– И она тебя выставила?
– Как это выставила? – Аафрей с достоинством хмыкнул. – Она меня просила остаться, будь спокоен. Да только старина Аафрей не так воспитан, чтоб набрасываться на приличных девушек, когда они немного перепьют. Уж не думаешь ли ты, что я насильник?
– Насильник?! – изумленно взревел Йоссариан. – Да ей же до смерти хотелось с кем-нибудь переспать! Она только об этом весь вечер и трепалась!
– Потому что немного перепила, – объяснил ему Аафрей. – А я ей кое-что растолковал, и она пришла в себя.
– Ну, выродок! – воскликнул Йоссариан, обессиленно плюхнувшись рядом с Крохой Сэмпсоном на диван. – Почему ж ты, поганец, кому-нибудь из нас-то ее не оставил, раз она тебе не нужна?
– Вот-вот, – подхватил Обжора Джо. – Что-то с ним неладно, верно?
Йоссариан кивнул и окинул Аафрея любопытным взглядом.
– Послушай-ка, Аафрей, – сказал он. – А ты вообще-то с ними когда-нибудь спал?
– Будь спокоен, – снова самодовольно хмыкнув, уверил его Аафрей. – Спал, и не меньше твоего. Да только я никогда не трогаю достойных девушек. У меня нюх на достойных девушек, и я никогда их не трогаю, понял? А она вполне приличная девчушка. У нее обеспеченные родители, ты же знаешь. И я, между прочим, добился, чтоб она выбросила свое кольцо – прямо из окна машины, когда мы ехали к ней домой.
– Что-что? – возопил Обжора Джо, подпрыгнув высоко в воздух от непереносимой муки. – Повтори, что ты сделал, мразь! – Едва не плача, он принялся лупить Аафрея по груди и плечам обоими кулаками. – Да я тебя сейчас убью, греховодная сволочь! Он извращенец, вот он, оказывается, кто! Извращенец, да и все тут. Разве нет?
– Злостный извращенец, – подтвердил Йоссариан.
– О чем вы, парни, толкуете? – с искренним удивлением спросил Аафрей, неловко полуприкрывая лицо пухлыми плечами. – Да уймись же ты, Джо! – кротко взмолился он. – Перестань, пожалуйста, меня колотить!
Но Обжора Джо махал кулаками, пока Йоссариан не утащил его из комнаты. Кое-как успокоив Джо, он устало ушел к себе, разделся и уснул. А спустя мгновение настало утро, и кто-то принялся трясти его за плечо.
– Зачем ты меня будишь? – злобно захныкал он.
Это была Микаэла, худенькая горничная с жизнерадостным нравом и невзрачным лицом, которая разбудила его, потому что к нему пришли. «Лючана!» – с радостной недоверчивостью подумал он. А когда за Микаэлой закрылась дверь, Лючана осталась с ним наедине – миловидная, крепкая, статная и вся вибрирующая от неистощимо пылкой энергии, хотя, как только Микаэла ушла, она сразу же замерла и нахмурилась, устремив на него сердитый взгляд. Этакая юная великанша в изящном зеленом платье, из-под которого виднелись могучие, словно колонны, но стройные ноги в белых летних сапожках на каблуках-рюмочках, великанша с огромной плоской сумкой из белой кожи в сильных руках – сумкой-то она и треснула его по роже, когда он выскочил из постели, чтобы ее облапить. Ошеломленно отшатнувшись, так что второй раз она его не достала, он в изумлении прижал ладонь к пылающей щеке.
– Свинья! – презрительно прошипела Лючана, и ее ноздри гневно затрепетали от свирепого негодования.
Гортанно, с обидным пренебрежением обругав его, она распахнула все три высоких окна, и душную комнату мигом освежил искристо солнечный, как бодрящий душ, вешний воздух. Она положила свою сумку на стул и принялась наводить порядок: собрала его разбросанную повсюду одежду, покидала нижнее белье, носки и носовые платки в один из пустых ящиков комода, а рубашки и брюки аккуратно повесила в платяной шкаф.
Йоссариан выскочил за дверь и ринулся в ванную. Он вымыл руки и почистил зубы, сполоснул физиономию и наскоро причесался. А прибежав обратно, увидел аккуратно убранную комнату и почти раздевшуюся Лючану. Она уже не хмурилась. Ее серьги лежали на комоде, а сама она, босая и в короткой розовой комбинации из искусственного шелка, подходила к кровати. На мгновение остановившись, Лючана хозяйственно огляделась, как бы проверяя, все ли убрано, потом откинула одеяло, юркнула в постель и уютно улеглась, похожая на дожидающуюся ласки кошку. С хрипловатым, словно мурлыканье, смешком она подозвала к себе Йоссариана молчаливым кивком головы.
– Ну вот, – нетерпеливо раскрывая ему объятия, прошептала она, – теперь ты можешь лечь со мной в постель.
Она быстренько наврала ему про одну-единственную ночь с женихом, которого вскоре убили, потому что он служил в итальянской армии, и эта ложь, как сразу же понял по ее неопытности Йоссариан, оказалась правдой…
Он закурил сам и прикурил вторую сигарету для нее. Она с восхищением разглядывала его ровный загар. А свою короткую комбинацию с узкими бретельками снимать отказалась. Комбинация скрывала шрам у нее на спине, который она не пожелала ему показать, хотя и призналась, что не снимает комбинацию именно из-за него. А когда Йоссариан осторожно ощупывал его сквозь комбинацию кончиком пальца – неровно зарубцевавшийся, протянувшийся от лопатки до поясницы, – все ее тело напряглось, как стальная струна. Йоссариан с ужасом представил себе мучительные ночи, проведенные ею под наркозом или в бессонных страданиях, на больничной койке, припомнил неистребимый, всепроникающий запах эфира, гниющей плоти, экскрементов и хлорки, шорох резиновых подошв и белые халаты медсестер, гулкие ночные коридоры с тускло тлеющими до рассвета жутковатыми светильниками – и содрогнулся. Ее ранило во время воздушного налета.
– Где? – спросил он по-итальянски и тревожно затаил дыхание, боясь услышать ответ.
– Napoli[8].
– Немцы?
– Americani[9].
У него екнуло сердце, и он почувствовал, что любит ее. И, не раздумывая, сделал ей предложение.
– Tu sei pazzo[10], – мило рассмеявшись, проговорила она.
– Почему сумасшедший? – удивился он.
– Perché non posso sposare[11].
– Почему на тебе нельзя жениться?
– Потому что я не девственница, – сказала она.
– А кого это интересует?
– Да кто на мне женится? Кому нужна невеста, если она не девственница?
– Мне нужна. Я на тебе женюсь.
– Ma non posso sposarti[12].
– Почему ты не можешь выйти замуж?
– Perché sei pazzo[13].
– Почему я сумасшедший?
– Perché vuoi sposarmi[14].
Йоссариан недоуменно нахмурился и с добродушной насмешкой спросил:
– Так ты, значит, не хочешь выйти за меня замуж, потому что я сумасшедший, а сумасшедший я потому, что хочу на тебе жениться, да?
– Si.
– Tu sei pazza![15] – громко сказал он.
– Perché?[16] – возмущенно вскрикнула она и резко села, так, что ее упругие круглые груди затрепетали под тонкой комбинацией, словно в припадке гневного возмущения. – Почему это я сумасшедшая?
– Потому что не хочешь выйти за меня замуж.
– Stupido![17] – заорала она и размашисто шлепнула его тыльной стороной ладони по груди. – Non posso sposarti! Non capisci? Non posso sposarti![18]
– Конечно, понимаю. A почему ты не можешь выйти за меня замуж?
– Perché sei pazzo!
– Да почему сумасшедший?
– Perché vuoi sposarmi.
– Стало быть, потому что хочу на тебе жениться. Carina, ti amo[19], – сказал он и нежно потянул ее вниз. – Ti amo molto[20].
– Tu sei pazzo, – полыщенно пробормотала она.
– Perché?
– Так ты же сказал, что любишь меня. А разве можно полюбить не девственницу?
– Можно. Если нельзя на ней жениться.
Лючана оскорбленно привскочила, готовая задать ему трепку.
– Почему это на мне нельзя жениться? – угрожающе воскликнула она. – Только потому, что я не девственница?
– Да нет, вовсе не поэтому, милая, успокойся. Но разве можно жениться на сумасшедшей?
Она было опять возмутилась, но потом поняла и, опустив голову на подушку, жизнерадостно расхохоталась. А потом окинула его одобрительным взглядом, и ее смуглые щеки расцветились жарким румянцем, а глаза чувственно затуманились. Йоссариан торопливо загасил обе их сигареты, и они молча прильнули друг к другу в упоительном поцелуе – как раз когда Обжора Джо, бесцельно слонявшийся по квартире, не постучав, отворил дверь, чтобы предложить Йоссариану отправиться с ним на поиски девочек. Увидев их, он остолбенел, но тут же опомнился и стремительно выскочил за дверь. Йоссариан еще стремительней выскочил из кровати и стал орать Лючане, чтоб она немедленно одевалась. Лючана огорошенно молчала и не двигалась. Тогда он рывком выволок ее за руку из-под одеяла и толкнул к стулу, на который она повесила свою одежду, а сам метнулся к двери и попытался захлопнуть ее перед носом у Обжоры Джо, уже подбегавшего к ней по коридору с фотоаппаратом в руках. Но тот успел выставить вперед ступню, и дверь не захлопнулась.
– Пустите меня! – судорожно извиваясь и корчась, возопил он. – Пустите меня! – Его надрывные вопли огласились нотками истошной мольбы. Потом он умолк и замер, глядя в щель на Йоссариана с обольстительной, как ему казалось, улыбкой. – Моя не Обжора Джо, – пылко объявил он. – Моя великий фотограф из шикарный американский журнал. «Лайф» знаешь? Шикарный большой снимок на шикарная большая обложка! Пусти, Йоссариан, и я сделаю из тебя шикарная большая кинозвезда. Голливуд знаешь? Много-много чав-чав! Много-много чпок-чпок!
Тут Обжора Джо на мгновение отступил, чтобы сфотографировать одевающуюся Лючану, и Йоссариан захлопнул дверь. Обжора Джо с маниакальным неистовством набросился на прочную деревянную преграду, потом ненадолго притих для мобилизации всех своих сил, а потом с новым неистовством ринулся вперед. В перерывах между атаками Йоссариан исхитрился натянуть на себя одежду. Лючана тоже надела свое зеленое платье, и при мысли о том, что она исчезает под платьем навеки, Йоссариана охватило жалобное отчаяние. Он поманил ее к себе и страстно обнял. В ответ она всем телом прильнула к нему и замерла. Йоссариан принялся романтически целовать ее закрытые глаза, и она уже чувственно замурлыкала, когда Обжора Джо, собрав последние силы, снова обрушил свое тщедушное тело на дверь и едва не сбил их с ног. Йоссариан оттолкнул Лючану и бешено заорал: