– Иди с ним, – лаконично обязал Йоссариана Мило Миндербиндер. – Помни о своей миссии.
– Ладно, – вздохнув, согласился Йоссариан, помня о своей миссии. – Но сначала мне надо найти номер в какой-нибудь гостинице, чтобы как следует потом выспаться.
– Ты прекрасно выспишься у девочек, – сказал с видом заговорщика Мило Миндербиндер. – Помни о своей миссии.
Они не спали всю ночь. Йоссариан вскоре окончательно ошалел и перестал замечать на одной из проституток бежевый тюрбан, украшавший ее голову до тех пор, пока злонамеренный десятилетний сводник с кубинской сигарой в зубах не сдернул его поутру у нее с головы прямо на площади – такая уж пришла ему в голову зловредная блажь, – обнажив для всеобщего обозрения ее безобразно уродливый голый череп. Она спала с немцами, и мстительные соседи наголо выбрили ей голову. Издавая хриплые вопли, она гонялась вперевалку за злонамеренным десятилетним сводником, и зрелище это было омерзительно смехотворным, потому что ее дебелое тело желеобразно колыхалось, темное лицо кривилось от ярости, а голая кожа на гнусном серовато-глянцевом оскверненном черепе волнообразно морщилась дряблыми складками, как мертвая плевра – химически обесцвеченная и абсолютно непристойная. Раньше Йоссариан никогда не видел у людей столь голых поверхностей. Сводник, подняв руку вверх, вертел на пальце бежевый тюрбан, словно добытый в бою трофей, а бритая проститутка торопливо трусила за ним следом с вытянутыми вперед руками – ей казалось, что она вот-вот дотянется до своего истязателя, – как бы совершая по площади круг позора. Многолюдная утренняя площадь булькотела злорадным хохотом, и зеваки глумливо показывали на Йоссариана пальцами, пока откуда-то не вынырнул Мило Миндербиндер с озабоченным видом спешащего по делам человека. Строго поджав губы, он безмолвно осудил своих спутников за порочную распущенность, из-за которой они дали вовлечь себя в непристойную площадную сцену, а вслух сказал, что им надо немедленно лететь на Мальту.
– Мы хотим спать, – захныкал Орр.
– Сами и виноваты, – укоряюще заметил Мило Миндербиндер, неколебимо уверенный в своей правоте. – Меня тут никак нельзя винить. Если б вы не потащились за этими безнравственными девицами, а провели ночь у себя в отеле, то были бы сейчас такими же бодрыми, как я.
– Да ведь ты сам настаивал, чтоб мы пошли к ним, – злобно упрекнул его Йоссариан. – И номера у нас не было. Номер-то удалось добыть только тебе одному.
– Тут никого нельзя винить, а меня тем более, – высокомерно возразил Мило Миндербиндер. – Я же не знал, что в город нахлынут скупщики кормового горошка.
– Прекрасно знал, – отверг его возражения Йоссариан. – Потому-то мы и оказались в Сицилии. И ты уже наверняка набил свой треклятый самолет этим скотским кормом.
– Тссс! – шикнул на него Мило Миндербиндер, многозначительно скосив глаза в сторону Oppa. – Помни о своей миссии.
Когда они добрались до аэродрома, чтобы лететь на Мальту, самолет уже был набит мешками с кормовым горошком сверх всякой меры.
Миссия Йоссариана заключалась в том, чтобы помочь Мило скрыть от Oppa, где он покупает яйца, хотя Орр был членом синдиката и, как всякий член синдиката, участвовал в прибылях. Йоссариан не понимал, зачем ему навязана эта дурацкая миссия, поскольку решительно все знали, что Мило покупает яйца на Мальте по семь центов за штуку и перепродает их столовым синдиката по пять.
– Я ему не доверяю, – хмуро сказал в самолете Мило, указав кивком головы назад, где Орр, скрутившись в жалкий узелок, мучительно пытался выспаться на мешках с горошком. – Я предпочел бы покупать яйца, когда он куда-нибудь отлучится, чтобы не выдавать ему своих деловых тайн. А чего еще ты не понимаешь?
– Я не понимаю, зачем ты покупаешь яйца по семь, а продаешь по пять центов за штуку, – сказал ему, сидя в кресле второго пилота Йоссариан.
– Как это зачем? Чтобы получить прибыль.
– Да разве так можно получить прибыль? Ведь ты теряешь два цента на каждом яйце.
– Зато получаю три с четвертью цента прибыли на каждом яйце, продавая их по четыре с четвертью цента за штуку тем самым мальтийским торговцам, у которых закупаю по семь. Вернее, не я, а синдикат. И каждый получает свою долю.
– Так-так, – чувствуя, что начинает понимать, оживился Йоссариан, – и, значит, люди, которым ты продаешь яйца по четыре с четвертью цента за штуку, получают на каждом яйце цент и три четверти прибыли, продавая их тебе за семь? Верно? А тогда почему бы тебе не продавать яйца напрямую себе самому, чтобы исключить тех, у кого ты их покупаешь?
– Да потому что я покупаю их у самого себя, – объяснил ему Мило. – Я получаю три с четвертью цента прибыли на каждом яйце, когда продаю, и три с четвертью цента, когда снова покупаю. А поскольку я каждый раз имею дело с самим собой, то получаю в общей сложности шесть центов прибыли на каждом яйце. В убыток у меня идет всего два цента – при продаже яиц столовым по пять центов за штуку. Понимаешь теперь, как я получаю прибыль, покупая яйца по семь и продавая их по пять центов штука? Ведь в Сицилии-то мне приходится платить всего один цент за яйцо.
– На Мальте, – поправил его Йоссариан. – Ты же покупаешь яйца на Мальте.
– Я не покупаю яйца на Мальте, – горделиво хмыкнув, признался Мило Миндербиндер. В его смешке прозвучало веселое удовлетворение – это был единственный случай, когда он вдруг утратил на секунду трезвую сверхосмотрительность дельца. – Я покупаю их в Сицилии по центу штука и тайно переправляю на Мальту, где продаю самому себе по четыре с половиной цента за штуку, чтобы потом, когда туда являются покупатели, продавать им по семь.
– А почему люди пытаются покупать яйца на Мальте, если это обходится им втридорога?
– Потому что они всегда так делали.
– А почему бы им не покупать яйца в Сицилии?
– Потому что они никогда так не делали.
– Подожди-ка, теперь я окончательно запутался, – сказал Йоссариан. – Ну а ты-то – почему ты не продаешь яйца столовым по семь центов за штуку вместо пяти?
– Потому что тогда у них не будет во мне нужды. Каждый ведь может продавать семицентовые яйца по семь центов за штуку.
– А почему бы им не выкинуть одно звено, чтобы покупать у тебя яйца прямо на Мальте по четыре и три четверти цента за штуку?
– Потому что я не продал бы им ни одного яйца.
– А почему ты не продал бы им ни одного яйца?
– Потому что получилось бы меньше прибыли. При нынешней постановке дела я добиваюсь прибыли и для себя лично – как посредник.
– Стало быть, ты стараешься и для себя самого?
– Конечно, стараюсь. И кое-что выколачиваю. Но выигрывает от этого синдикат. И каждый получает свою долю. Неужели тебе непонятно? То же самое происходит, когда я продаю помидоры полковнику Кошкарту.
– Покупаешь, а не продаешь, – поправил его Йоссариан. – Ты же покупаешь помидоры у полковника Кошкарта и подполковника Корна.
– Продаю, а не покупаю, – поправил Йоссариана Мило. – Я распродаю помидоры через подставных лиц на разных рынках Пьяносы, чтобы полковник Кошкарт с подполковником Корном скупали их, тоже через подставных лиц, по четыре цента за штуку и продавали потом их мне для синдиката по пять. У них прибыль цент, у меня – три с половиной цента за штуку, а выгодно это всем.
– Всем, кроме синдиката, – насмешливо уточнил Йоссариан. – Синдикат платит по пять центов за помидор, который обходится тебе в полтора. Какая же ему от этого выгода?
– Синдикат получает выгоду, когда получаю выгоду я, – объяснил Йоссариану Мило Миндербиндер, – потому что он существует на паях и каждый получает свою долю. А кроме того, синдикат пользуется поддержкой полковника Кошкарта с подполковником Корном, и у меня появляется возможность совершать путешествия вроде нынешнего. Ты убедишься, как это выгодно, через пятнадцать минут, когда мы приземлимся в Палермо.
– На Мальте, а не в Палермо, – поправил его Йоссариан. – Мы же летим на Мальту.
– Мы летим в Палермо, – возразил Мило. – Мне надо договориться там с одним экспортером цикория насчет отправки партии грибов, которые немного заплесневели, в Берн.
– Послушай, Мило, как тебе это удается? – восхищенно рассмеявшись, с изумлением спросил Йоссариан. – В маршрутном листе у тебя одно, а на деле совсем другое – ты же летаешь, куда тебе вздумается. Ведь контрольно-диспетчерские посты должны бы поднять адскую тревогу.
– Там дежурят члены синдиката, – объяснил ему Мило Миндербиндер. – И они знают, что процветание синдиката оборачивается процветанием всей нашей страны. Выгода – вот что движет поступками людей. У каждого дежурного есть свой пай, поэтому они должны заботиться о благе синдиката.
– Ну а у меня есть пай?
– У каждого есть пай.
– И у Oppa есть пай?
– У каждого есть пай.
– А как насчет Обжоры Джо? У него тоже есть пай?
– У каждого есть пай.
– Занятно, черт бы его побрал, – с интересом сказал Йоссариан, впервые подумав, что все они повязаны одной веревочкой совместных паев.
– Я разработал верный план, как отхватить у федерального правительства шесть тысяч долларов, – посмотрев на Йоссариана, негромко проговорил Мило, и в глазах у него засветился злокозненный огонек. – Мы с тобой могли бы получить без всякого риска по три тысячи. Хочешь?
– Нет.
– Это-то мне в тебе и нравится! – уважительно воскликнул Мило Миндербиндер. – Ты честный. Из всех, кто меня окружает, я могу довериться только тебе. Ты один способен мне помочь. Вот почему я не хотел, чтоб ты тащился к этим шлюхам.
– Послушай, Мило, тебе же очень хотелось, чтоб я к ним пошел, – глядя на него с насмешливым недоумением, сказал Йоссариан. – Ты что – забыл?
– Меня нельзя за это винить, – с достоинством отозвался Мило Миндербиндер. – Мне было необходимо отделаться от Oppa, когда мы добрались до города. В Палермо все будет совсем по-другому. Я хочу, чтоб вы поехали к девочкам прямо из аэропорта.
– К каким таким девочкам?
– Я связался по радио с Палермо и все заранее организовал. Вас будут ждать две юные девственницы-полуиспанки. Садитесь к ним в машину, как только мы выйдем из самолета, и поезжайте развлекаться.