– Славка, ты просто молодец! И Розочка твоя умница! – Ярик заметно повеселел. – Теперь мы точно найдем, куда родители уходят! И все исправим!
Как ни жаль было возвращать Ярика с небес на землю, но Жану пришлось поумерить его пыл:
– Найдем и исправим, сто процентов. Только, думаю, лучше, если нас не будет слышно за несколько километров.
Смущенный Ярик запечатал рот ладонью. Он хоть и покраснел слегка, но в глазах плясали чертята, подстрекающие на глупость и безрассудство. Жан тяжело вздохнул и то ли приказал, то ли попросил, обращаясь к слонихе:
– Веди!
И слониха повела. Повернула направо, уверенно потопав в обратную сторону. Впрочем, уже через пару поворотов Жан начисто потерял ощущение направления. Стелющиеся под ногами болезненные растения, пружинистый мох, радикулитные кусты и камни, камни, камни, камни, камни – вот и все, чем радовало взгляд бесконечное Болото. Но центр лабиринта, хоть и неохотно, подползал все ближе.
– Жан, а ты не думал, что проще идти по прямой? – Лена подошла довольно шумно и спросила вполголоса, но Жан, убаюканный монотонным походом, все равно вздрогнул:
– Ты о чем?
– Мы же к центру идем, так? Если я правильно помню, у карельских лабиринтов центр всегда напротив входа расположен. Почему бы нам не пойти напрямик, вместо того чтобы блуждать тут, круги наматывать? Я хочу сказать, эти камни – они же не очень-то высокие…
– Я думал об этом. Но вот какое дело… ты видела другую дорогу, прежде чем мы на нее повернули?
– Эм-м… – Лена запрокинула голову, пытаясь вспомнить.
– Не мучайся, я точно знаю, что не видела. Мне кажется, дорог этих и нет вовсе до тех пор, пока мы к ним не придем. И поворотов этих нет, пока мы их не увидим. И только когда поворачиваем, проходим короткий отрезок, чтобы выйти на следующий виток лабиринта, вот тогда он и появляется.
– Звучит бредовенько, – честно призналась Лена.
– Не бредовей, чем все остальное, – Жан красноречиво стрельнул глазами в Розочку, неестественно яркую на фоне угрюмого болотного полотна. – Почему мы не догнали тех двух взрослых? Почему нас еще никто не догнал? Я думаю, у каждого тут, в лабиринте, свои тропы. – Он помолчал, взвешивая, стоит ли делиться с Леной своими наблюдениями, и в конце концов решил, что уж с кем, с кем, а с ней точно можно. – Но дело даже не в этом, – отбросив сомнения, сказал Жан. – В конце концов, можно даже проверить. Точнее, можно было бы, если…
– Что-то не так?
– Приглядись, – Жан устало хрустнул шеей. – Только так, знаешь… краем глаза. Прямой взгляд они чувствуют.
– Да кто «они»? Куда смотреть-то? – забеспокоилась Лена.
– За границы, – тихо сказал Жан.
Сам он давно уже поглядывал периферийным зрением туда, за валуны, за пределами которых Болото утрачивало налет цивилизованности, прекращало притворяться дорогой и становилось тем, чем и являлось, – дремучей жадной прорвой. Там, едва различимый среди кочек и проплешин со стоячей водой, тянулся след. Дерн тихонько вспучивался, когда под ним проползало нечто, недостаточно видимое, чтобы орать от ужаса, но достаточно явное, чтобы…
Рука Лены вцепилась в его ладонь, переплела пальцы. Горячая, чуть подрагивающая, влажная от болотных испарений. Жан так опешил, что даже с шага сбился. И все же как настоящий рыцарь осторожно сжал Ленины пальцы, мысленно посылая сигнал: все будет хорошо, я рядом.
– Что это? – Лена зачем-то понизила голос до шепота.
– Не знаю. Все еще хочешь пойти напрямик?
Он и без того знал, что не хочет. Беглого, вскользь брошенного взгляда хватало, чтобы потерять покой. Жан ловил себя на мысли, что каждый новый шаг делает с опаской, с долесекундной задержкой. Ведь под ногами стелилось ровно то же самое Болото. Небольшая выгородка, безопасный проход, который на деле не выглядел таким уж безопасным, давно не внушал Жану доверия. Пару раз ему казалось, что в разрывах мшистого покрывала, там, за камнями, лениво перекатывались скользкие гребни, похожие на плавники, только гораздо, гораздо, гораздо крупнее, – и тогда затылок съеживался, а в животе образовывалась тошнотворная невесомость.
Рука Лены смущенно покинула его ладонь. Выскользнула, оставив на коже приятное тепло, заставившее на время забыть о неведомых болотных тварях, преследующих их разношерстную компанию, должно быть, от самого начала лабиринта. Неосознанно Жан стиснул кулак и сунул руку в карман. Спрятал это остывающее тепло. Сохранил для себя.
Дорожки то укорачивались, то удлинялись. Кружил лабиринт. Кружило Болото. Кружило пасмурное небо, будто запечатленное на черно-белой пленке, застывшее в единственном доступном состоянии – собирающегося дождя. В этом месте начисто отключались чувства – времени, направления, усталости. Путники шли неизвестно как долго, неизвестно куда, но никто, даже пухлый Славка, не попросил передышки.
Когда впереди замаячило белое пятно, Жан сперва решил, что это мираж. Новый выверт колдовской реальности, иного мира, потустороннего, как ни назови. Очередной виток лабиринта, похожий на уже пройденные как две капли воды, охотно стлался под подошвы кроссовок, то ли подтягивая ребят к центру, то ли заставляя оставаться на месте, перебирая ногами. Белое пятно росло, передвигаясь прыжками. Оно совершенно явно не мерещилось.
Вскинув руку, Жан остановился. Хотел было снова мысленно обругать себя за очередной киношно-спецназовский жест, да не успел. Застыл, пораженный, то ли с ужасом, то ли с восхищением. Выбрасывая перед собой мощные лапы, нелепо вскидывая тяжелый зад, к ним мчался белый медведь размером чуть меньше Розочки. Взрывали дерн когти, ходуном ходили мышцы под толстой шкурой. Словно ветер подул со стороны хищника, принеся с собой вонь тухлого мяса, мокрой шерсти и запекшейся крови. Арктический болид, набрав скорость, шел на таран. И горе тому, кто окажется у него на пути.
В одно мгновение Жан пережил шквал эмоций. Успел испугаться чуть не до обморока, пожалеть, что влез в эту авантюру, устыдиться собственного малодушия, испугаться вторично – в этот раз уже за Лену и мальчишек, – разозлиться непонятно на кого и наконец собраться, чтобы ровным командирским голосом рявкнуть:
– Разойтись! Прижмитесь к краям! Лена, Ярик, на эту сторону! – Собственный голос придал уверенности. Как на тренировках в секции исторического фехтования, когда учил ребят помладше биться в тесном строю.
Меч уже сросся с ладонью. Им Жан и указал на каменную грядку по правую руку от себя. Отгонять Славку не пришлось. Перепуганная Розочка, отчаянно трубя, жалась к противоположной стороне, и Славка семенил за ней, пытаясь успокоить срывающимся голосом.
– В бой не лезьте. Держитесь подальше. Толку от ваших палок не будет, разозлите только. И не ждите, когда все кончится, – бегите сразу. – Он оглянулся на Гордеевых, решительно сжимающих в руках бесполезные деревяшки. – Я бы сказал, бегите назад, но ведь вы не побежите, да?
Лена и Ярик синхронно замотали головами. Жан обреченно вздохнул:
– Просто бегите подальше отсюда, хорошо? Не останавливайтесь.
Вынув из рюкзака шлем, Жан спешно нахлобучил его на голову и затянул ремень. Приняв боевую стойку, обманчиво расслабленно качнулся с пятки на носок и обратно. Чересчур мягко тут. Да, это вам не асфальт и не прорезиненное покрытие спортивного зала. Утешало лишь то, что и белый медведь не был настоящим, грозой арктических пустошей. Скорее чем-то «по мотивам». Вдвое уменьшенной копией. Как Розочка лишь напоминала слона или мамонта, так и бегущий хищник перенял черты своего прототипа. Настоящий бы расплющил Жана, как яйцо полярной чайки, а меч бы использовал как зубочистку. С ожившей игрушкой был хоть какой-то шанс. И Жан собирался его использовать.
Впрочем, имелось и сходство. Бежал Белый резво, как настоящий медведь, с каждым прыжком заполняя собой пространство – шумным хриплым дыханием, чавканьем податливой почвы под лапами, снежной прилизанной шерстью, живыми черными глазами, злыми и безжалостными. Перед такой мощью Жан чувствовал себя никчемным и крошечным. Как противостоять звериному напору, когда в руках у тебя турнирный меч, даже не заточенный, да крохотный щит, больше похожий на крышку от кастрюли?
– Ты не настоящий, – шептал Жан. – Ты не настоящий. Не настоящий. Не настоящий. Не настоящий.
Под каждый тяжелый прыжок, под каждый удар лап, выжимающий брызги из топкой почвы, – только два слова. Могло показаться, что Жан молится. На деле же он отсчитывал последние секунды, отмерял последние метры. Подгонял под себя утерянные было время и расстояние. За миг до того, как медведь врезался в него, вышибая дух, Жан легким, почти танцевальным движением скользнул влево, одновременно выбросив вперед руку с мечом.
Тонкая полоска стали, казавшейся еще тоньше на фоне покатых медвежьих плеч, свистнула в сиропно-густом воздухе. Клинок на скорости встретился с влажным черным носом – нежным и уязвимым органом у любого животного, кроме разве что носорога. В этот удар Жан вложил немало сил, умения и инерции и рассчитывал если не ранить зверя, то ошарашить, выгадать время для следующего удара. Но все пошло не так.
Меч разил цель, но не достигал цели. Когти вспороли болотный ковер, и Жана спасло только то, что его там уже не было. Медведь даже башкой не тряхнул, словно не честной сталью, а поролоновой «колбасой» по носу получил. Крутанулся на месте, делая выпад острой мордой. Жан едва успел прикрыть бедро баклером – зубы-пилы проскрежетали по металлу. С трудом удержавшись на ногах, Жан наотмашь махнул клинком, целя в ухо, – и вновь попал.
И вновь безрезультатно.
Зато ответный удар тяжелой лапой почувствовал сполна. Белый играючи смял защиту, впечатав щит Жану в ребра. Тело будто угодило под промышленный молот. Вышибло воздух из легких, хрустнули кости. Жан сделался невесомым, как шарик, накачанный гелием, полетел вверх, в низкое серое небо. Правда, длился полет недолго. Сила тяжести схватила Жана и мстительно вернула на землю.
Гремя как набитое болтами ведро, Жан прокатился по мокрому мху. Сквозь гул крови в ушах он слышал приглушенный девичий визг и перепуганные, но полные ярости крики. Казалось, в теле не осталось ни единой целой косточки. И все же Жан упрямо попытался подняться. Голова его с чавканьем покинула топкий ковер… чтобы тут же оказаться в тисках медвежьих челюстей.