного и душевного чудика от наглых грубиянов и здоровенных самодуров вроде Эпплби, у которых темно от чванства в глазах и которые растопчут его на своем пути с жестокой радостью или просто не заметив? Йоссариан часто тревожился за Орра. Кто оградит его от мошенничества и злобы, от вражды и самодовольного хамства, от презрительного и барского снобизма — особенно при встречах с женами важных шишек — или от приятельского надувательства местного мясника, который будет подсовывать ему в своей лавочке низкосортное мясо? Орр был веселый и доверчивый простачок с кудрявой шапкой густых пегих волос, разделенных на прямой пробор. Он же почти младенец, игрушка для них для всех, подумал Йоссариан. Они выцыганят у него деньги, совратят жену, затравят детишек. Йоссариана охватила волна сочувственной нежности.
Орр был чистоплотный крохотный чудик с грязными помыслами или, пожалуй, чудесный гномик с золотыми руками, которые неминуемо обрекут его, как считал Йоссариан, на полунищенское существование. Орр умел орудовать паяльником и запросто мог сбить две доски, не расщепив их и загнав гвозди с одного удара. Он искусно сверлил дыры и коловоротом, и дрелью. Ему удалось великолепно обуютить их палатку, пока Йоссариан был в госпитале. Он продолбил или загодя оставил, когда делал пол, траншейку в цементе, чтобы упрятать туда тонкую трубку для подачи топлива, которая тянулась к печке от бака на высокой подставке за стенкой палатки; он смастерил из стабилизаторов от бомб металлический ящичек для дров к камину и положил туда толстенькие березовые полешки; он изготовил деревянные рамочки, покрасил их и вставил туда фотографии пышногрудых девиц в соблазнительных позах из иллюстрированных журналов, а потом повесил эти обрамленные фотографии над камином. Орр умел открывать банки с красками, умел разводить краски, смешивать их и даже, если понадобится, смывать. Он умел пользоваться рулеткой, умел колоть дрова и разжигать огонь. Он умел рыть ямы и мог удивительно ловко, то есть почти не пролив, принести в полной до краев кружке питьевую воду из цистерны, установленной возле офицерской столовой. Он был способен без устали предаваться какой-нибудь пустячной, но кропотливой работе много часов подряд, оставаясь при этом невозмутимым, спокойным и молчаливым, как древний древесный пень. Он превосходно знал законы дикой живой природы, не испытывая ни малейшего страха перед собаками и кошками, жуками, комарами и мошками или пищей вроде требухи и трески.
Йоссариан утомленно вздохнул и принялся размышлять о слухах насчет повторной бомбардировки Болоньи. Форсунка, над которой колдовал Орр, состояла из тридцати семи, не считая корпуса, деталек, в большинстве своем настолько крохотных, что Орру, когда он с ними возился, приходилось подцеплять их ногтями; разбирая, как сейчас, форсунку, он укладывал детальки на пол в строгом соответствии с порядком разборки, и его движения часами не теряли спокойной методичности и углубленной размеренности, прерываясь на мгновение, только когда он скашивал маниакально озорной глаз в сторону Йоссариана. Йоссариан старался на него не смотреть; он сосчитал детальки и понял, что через секунду его охватит буйное безумие. Он зажмурился и отвернулся, но от этого ему стало еще хуже, потому что теперь до него доносились лишь бесплотные звуки — едва слышное и вместе с тем совершенно отчетливое, неумолчное и раздающееся через равные промежутки времени позвякивание почти невесомых железочек, шуршащий шорох орровских движений да его монотонное, с чуть заметной хрипотцой, убийственно ненавистное сейчас для Йоссариана дыхание. Йоссариан сжал кулаки и глянул на охотничий нож мертвеца из их палатки, висящий в ножнах над его койкой. Решив прирезать Орра, он мгновенно успокоился. Мысль об убийстве этого чудика представилась ему столь несуразной, что он завороженно и всерьез отдался ей, как бы под действием необоримого наркотика. Его взгляд плотоядно прильнул к орровскому затылку, где у человека, насколько он знал, расположен мозжечок. Легчайшее движение ножа, и Орр будет убит, что автоматически упразднит их обоюдные, часто мучительные для обоих претензии друг к другу.
— Это больно? — словно бы по велению защитного инстинкта, неожиданно спросил Орр.
— Ты о чем? — пристально глядя на него, спросил в ответ Йоссариан.
— Да ходить с раной на ноге, — загадочно усмехнувшись, проговорил Орр. — Ты вон до сих пор немного прихрамываешь.
— Наверно, просто по привычке, — во второй раз с облегчением вздохнув, отозвался Йоссариан. — Пора, пожалуй, отвыкать.
Орр неуклюже выпростал из-под себя ногу и, вставши на одно колено, повернулся лицом к Йоссариану.
— А помнишь, — мешкотно и как бы с трудом припоминая, начал он, — помнишь ту девицу, которая охаживала меня в Риме туфлей по голове? — Досадливое восклицание Йоссариана вызвало у него удовлетворенный смешок. — Я ведь заключил тогда с тобой сделку. Мы договорились, что если ты ответишь мне на один вопрос, то я расскажу тебе, почему она била в тот день меня по голове.
— Какой еще вопрос?
— Хотелось бы мне узнать, спал ли ты с девицей Нетли.
— Я? — удивленно хмыкнув, переспросил Йоссариан. — Нет, конечно. А теперь скажи, из-за чего та девка била тебя по башке.
— Так вопроса-то я тебе еще не задал, — победно откликнулся Орр. — Я просто сказал, что мне интересно, спал ли ты с девицей Нетли. По ее поведению выходит, что вроде бы спал.
— Не было этого. А как она себя ведет?
— Так, будто ты ей здорово не нравишься.
— Ей, по-моему, никто не нравится.
— Ей нравится капитан Гнус.
— Он всегда показывает, что она для него вроде грязной подстилки. Так, я думаю, любую девку можно завоевать.
— Ты видел у нее на ноге рабский браслет? Там выгравировано его имя.
— Он устроил это, чтобы досадить Нетли.
— Она даже отдает ему часть денег, которые платит ей Нетли.
— Послушай, Орр, чего ты от меня хочешь?
— Ты спал с моей девицей?
— С какой такой, к дьяволу, твоей девицей? Разве у тебя есть постоянная девица?
— Конечно, есть. Та, что била меня туфлей по голове.
— Да вообще-то пару раз было, — припомнил Йоссариан. — А с каких это пор она твоя девица? Куда ты, собственно, гнешь?
— Она тоже тебя не любит.
— Нашел о чем думать! Она, по-моему, любит меня примерно так же, как тебя и всех остальных.
— Она когда-нибудь била тебя туфлей по голове?
— Отстань от меня, Орр. Ты мне надоел.
— Иии-хи-хи-хик! Ну а те тощие графини из Рима, сноха и свекровь, — все настойчивей донимал Йоссариана Орр, — с ними ты когда-нибудь спал?
— Хотелось бы, да не выходит, — честно признался Йоссариан, привычно вспоминая, с какой жадной и разрушительной для него жаждой ласкал он — всегда вприглядку — их вожделенную плоть.
— Они тоже тебя не любят, — резюмировал Орр. — Им нравится Нетли, нравится Аафрей, но только не ты. Тебя все женщины, похоже, не любят. Я думаю, они думают, что ты дурно на них влияешь.
— Все женщины — психопатки, — угрюмо определил Йоссариан, покорно ожидая давно известного ему продолжения.
— Ну а твоя сицилийская девица, — притворно печалясь, продолжал допытываться Орр. — Которая толстая. С плешью. Та потливая лысая толстуха в тюрбане. Она тоже психопатка?
— Я и ей, по-твоему, не нравился?
— Дело не в этом. Мне просто трудно понять, как ты мог лечь в постель с девицей без волос.
— Да как я мог угадать, что у нее нет волос?
— Можно было не сомневаться. Я с самого начала это знал.
— Ты знал, что она лысая? — удивленно вскричал Йоссариан.
— Да нет, я знал, что форсунка не будет работать, если при сборке останется лишняя деталь, — ответил Орр, клюквенно пламенея от радости, что опять одурачил Йоссариана. — Будь любезен, дай мне, пожалуйста, вон тот сальничек. Вон он, видишь, рядом с твоей ногой?
— Нет тут никаких сальничков.
— Вон он, голубчик, — любовно проворковал Орр и, подцепив с полу ногтями нечто почти невидимое, поднял руку вверх, чтобы показать Йоссариану. — Придется мне, значит, опять ее разбирать.
— Я убью тебя, если ты начнешь. Пристукну на этом самом месте.
— Почему ты никогда со мной не летаешь? — спросил внезапно Орр и впервые посмотрел Йоссариану прямо в глаза. — Вот какой вопрос я хотел тебе задать. Почему ты никогда со мной не летаешь?