Пристроив велосипед под мышкой, зябко подергивая плечами, Жан, кряхтя и ворча, прошел полтора пролета – и только потом сообразил, что забыл включить свет на первом этаже. Фонари во дворе еще не зажглись, и полутемный подъезд освещался лишь последними лучами солнца, уходящего работать на другую сторону планеты. Возвращаться назад было лень. В своем подъезде Жан знал каждую ступеньку, темноты давно не боялся, а потому, вздохнув, потащился дальше. Внимательно глядя под ноги, он прошел остаток пути и лишь на пролете между третьим и четвертым бросил беглый взгляд на окно. Короткий, рефлекторный взгляд – только чтобы убедить недоверчивый мозг, что он по-прежнему идет куда надо.
За какой-то дверью, делясь вечерними новостями, монотонно бубнил телевизор. Тянуло свежей сдобой. С улицы, удаляясь, глухо бухали басами автомобильные колонки. На подоконнике кто-то сидел.
Неосознанно Жан передвинул велосипед вперед, поместив его между собой и силуэтом, вырезанным на фоне двухметрового оконного проема, рассеченного на несколько частей словно витраж. В неподвижной фигуре было что-то угрожающее, неправильное. Большая круглая голова, переходящая в покатые плечи, широкие, как у борца. Руки и нижняя часть тела терялись в темноте ниже подоконника, сливались со стеной и полом. Ничего необычного. И только эта легкая неправильность, неуловимая, но значимая, не давала Жану подумать, что это кто-то из соседей или бродяга в поисках укрытия от непогоды.
Силуэт качнулся. Вместе с ним качнулся витражный узор. Жан шумно втянул носом воздух, дернул пересохшим горлом. Дрожь разрослась, стянула кожу на затылке. Какие еще витражи в обычной сталинке?! Окно, стандартное перекрестье из деревянных рам с форточками, рассекали толстые темные линии, и центром их схождения как раз и был неподвижный человекоподобный силуэт. Жан понял, что он ему напоминает. Слитая воедино головогрудь, висящая в проеме на угловатых паучьих ногах.
Жан попятился, задел рулем перила. Предательски звякнул звонок. Силуэт встрепенулся. Черные ноги неслышно переступили, чуть согнулись в сочленениях. Круг головы развернулся, являя треугольные отростки, то ли рога, то ли острые уши. Существо словно прислушивалось, проверяло, действительно ли паутинку дергает жирная муха или это всего лишь сухой лист. Жан и хотел бы отступить, ссыпаться вниз, бросив велосипед, чтобы там, на улице, с холодной головой обдумать, что же, в конце концов, происходит. Но испуганный мозг уже подсовывал ему десятки чудовищных образов, которые скрываются на нижних этажах и только и ждут, когда Жан, не дойдя до квартиры одного пролета, повернет обратно.
– Да какого черта?! – громко и зло вскрикнул Жан.
И с велосипедом наперевес бросился на таран.
Угрожающий силуэт вдруг вспыхнул, истончился, а потом резко перепрыгнул на стену, да там и застыл, раскачиваясь и шевеля ветвями. Зажегшиеся дворовые фонари отбросили тень высокой березы в глубь подъезда, начисто лишив ее жуткого паучьего флера. Недоверчиво косясь, Жан протиснулся мимо тени, опрометью взбежал по ступенькам. Ключ воткнул не глядя и попал с первого раза.
Лишь в прихожей, залитой светом и легким дымком ароматических палочек, которые зажигала мама, Жан вновь почувствовал, как колотится замершее было сердце. Он прислонил велосипед к стене, скинул кроссовки и долго-долго, опершись подрагивающими руками на тумбочку, вглядывался в свое бледное отражение в зеркале.
Грязные волосы выбились из пучка и рассыпались прядями, отчего лицо вытянулось, сделавшись чужим. Бескровные губы сжались в нитку, почти исчезли. Лоб покрылся испариной. Только глаза, голубые как лед, сверкали решимостью драться до конца. Пусть даже всего лишь с собственным воображением. Сердце сменило бешеный галоп на шаг. Жан шумно выдохнул и крикнул в гостиную:
– Мам, пап! Я дома!
Он принял душ, поужинал, глядя, как отец клеит очередной самолет от «Звезды», а мать, устроившись на диване, рассеянно читает книгу под яркий калейдоскоп вечернего телешоу. Он пролистал ленту «ВКонтакте». Почистил зубы на ночь. Сделал еще кучу привычных успокаивающих вещей, и почти выбросил из головы силуэт, так похожий на человека и гигантского паука. Но в глубине души Жан уже тогда знал: надвигается кошмар.
Чего он не мог даже предположить, так это того, что в этот раз кошмар пришел за всеми ними.
За каждым из них.
– Ну ты даешь, брат! Ты куда столько набрал?!
Ярик в притворном ужасе выпучил глаза, глядя на Славкин рюкзак. В расцветке городского камуфляжа, литров на шестьдесят, обвешанный всевозможными примочками, рюкзак внушал уважение и трепет. При всей своей внешней плюшевости, Славка был парнем обстоятельным, не терпящим полумер. Если уж поход – то подготовка как на Северный полюс. Полуторалитровый термос с чаем, два контейнера с бутербродами, шесть яблок, четыре шоколадки с орехами, россыпь леденцов в шуршащем пакетике.
Ярик восхищенно покачал головой:
– Ты реально все это съешь?
– Ну, не сам… – пухлые щеки Славки покраснели, отчего он стал похож на героя аниме. – Двенадцать человек в группе все-таки.
– Да тут еды на целый полк! А там экскурсии всей – на два часа от силы. Серьезно, ты же не думаешь, что остальные ничего не возьмут?
– Дядя Гриша сказал всем перекус захватить…
– Перекус! А не ужин на двенадцать персон с пятью переменами блюд. Я на этой экскурсии с родителями уже был. В самом конце там пещера большая, и вот в ней остановка, минут на пятнадцать, чтобы перекусить. Пе-ре-ку-сить! А не обожраться до потери памяти. Мне вон мамка рулет маковый положила да яблочного сока коробку.
– Лишним не будет, – буркнул Славка, резко стягивая завязки горлышка.
– О да-а! – Ярик откровенно потешался над другом. – Ты туда, походу, на неделю собрался. И пауэрбанк, и веревка, и нож, и дождевик…
– Я, между прочим, и на тебя взял, – обиженно сказал Славка.
– Дело твое, тащить тоже тебе, – Ярик примирительно поднял руки. – Видит Вселенная: я пытался!
Славка с видимым усилием забросил рюкзак на спину. Бодро звякнули висящие на лямках карабины. Ярик демонстративно одной рукой подхватил свой заполненный едва ли на четверть мешок. Глядя на хмурого Славку, не удержался, хмыкнул язвительно:
– Ладно, двинули уже. Дядя Гриша опаздунов не любит.
Дядей скаутского вожатого Григория Щепу называли скорее из уважения, чем из-за возраста. Костлявый, носатый, с едва отросшими после армии волосами и бородой, двадцатилетний Дядя Гриша бывал по-военному строг и прямолинеен – и все же умудрился за неполные две недели заразить своих подопечных походной романтикой. Он знал два десятка способов сложить костер и без счета разнообразных узлов, мог с завязанными глазами разобрать и собрать автомат, запечь пойманную мидию в фольге, поставить палатку за пару минут, с восьми шагов метал нож в центр мишени и, казалось, выжил бы даже на Марсе, занеси его туда нелегкая. С ним городской летний лагерь, куда Ярик и Славка записались от скуки, становился не просто способом убить время, а чем-то по-настоящему увлекательным.
Группа собиралась на остановке, у памятника неразлучникам Марксу и Энгельсу. Каждого подошедшего Дядя Гриша встречал коротким кивком, крепко, по-взрослому жал руку, после чего выразительно смотрел на часы. Мальчишки пришли за десять минут до назначенного времени, но Ярику показалось, что в глазах вожатого мелькнула досада, потому что пришли они самыми последними, хотя живут ближе всех.
– Ого, Славка! Подготовка на уровне. – Дядя Гриша уважительно оглядел Славкин рюкзак. – Командование одобряет.
Зардевшись от похвалы, Славка украдкой ткнул Ярика в бок. Дядя Гриша взмахнул мосластой рукой, криком подгоняя неторопливо бредущую кучку из пятерых подростков.
– Варвара! Антон! Ребята, наш автобус едет! Шевелитесь! – и уже тише пояснил недоумевающей группе: – Это мои, со скалолазания. Давно хотел их в Пещеру сводить. Просто позорище: жить в паре километров – и ни разу там не побывать! Это ж не какой-нибудь Чертов Стул, где ни чертей, ни стульев. Это уникальный природный памятник. Мирового значения! Так… два, четыре… восемь… двенадцать, тринадцать.
Под бормотание Дяди Гриши подростки принялись грузиться в пожилой маршрутный «пазик», пахнущий старой кожей и бензином.
– И четырнадцатый я, – серьезно точно на экзамене завершил подсчет Дядя Гриша, передавая водителю деньги за проезд.
По раннему часу автобус пустовал, но свободных кресел оставалось не так много. Ребята разбрелись по салону, рассаживаясь кому где повезло. Ярик забрался в самый конец, расположился у окна, на сиденье рядом бросил рюкзак.
– Славка, давай сюда! Я место занял!
Но Славка, из-за рюкзака пробирающийся по салону бочком, неожиданно шагнул в сторону.
– Присаживайтесь, пожалуйста!
Пухлые щеки его пылали, а в глазах плескалась паника. Поэтому о причине его волнения Ярик догадался задолго до того, как из-за широкой спины друга выпорхнула незнакомая девчонка. Иронично выгнув бровь, она с легкой улыбкой спародировала неуклюжую Славкину вежливость:
– Благодарю вас, Вячеслав! – И плюхнулась рядом с опешившим Яриком. – Варвара, – все так же чопорно, но с усмешкой представилась она, протягивая узкую ладонь. – Ваш друг Вячеслав такой галантный. А вы…
– А я, – неожиданно хриплым голосом перебил Ярик, – в отличие от моего друга Вячеслава умею общаться на «ты». Меня Ярик зовут.
– О! – девушка выдохнула с явным облегчением. – Тогда Варя, просто Варя. Хочешь сока, Ярик? Мне мама две пачки яблочного положила. Я ей говорю – мам, куда столько? Мы же не в поход идем!
– Предки… упаковывают, как на Северный полюс! – Ярик понимающе хохотнул и бросил короткий взгляд на друга. Славка зарделся маковым цветом. Покатые плечи ерзали под лямками рюкзака.
На самом деле новая знакомая выглядела так, словно действительно собралась в поход: камуфляжные штаны спортивного кроя с множеством кармашков на молнии, на поясе спортивная куртка, связанная за рукава, черная майка с белым мультяшным черепом. Из-под банданы с точно такими же черепами выбивались разноцветные пряди – слева красная, справа зеленая. И глаза у Вари, «просто Вари», тоже были зеленые. Колдовские.