Алан заплакал, когда я, потеряв себя, приписывала к названию ресторана «Гранд». Плач сына напугал, потому что Дан мог в любую минуту зайти в кабинет, чтобы меня позвать. Я засунула стик в конверт и побежала в детскую.
До обеда меня трясло от того, что сделала. Поэтому я решила поехать в отель, чтобы объяснить все Кате. О том, какую я совершила подлость. Сознаться в содеянном Дану было страшно. Я его подвела. Он так много для меня сделал, а я плюнула в душу. Предала…
Катя впорхнула в номер счастливой. Меня снова перетряхнуло. Я поняла Даниса, в такую, как Катя, невозможно не влюбиться, невозможно не обратить на нее внимания. У нее мощная энергетика. Она располагает к себе с первых секунд.
Я так отчаянно хотела извиниться, рассказать про записку, но словно заколдованная говорила совершенно иные вещи. Просила, умоляла, практически как в тот день перед отцом, еще немного, и мне кажется, я бы встала перед ней на колени.
Я просила ее исчезнуть. Страх за ребенка нарастал с каждой секундой от понимания, что Данис со мной разведется. Он Катю не отпустит. Он ее любит.
Мы не раз говорили с ним о будущем, о том, что он поможет, но все это было эфемерным, а теперь вот-вот могло стать реальным. Это будущее дышало мне в затылок, но плана никакого не было.
На горизонте маячит развод, после которого я могу потерять сына, и себя тоже.
Каждый борется за жизнь как может. Я выбрала самый мерзкий вариант. Катя сама дала мне почву для лжи. Увидела фото Алана, которое прислала няня. А я, я смалодушничала.
В тот момент на самом деле представила, как было бы хорошо, если бы Алан был сыном Даниса. Но это не так.
Алан… он… Отец моего сладкого мальчика — насильник, который, к счастью, уверен, что мой ребенок родился недоношенным. За это тоже спасибо Данису. Все документы это подтверждают.
Беру в руки пульт и включаю телевизор.
Сегодняшний день был каким-то нескончаемым. Я знаю, что поступила плохо, но я нашла в себе силы и смелость, чтобы признаться. Мной не двигал страх, что о произошедшем узнает Данис. Я боялась стать той, кто рушит судьбы, как однажды это произошло со мной. Ни Катя, ни Данис этого просто не заслуживают.
О, мое малодушие могло причинить им много горя.
Крепче стиснув пульт, щелкаю по каналам, буквально на секунду задерживая внимание на новостях.
Глава 27
Катя открывает дверь, но цепочку не снимает. Она видела меня по камерам, добровольно пустила в подъезд, но вот в квартиру пропускать не спешит.
На ней черные джинсы и такая же футболка. Волосы собраны в хвост. Мы смотрим друг на друга через узкий проем, зафиксированный цепочкой.
— Привет, — приваливаюсь плечом к стене, просовывая носок ботинка между дверью и железным косяком. Опасаюсь, что она может преспокойно захлопнуть дверь перед моим носом. Выражение ее лица явно на это намекает.
Что-то, кажется, случилось между нами. Так иногда бывает, несмотря на то, что я ни сном ни духом.
— Пустишь? — разглядываю ее румяные щеки и тонкую шею, медленно сползаю взглядом на грудь. Прекрасная стоячая двоечка.
Губы невольно трогает улыбка. Член болезненно дергается. Я соскучился. Адски. Мы две недели не виделись, и после того, что произошло в сторожке лесника, не думать о Кате стало совершенно невозможно.
— Проходи, — звенит цепочкой и распахивает дверь. Переступаю через порог, замечая, что Катя отошла к стене. Намеренно увеличила расстояние между нами метра на полтора.
Звоночек так себе, но уверен, мы разберемся.
— Поговорим? — расстегиваю пиджак, разминая трапециевидные мышцы, поднимая и опуская плечи.
— На кухне, — Катя обнимает себя руками и шлепает босыми ногами по темному коридору. Светильник горит лишь у двери.
Разуваюсь, пытаясь въехать в происходящее, но, кажется, без ее объяснений сделать это будет довольно-таки трудно.
Иду следом.
Катя достает кружки. Щелкает кнопку на чайнике, будто я пришел пить чай…
Ей будто неуютно. Все эти медленные, скованные движения…
То волосы поправит, то руки в карманы сунет, то вообще замирает взглядом в одной точке.
— Что-то происходит? — пробегаюсь глазами по просторной кухне в бежевых тонах. Уютно. Салфеточки всякие у нее, цветы на подоконнике в вазе. Их наличие, кстати, немного напрягает.
— Нужно было просто мне позвонить, — вздыхает, — а не пользоваться голубиной почтой.
— Меня могут слушать, — пожимаю плечами, растирая ладонью шею. — Не хочу, чтобы ты была хоть как-то причастна.
— И поэтому приперся ко мне на ночь глядя? — провокационно смеется. — Мы, между прочим, тебе звонили, — усаживается на стул, подгибая под себя ноги.
— Мы? — упираюсь пальцами в столешницу рядом с шумящим чайником.
— С Лией, — Катя облизывает губы, заглядывая мне в глаза. — С ее номера.
Да, кажется, была от нее пара пропущенных.
— С Лией? — перепрашиваю, надеясь на то, что ослышался. А еще Гирш какого-то черта перед глазами всплывает. В ушах проносятся его слова о том, что после секса Катя особенно разговорчива. Это на самом деле так…
Пока до конца не понимаю своих чувств. Единственное мелькающее, конечно, какого хрена?! Это я о Лии, конечно.
— Да. Мы пересеклись, случайно, — Катя пожимает плечами. — Она боится, что ты с ней разведешься, — поднимается и подходит ближе. Замирает от меня сантиметрах в десяти, чуть запрокидывая голову.
— У нас фиктивный брак, — прищуриваюсь, а сам тянусь к Кате, перехватываю ее ладонь, крепко сжимая в своей.
— Лия сказала, что может быть второй женой, — улыбается, явно прослеживая мою реакцию.
— Чего?
— Ну у вас же ребенок, — продолжает нести всю эту чушь.
Это сейчас реально происходит или Малахов меня все же пристрелил?!
— А ты не сказал. Как так, Кайсаров? Спишь со мной, в любви клянешься, а у самого жена дома сидит, которой ты сына заделал. Не стыдно?
Катя смотрит мне в глаза. Собранная. Серьезная.
На секунду я теряюсь. То есть, какого хрена тут происходит?
— И что ты молчишь? — снова упрекает, а потом начинает хохотать. — Именно такой разговор мог бы сегодня между нами состояться, Дан, — вздыхает и делает еще один шаг, переплетая наши пальцы. — Я могла бы принять все это за чистую монету.
— Объяснишь? — перемещаю ладонь на ее талию и подтягиваю к себе.
Катя мотает головой. Улыбается, но говорить продолжает.
— Нет. Не хочу. Ты же для чего-то сюда приехал? Может быть, это что-то более важное?
— Хотел тебя увидеть, — отвечаю без раздумий.
Катя приподнимается на носочки. Ее губы маячат в миллиметрах от моих.
— Я тоже. Очень скучала, — стягивает с волос резинку и трясет головой. Ее густая шевелюра россыпью падает на плечи.
— Сильно? — обхватываю ладонью ее шею.
Все разговоры про Лию и ребенка уходят на второй план. Что бы там ни произошло, Катя в курсе, что ребенок не мой, иначе сейчас мы бы действительно говорили по-другому.
— Да, — шепчет, задевая губами мой подбородок.
Кожа покрывается мурашками. Внутри разгорается пламя. Яркий огонь, что гаснет, когда ее нет рядом. Когда она далеко, вокруг мрак, непроглядная тьма, выхода из которой нет.
Резко вжимаю Катю в себя. Целую. Посасываю ее манящие розовые губы и зверею от ее тихого стона.
Невероятная. Сладкая. Моя.
Всегда была моей. С самой первой встречи. Я тогда этого не понимал, думал, что так не бывает. Невозможно так чувствовать человека, невозможно настолько подвисать на чьей-то улыбке и выслушивать любой треп, который от других не больше чем фоновый шум. С ней же все было важно.
Слушать ее, смотреть, стараться понять. Защитить. Угодить.
С пониманием у нас, конечно, всегда были проблемы. Сейчас в этом мало что изменилось…
Выпускаю Катину футболку из джинсов, забираясь ладонями под хлопок. У нее теплая, нежная кожа. Веду костяшками пальцев под ребрами, медленно поднимаясь выше. Когда касаюсь краешка кружевного лифчика, Катя вздрагивает.
Наблюдая за ней, смотрю прямо в глаза. Там легкая дымка. Ее разум разомлел, как и мой, впрочем.
Поддевая тонкий материал, сжимая остренький сосок. Хочется прикусить его зубами.
— От тебя так пахнет, — тяну носом воздух у ее ушка.
Катя улыбается, обвивает ладошками мою шею, прижимается тесней.
— Как?
— Ох*енно.
— Я только после душа. Ничем не душилась, — шепчет.
— Это и возбуждает.
Приподнимаю ее под ягодицы и усаживаю на широкий подоконник.
Мы задеваем вазу, цветы летят на пол. Не скажу, что я это не намеренно сделал.
Катя вздрагивает, подается немного перед, будто хочет прямо сейчас собирать осколки. Толкаю ее обратно, прижимая спиной к стеклу, и резко стягиваю с нее футболку.
— Ты с ума сошел? — смеется, пробираясь ладошками под воротник моей рубашки.
Качнув головой, припадаю к ее груди, оттягивая чашки лифчика вниз, обхватывая губами острую вершинку, посасывая нежную розовую плоть, балдея от звуков, что слетают с Катиных губ.
Она охает, вжимаясь в оконное стекло, и шире разводит ноги.
Расстегиваю пуговицы на джинсах, и моя рука проскальзывает ей в трусы.
Влажная. Гладкая. Моя.
Возвращаюсь к манящим губам, пока Катины пальцы расстегивают ремень на моих брюках. Время замедляется. С одной стороны, мне очень хочется ускорить его, чтобы ворваться в нее до упора. Почувствовать, как сжимаются стенки влагалища, с другой, замедлить и насытиться ей до передоза.
Без спешки…
— Дан, — выдыхает в губы, а сама сжимает мой член.
Стискиваю зубы, чуть сдавливая Катюшину шею.
Она запрокидывает голову, подставляясь под мои губы. Охает.
Где-то за пределами нашей вселенной что-то взрывается.
Катины вздохи сменяются диким криком. Стекло позади нас вибрирует. За окном орут сигналки.
Смотрю на полыхающий внизу огонь, и кровь в жилах застывает.
Я просчитался. В одном отец прав, Катя моя слабость, только вот не она меня погубит, а я ее.