«Ты первый, первый. Разве это мог быть кто-то еще?»
Шепот из прошлого. Глаза в глаза.
Отдаляюсь. Потому что иначе сорвусь. Беру бутылку водки. К счастью, она валялась в багажнике. И сворачиваю крышку. Делаю несколько глотков и расстегиваю ремень. Он мне сегодня еще понадобится. Беру табурет.
Зажигаю свет в ванной и открываю кран с холодной водой. Мою руки, лицо.
Чувствую, что Катя пришла. Когда поднимаю голову, сталкиваюсь с ней взглядами в зеркальном отражении.
Она держит в руках ножницы и бинты. В глазах боевой настрой. Моя смелая девочка.
Без слов поворачиваюсь к ней лицом, забирая из ее рук то, что она принесла. Поливаю ножницы водкой и сажусь на табурет.
— Все просто, — выдыхаю. — Главное — достань пулю, самому мне неудобно.
Вижу, как у нее руки дрожат. Катя закусывает губу и касается моего плеча холодным металлом. Замирает. Зажмуривается и мотает головой.
— Нет-нет, мы можем занести заразу. Понимаешь? Тогда все будет ужасно.
— Ужасно будет, если мы не вытащим пулю, Катя. Не отвлекайся
Она кусает губы, а потом взрывается:
— Что с тобой происходит? Что, бл*дь, с тобой не так? — кричит, размахивая ножницами. — Ты никогда таким не был.
— Был.
— Нет! — ее крик смешивается с рыданиями. Она снова плачет. Из-за меня.
— Ты просто предпочитала этого не замечать, — отрезаю холодно. — Игнорировала все предупреждения своего отца и оказалась там, где оказалась. Из-за меня! — теперь уже и сам ору.
— Что ты такое несешь? Что ты несешь? — Ее трясет, она прилипает спиной к стене, безвольно опуская руку, в которой сжимает эти проклятые ножницы. — Я… Ты меня спас. Сегодня ты меня спас. Если бы не ты…
— Прекрати, Катя. — Ее слова режут слух. Я себя спасителем отнюдь не считаю. — Не забывай про пулю, — снова давлю голосом, а когда замечаю в ее глазах ярость, улыбаюсь.
Это именно то, что мне нужно. Ее злость сейчас лучше любых антидепрессантов.
— Ты меня предал! — выдает отрывисто, — Бросил! — всаживает лезвие в рану. — Я тебя ненавижу. Просто ненавижу.
Зажимаю ремень зубами. Катя матерится, но усердно ковыряет рану, а когда поддевает пулю, резко замолкает. Окровавленный металл летит в раковину. Мы оба смотрим на пулю.
— Ты справилась, — бросаю ремень на пол и заливаю дыру водкой. — Бл*дь!
Адское жжение. Кажется, я поторопился избавляться от ремня. Издаю тихое шипение и прикрываю глаза.
Именно в этот момент в дверь стучат.
В Катиных радужках мелькает ужас, она прикладывает руку к губам, прилипая к стене.
— Ты пистолет из бардачка взяла?
— Да. Да, он тут, под подушкой.
— Неси.
Надеюсь, что это администратор отеля, но в связи с последними событиями за дверью может оказаться кто угодно…
Глава 19
— Не открывай, — рывком вытягиваю пистолет из-под подушки, но Дан меня не слушает.
Забирает оружие и делает несколько уверенных шагов. Сам при этом держится за плечо. Мы его даже не перебинтовали. Я лишь успела приложить плотный, сложенный втрое бинт.
Жгучий желудочный сок устремляется вверх по пищеводу, отравляя гортань. Я стою около прикроватной тумбочки и пошевелиться не могу. Кусаю и так в мясо изжеванные губы, прислушиваясь к голосу по ту сторону двери.
— Если что-то понадобится, можете звонить по этому номеру, — женщина с ресепшена протягивает Кайсарову визитку. Он зажимает карточку между средним и указательным пальцами, пряча ствол за спиной.
— Спасибо, — благодарит сдержанно.
Мой пульс уже не зашкаливает, но в норму, конечно, не приходит. Шумно выдыхаю, сползая по стене к полу. За эти секунды я чего только не придумала в своей голове. Самые изощренные фантазии кровавой расправы промелькнули перед глазами, как по мановению волшебной палочки.
Раскадровка, как маме и папе сообщают о моей смерти и вручают фото с места преступления, на которых два трупа. Я и Данис…
Подтягиваю колени к груди, отчетливо слыша, как бьется мое сердце. Громко, с адскими перебоями.
— Помоги, — просит Дан, доставая из пакета еще одну упаковку бинтов.
Ноги ватные. Я даже, как подняться, не знаю. Мне кажется, большинство моих передвижений сейчас сугубо на автомате происходит. Грудную клетку сдавливает новым спазмом, а где-то в области сердца разрастается колющая боль.
Я просто на грани. Перед глазами до сих пор дырка от пули. Окровавленное мясо, в котором я по своей воле ковырялась ножницами. Не понимаю, как вообще в обморок не бахнулась. Все же с выдержкой у меня, видимо, все действительно хорошо.
— Катя, — его мягкий голос ласкает слух, и я, ведомая этим обстоятельством, вырастаю над полом.
Дрожащими руками разрываю шелестящую пленку. Выдыхаю.
По факту процессом руководит Кайсаров. Я лишь послушно выполняю команды, оборачивая его рану бинтами. Чтобы эта конструкция держалась, несколько раз совершаю моток где-то в области ребер и завязываю два узла.
— Готово, — смотрю себе под ноги. Почему-то ему в глаза, которые меня сейчас пытливо рассматривают, взглянуть не могу.
Данис убирает оружие за пояс брюк и надевает рубашку, я все это время наблюдаю за тем, как он застегивает мелкие пуговички, а мокрый материал облепляет его торс. В глазах рябит от того, как быстро шевелятся длинные пальцы.
— Собирайся. Мы уезжаем, — отрезает без эмоций, а потом выдавливает из блистера несколько таблеток. Бросает их в рот, запивая водой из графина, стоящего на столике рядом с зеркалом. — Катя, ты меня слышишь?
— Слышу-слышу, — отзываюсь шепотом, как заяц из «Ну, погоди». — Конечно слышу.
Надеваю сырое худи, от которого снова пробирает озноб, и выхожу в коридор. Следую за Данисом по пятам. Наша одежда еще мокрая, но это не мешает. Честно говоря, мне так страшно, а еще предчувствие чего-то апокалиптического не покидает.
На рецепции Кайсаров сообщает, что мы отъедем за новой одеждой и вернемся к ужину, но, когда наша машина пролетает мимо знака с перечеркнутым названием города, я понимаю, что никуда мы возвращаться не планируем.
— Почему ты сказал ей, что мы вернемся? — поворачиваю голову.
Дан за рулем. Ведет машину одной рукой, вроде даже расслаблен. Тот факт, что он пил алкоголь, сейчас меня не смущает. На самом деле вообще ничего не смущает после пережитого.
— На случай, если появятся гости.
— А могут появиться?
Я до сих пор помню череду выстрелов. Разве там кто-то еще остался в живых? Вопрос больше риторический, и озвучивать его я не собираюсь.
Небо проясняется. В пятидесяти километрах от этого города, название которого ни на секунду не задержалось в моей памяти, гораздо дружелюбнее. Только влажный асфальт как напоминание о том, что в этом районе был дождь.
— Вполне, но там, куда мы едем, нас не найдут.
— Ты уверен?
Замечаю на его губах улыбку, а точнее, оскал. Хищный, от которого мурашки по телу бегут.
Не уверен?
— Тебе не о чем больше беспокоиться. Можешь поспать, нам ехать около часа.
Мотнув головой, что значит — спать я не собираюсь, сбрасываю кроссовки и, подтянув колени к груди, залипаю в окно.
Как до этого дошло?
Данис прав, папа много раз меня предостерегал. Мы даже пару раз крупно поссорились, потому что отец был уверен — ничем хорошим моя дружба, а после — отношения с Кайсаровым не обернутся.
Только вот из того, что я слышала в доме, где меня держали…
Не Данис виновен в моем похищении. Не он, и это пугает еще сильнее. Куда вляпался мой отец? Что расследовал? Кому перешел дорогу?
Когда машина притормаживает и плавно входит в поворот, мое тело по инерции напрягается. Мы съехали с трассы в какой-то лес.
Километров пять практически по бездорожью, а потом, потом взору открывается вид на деревянный домик.
Спрыгиваю на землю, рассматривая берег реки неподалеку, какую-то сторожку и деревянный пирс. По виду он вот-вот развалится.
Пахнет чудесно. Пихтой и сырой землей. Удивительно, что я еще могу воспринимать такие вещи.
Ветер обдувает влажные волосы. До костей не пробирает, но холодом обдает.
Данис паркует машину в елках так, что ее становится практически не видно, и направляется ко мне.
Я успела отойти к реке и сесть на край вытащенной на берег лодки.
— Вертолет будет здесь рано утром, — убирает руки в карманы брюк. — До этого времени можешь отдохнуть. Тебе нужно.
— А мой папа? — поднимаю голову.
— С ним я еще не связывался.
— Еще?
Ответа не следует. Данис молчит и смотрит на водную гладь. Ветер треплет воду, вызывая на поверхности мелкие колебания.
— Еще. Пошли, нужно просушить вещи.
Плетусь следом, наслаждаясь хрустом веток под ногами.
Домик внутри оказывается еще меньше, чем снаружи. Он из бруса. Здесь есть кровать, маленькая черная печка. Кажется, такие называют буржуйками. Кровать, стол, кресло, пара стульев и плитка на одну конфорку. Над раковиной, у которой вместо оттока под мойкой расположилось ведро, навесной шкафчик.
Дергаю занавеску, зашторивая окно, и только потом снимаю кроссовки. На полу, к моему удивлению, лежит ковер, старый и пыльный, конечно. В доме пахнет сыростью, а еще пустотой. Здесь давно никого не было.
Оставляю после себя мокрые следы и замираю у стола.
В животе урчит в самый неподходящий момент, тушуюсь, прикрывая себя руками, будто это поможет.
Данис смотрит исподлобья, а все, что я могу, это пожать плечами.
Я сегодня только маковой росой питалась.
— Как твое плечо? — спрашиваю, чтобы отвести от себя внимание.
— Жить буду.
Данис открывает дверки навесного шкафчика и вытаскивает оттуда несколько пачек лапши быстрого приготовления. К моему удивлению, внизу, на полу у окна, стоит пятилитровая невскрытая бутылка воды.
— Все, что есть, — бросает пакеты с макаронами на стол, следом ставит туда пару тарелок.
Хоть в животе идет бой не на жизнь, а на смерть, от одного вида еды меня подташнивает. Не уверена, что смогу впихнуть в себя сейчас хоть что-то.