а, каждому члену синдиката. Мило принял вызов с праведным презрением и, написав на первом подвернувшемся ему под руку клочке бумаги слово ДОЛЯ, вручил эту долю мятежному угрюмцу, чем заслужил изумленное восхищение почти у всех соперников, соратников, завистников, защитников и просто знакомых. Он был в зените славы, и полковник Кошкарт, знавший список его боевых достижений как никто, почти испуганно взирал на прославленного воителя, когда тот явился в штаб полка с почтительной просьбой о еще одном – а на самом-то деле даже вовсе и не одном – опасном задании.
– Ты хочешь, чтоб тебя назначали в боевые вылеты? – задохнувшись от удивления, спросил его полковник Кошкарт. – Да зачем?
– Я хочу честно выполнять свой воинский долг, сэр, – опустив со сдержанным смирением голову, ответствовал Мило Миндербиндер.
– Послушай, Мило, ты же и так блестяще выполняешь свой долг, – сказал полковник Кошкарт и раскатисто, весело расхохотался. – По-моему, никто въедливей тебя не заботится о личном составе полка. Вспомни хотя бы свой хлопок в шоколаде!
– Видите ли, полковник, – печально сказал Мило Миндербиндер и грустно покачал головой, – для истинного патриота недостаточно быть всего лишь начальником военной столовой, когда идет война.
– Совершенно достаточно, Мило, успокойся! Какая муха тебя укусила?
– В том-то и дело, что недостаточно, сэр, – с почтительной твердостью возразил Мило Миндербиндер и многозначительно вскинул на полковника Кошкарта подобострастный, но непреклонный взгляд. – Кое-кто уже открыто начал об этом говорить.
– И только-то? Назови мне их фамилии, Мило. Назови мне их фамилии, а за опасными заданиями у нас дело не станет.
– Нет, полковник, боюсь, что они правы, – снова опустив голову, сказал Мило Миндербиндер. – Меня послали сюда как пилота, и боевым полетам я должен уделять гораздо больше времени, чем военным столовым.
– Что ж, Мило, – по-прежнему удивленный, но с искренним желанием помочь, согласился полковник Кошкарт, – если ты настаиваешь, это, я думаю, нетрудно устроить. Сколько времени ты здесь служишь?
– Одиннадцать месяцев, сэр.
– А сколько у тебя боевых вылетов?
– Пять.
– Пять? – переспросил полковник Кошкарт.
– Пять, сэр, – подтвердил Мило Миндербиндер.
– Так, значит, пять? – задумчиво потирая щеку, сказал полковник Кошкарт. – В самом деле, нехорошо.
– В самом деле, полковник? – снова вскинув на него взгляд, отрывисто спросил Мило Миндербиндер.
– А почему, собственно, нехорошо? – трусливо отступил полковник Кошкарт. – По-моему, вполне хорошо. Во всяком случае, неплохо.
– Нет, полковник, – с продолжительным и меланхолическим вздохом возразил Мило Миндербиндер. – Хорошего тут мало. Но я, конечно, не забуду вашей доброты.
– Да ведь оно и правда вовсе не плохо, Мило. Особенно в свете других твоих достижений. Так ты говоришь, пять? Всего пять?
– Всего пять, сэр.
– Значит, всего пять. – Полковник Кошкарт пал духом, безуспешно пытаясь понять, куда гнет Мило Миндербиндер и не застрянет ли у него в горле этот разговор, как острая кость. – А ведь это неплохо, Мило, совсем неплохо, – с надеждой сказал он. – Ты же почти регулярно вылетал на боевые задания каждые два месяца. И наверняка не включил в свой список бомбардировку нашего полка.
– Да нет, сэр, включил.
– Включил? – с мягким удивлением переспросил полковник Кошкарт. – Но ты же был на аэродроме. Если память мне не изменяет, мы бок о бок стояли в диспетчерском пункте.
– И все же выполнял это боевое задание именно я, – сказал Мило. – Без моих самолетов и боеприпасов оно осталось бы невыполненным. Я организовал налет и лично руководил людьми.
– Конечно, Мило, конечно. У меня нет возражений. Я просто хотел проверить, правильно ли ты подсчитал. А налет на Орвието, когда мы заключили с тобой договор о бомбардировке моста, ты тоже учел?
– Что вы, сэр, у меня нет оснований вносить эту операцию в свой послужной летный список. Ведь я руководил при налете на Орвието заградительным огнем.
– А какая разница, Мило? Это тоже был твой налет. И дьявольски удачный, надо заметить, налет. Мост мы, правда, не разбомбили, но бомбометание смоделировали превосходно. Генерал Долбинг, помнится, это отмечал. Да, Мило, логика, безусловно, требует внести операцию у Орвието в число твоих боевых вылетов.
– Ну если так, то, конечно, сэр.
– Да, Мило, именно так. И теперь – давай-ка прикинем, – теперь у тебя ровно шесть боевых вылетов, а это чертовски здорово, Мило, иначе просто не скажешь. Шесть вылетов означают увеличение боевых заданий в твоем послужном списке на двадцать процентов, а это уже просто великолепно, Мило, или, во всяком случае, весьма неплохо.
– У многих наших летчиков уже по семьдесят боевых вылетов, сэр, – напомнил полковнику Кошкарту Мило Миндербиндер.
– Но никто из них не создал хлопка в шоколаде. Ты с лихвой отрабатываешь свою долю, Мило!
– А им предоставлены все возможности завоевывать себе и геройство, и славу. – В голосе Мило Миндербиндера прозвучал надрывный укор. – Сэр, я хочу воевать как все остальные! Вот почему я здесь. Я тоже хочу завоевывать награды!
– Да-да, Мило, конечно. Нам всем хочется участвовать в боях. Но люди вроде нас с тобой служат родине иначе. Возьми, к примеру, мой собственный послужной список. – Полковник Кошкарт искательно усмехнулся. – Не думаю, что это всем известно, но у меня на счету только четыре боевых вылета.
– Всем известно, сэр, – отозвался Мило Миндербиндер, – что у вас на счету только ДВА боевых вылета. Причем в один из них вас втравил Аафрей, когда вы отправились на черный рынок в Неаполе за охладителем для питьевой воды и он сбился с курса.
– Ладно, Мило, – неприязненно покраснев, сказал полковник Кошкарт, сразу же решивший, что разговор слишком затянулся. – Если это так для тебя важно, я прикажу майору Майору позаботиться о пополнении твоего боевого багажа, и, когда ты совершишь еще шестьдесят четыре боевых вылета, у тебя тоже будет их семьдесят.
– Благодарю вас, полковник, благодарю вас, сэр! Вы не представляете себе, что это для меня значит!
– Пустяки, Мило, я прекрасно представляю себе, что это для тебя – да и не только для тебя – значит.
– Нет, полковник, едва ли вы это себе представляете, – многозначительно возразил Мило Миндербиндер. – Это значит, в частности, что кто-то должен взять на себя заботу о синдикате, причем безотлагательно. Управлять синдикатом очень непросто, а я теперь могу погибнуть в любую минуту.
Полковник Кошкарт алчно возрадовался и невольно потер руки.
– Что ж, Мило, думается, мы с подполковником Корном сумеем освободить тебя от этого бремени. – Он старался говорить небрежно и подавил желание облизнуться. – Наши операции на черном рынке – я имею в виду помидоры – обогатили нас кое-каким полезным опытом. С чего надо начать?
– Благодарю вас, сэр, вы очень добры. – Мило Миндербиндер бесхитростно, благодарно и благосклонно смотрел на полковника Кошкарта. – Начните с бессолевой диеты для генерала Долбинга и безуглеводной для генерала Дридла.
– Минуточку, Мило, я возьму карандаш. Стало быть, две диеты. Что еще?
– Кедры, сэр.
– Кедры?
– Ливанские, сэр.
– Ливанские?
– Кедры из Ливана надо доставить на лесопильную фабрику в Осло, чтобы отправить кедровый гонт подрядчику на Кемп-Коде. ОПД. И горошек.
– ОПД и горошек?
– ОПД – это оплата при доставке. А горошек сейчас в море, на пути из Атланты в Голландию, мы поставляем его туда за тюльпаны, которые отправлены в Женеву, чтобы оплатить сыр, предназначенный для Вены. По ПО.
– Папэо!
– По предварительной оплате, полковник. У Габсбургов положение шаткое.
– Мило!..
– И не забудьте про электролитический цинк на складах Флинта. Четыре вагона электролитического цинка следует отправить из Флинта франко-бортом через Калькутту в Дамаск – прибытие восемнадцатого, суточная просрочка два процента, ПКМ.
– ПКМ?
– Платеж в конце месяца. За «Мессершмитт», груженный коноплей, надо дать полтора бомбардировщика фиников из Хартума, которые мы уже всучили немцам по ПД. ПД – это предварительная договоренность. Используйте деньги, вырученные от продажи португальских анчоусов – мы торгуем ими в Лиссабоне, – для оплаты египетского хлопка, когда его возвратят нам из Мамаронека, и для покупки максимального количества испанских апельсинов. За наранхи всегда платите наличными.
– За наранхи?
– Так у испанцев называются апельсины, а мы покупаем их в Испании. И не забудьте про палеолитика…
– Кого-кого?
– Палеолитика из Пилтдауна, его полное имя Пилтдаунский Человек. Наша цена за второго Пилтдаунского Человека пока что не по карману Смитсонианскому институту, но они там с надеждой ждут смерти одного богатого жертвователя…
– Мило!..
– А Франция охотно скупает у нас оптом всю петрушку, и это, безусловно, в наших интересах, поскольку нам нужны франки, чтобы обменивать полученные за них лиры на марки для покупки фиников, когда их пришлют нам обратно. Кроме того, я заказал в Перу огромную партию бальзового дерева, которое надо разместить на паях среди всех столовых синдиката.
– Да зачем столовым бальзовое дерево?
– Хорошее бальзовое дерево, полковник, не так-то легко достать в наши дни, и упустить подобную возможность было бы неразумно.
– Понятно, Мило, я думаю, это весьма разумная покупка… – облик полковника Кошкарта наводил на мысль о морской болезни, – особенно если по сходной цене.
– Цену они заломили непомерную. Чудовищную, я сказал бы, цену. Но поскольку древесину мы купили у подконтрольной нам компании, то деньги от нас не уйдут. Что же касается шкур…
– А разве у бальзовых деревьев шкуры вместо коры?
– Да нет, шкуры у торговцев из Буэнос-Айреса.
– Из Буэнос-Айреса?
– Из Буэнос-Айреса. Только не бойтесь агентов Сикайреса. Их надо отдубить.
– Отдубить агентов?
– Да нет, агентов надо подкупить. А шкуры – отдубить. На Ньюфаундленде. И отправить в Хельсинки БПО до наступления весны. Все, что складируется в Финляндии до наступления весны, идет БПО.