– А вот в это не верю уже я, – твердо сказала Лена.
– Значит, и думать больше не о чем, – подвел итог Жан. – Мы идем. – Голос его был обманчиво спокоен, а движения расслаблены. Но Варя видела, как напряглись его спина и плечи, когда он ступил под своды тоннеля с указателем.
Тоха чиркнул зажигалкой, затеплив керосиновую лампу. Некстати вспомнилось, что такие лампы называются «летучая мышь». Варя решила, что это предзнаменование.
Понять бы еще, худое или доброе.
Никто не видел, как над площадкой у ведьминой пещеры, из сумрака провала взмыло нечто напоминающее трехметровую жердь, покрытую словно щетка густым черным ворсом. Секунду она качалась в туманном воздухе, а затем резко согнулась как колодезный «журавль». Острие на конце жерди процарапало камень, волоски с шорохом смели пыль. За первой жердью поднялась вторая. Она так же неспешно ощупала воздух и перебралась на уступ.
Наконец они уперлись в камень, с трудом подтягивая за собой нечто тяжелое, огромное. И если бы кто-то нашел в себе смелость в этот момент заглянуть за край пропасти, он бы увидел многочисленные глаза, горящие красным пламенем, и слюнявую пасть, полную кривых зубов. Черные мокрые ноздри существа затрепетали, ловя чарующий запах добычи. Еще обильнее полилась слюна, от предвкушения вывалился наружу розовый язык.
Существо заслонило собой пещеру. Ощупывая путь, лапы прошлись по стенам, потолку. В страхе отдернулись от дивана. Вернулись спустя мгновение и начали исследовать ступени спуска. Слишком маленькая нора. Слишком тесная. Существо с сожалением развернулось, переползая на стену. Не сейчас. Чуть позже. Оно умело ждать и знало, что все ходы рано или поздно приводят к нему.
Нужно лишь сделать так, чтобы добыча не ускользнула.
Загнутый черный коготь подцепил ржавую скобу самодельной лестницы, с легкостью вырвав ее из камня. Через несколько мгновений существо сползло в пролом и скрылось в поднимающемся со дна тумане.
Наученные опытом, в этот раз они решили дежурить по очереди. Славка вызвался первым. Мальчишки выставил будильник на телефоне, и ровно на два часа Ярик провалился в блаженную пустоту. Показалось, что заснул на мгновение – и тут же отвратительно запиликал будильник. Ярик нехотя продрал глаза, изо всех сил желая оказаться дома, в своей постели. Однако реальности на его желания было глубоко наплевать. Потрескивали дрова в костре. В коридорах подземелья всхлипывали паучьи твари. Эхом разносилось клацанье когтей по камню.
Славка отключился, едва обняв рюкзак. Уже через секунду он тихонько похрапывал, приоткрыв рот. Чтобы взбодриться, Ярик умылся. Вода в термосе оставалась божественно прохладной, и теперь ее можно было не экономить. До источника пятнадцать минут ходу, и он четко отмечен на карте в голове Ярика. Он с наслаждением напился, заодно приглушив в бунтующем желудке чувство голода. Еда – только когда проснется Славка.
Ярик подбросил в костер пару поленьев. Пламя окрепло, подросло, высветив силуэт, неподвижно стоящий в проходе. «Дядя Гриша», скрестив жилистые руки на груди, прожигал мальчишек голодными глазами. Ниже пояса человеческое тело резко переходило в паучьи конечности, от чего казалось, что это корпус манекена, стоящего на странного вида столике. Кожа Ярика покрылась пупырышками, и он на всякий случай подбросил в костер еще немного дров. Остатки сна как рукой сняло.
– Ма-а-аль-чи-и-ик! – прошелестело существо голосом Дяди Гриши. – А я ведь умер. Ты знаешь?
– Уходи, – пробормотал Ярик Он старался не смотреть на жуткое создание, но полностью выпускать его из виду тоже боялся.
– Я умер, умер, насовсем. Тебя это пугает?
С легкой руки Славки друзья назвали тварей пересмешниками. Славка считал, что они умело притворяются, копируют внешний вид, но в разговорах не очень сильны, потому что сами речью не пользуются. Согласиться с другом на все сто Ярику мешала осознанность, звучащая в искаженных голосах пересмешников. Пусть не все, но они понимали, что говорят.
– Тебя это пугает? Ты боишься смерти? Боишься умереть насовсем? Ответь мне, ма-а-аль-чи-и-и-ик!
Как бы между делом, Ярик носком подтянул ветку, почти целую на одном конце и пылающую раскаленными углями на другом.
– Ты боишься умереть насовсем. Боишься, потому что не знаешь. Не знаешь, что ты уже-е-е мертв. Вы мертвы, ма-а-аль-чи-и-и-ки-и-и. Мертвы, как скользкие рыбы. И я тоже мертв.
– Сгинь! – Ловко выхватив из огня пылающую головню, Ярик швырнул ее в пересмешника. Тварь отпрянула с визгом, слилась с темнотой. Ярик зябко поежился. Эх, скорее бы Славка проснулся!
– Я мертв, и вы мертвы, – раздался шепот. – Я мертв. И вы тоже. Мертвы.
Цепляясь ногами за потолок, паучья тварь повисла вниз головой. На ее лице раскрывались горящие алчные глаза. Целых восемь пар.
Перед выходом Славка предложил сходить за водой. Идти недалеко, а за свой караул Ярик так часто прикладывался к термосу, что запасы не помешало бы пополнить. Как знать, сколько придется блуждать, исследуя второй ход. Спать хотелось немилосердно, но мальчишки решили, что задерживаться на одном месте, сколь бы спокойным оно ни казалось, не стоит. Потирая глаза и зевая до хруста в челюсти, они собрались за пару минут. Ярик с тоской смотрел, как Славка закрывает контейнер с последними бутербродами.
– Сегодня надо доесть, а то испортятся, – сказал Славка. И впервые выделил по две конфеты.
Кисловатые леденцы оказались кстати. Сахар бодрил, да и шагалось с конфетой во рту как-то уютнее. На мгновение Ярику показалось, что они вновь на экскурсии, и все хорошо, и все живы. Но шорох паучьих лап быстро вернул его в реальность.
Незадолго до родника Славка, обладающий более тонким нюхом, нахмурился:
– Что-то не так.
Подгоняемые тревожным ощущением и неприятным запахом, который вскоре почувствовал и Ярик, друзья устремились вперед. Они выскочили к роднику и застыли, словно врезавшись в стену. Славка не сдержал горестного всхлипа. Ярик же длинно и заковыристо выругался.
В углублении, где скапливалась вода, плавала какая-то гниль. На дне лежали маленькие косточки с крохотными остатками мяса. Ярик осветил стену, по которой стекал ручеек, заранее зная, что там увидит. Так и есть – мокрый камень был вымазан чем-то мерзким, пенящимся. Полный едва наполовину термос вдруг вновь подорожал, словно был сделан из золота.
– Они лишили нас источника воды, – глухо констатировал Ярик. – У нас больше нет воды.
– Хорошо хоть еда с собой!
Славка похлопал ладонью клапан рюкзака. Он пытался не унывать, но получалось так себе. От его слов Ярику почему-то сделалось не по себе.
– Еда с собой, да.
Мальчишки переглянулись и бросились обратно к перевалочному пункту. Уже через минуту, не выдержав, они бежали, наплевав на опасности и усталость. И все равно опоздали. Когда Ярик выскочил в пещеру, от стоянки во все стороны прыснули черные тени размером с собаку, а то и побольше. И тут случилось непредвиденное. Фонарь, исправно служивший им все последнее время, мигнул и погас, погрузив пещеру в полную темноту.
Ругаясь на чем свет стоит, Ярик выронил разряженный фонарь. Перекинул рюкзак вперед, ощупью зашарил по карабинам и застежкам. Запасной фонарь был где-то здесь, где-то близко. Но так же близко раздавался угрожающий стрекот и щелкали невидимые зубы. Знакомый голос протяжно завел:
– Ма-а-аль-чи-и-и-ки-и-и! Вот вы где, рыбы мои!
И с десяток визгливых голосков подхватили, оспаривая:
– Мои! Мои! Мои-мои! Мои!
Лихорадочно зачиркала зажигалка, высекая желтые искры. Осветив Славкин кулак, мелькнул язычок пламени. Факел вспыхнул, заставив мальчишек зажмуриться, а пересмешников – отпрянуть. Трясущиеся руки Ярика наконец совладали с застежками. Запасной фонарик вспыхнул как солнце, распугав даже самых смелых тварей. Последним в темноте скрылся паук с торсом «Дяди Гриши» на шести тонких ногах. Он обернулся на входе в тоннель и совсем по-человечески погрозил мальчишкам пальцем.
– Не-ет! – простонал Славка.
Ярик молчал, зажимая нос. В пещере нестерпимо воняло. Осторожно ступая, чтобы не вляпаться в бурую жижу, то тут, то там заливающую пол, он прошел к кострищу. Угли разбросаны в стороны, вокруг все перемазано какой-то гнилью. Но хуже всего…
– Дрова! Они растащили дрова!
Пара тонких полешек сиротливо валялась в пыли, испещренной следами паучьих ног. Вот и все, что осталось от запасов, которых должно было хватить на пару недель. С тяжелым вздохом Славка опустился на пол.
– Вставай! Вставай, ну же! – Ярик подхватил друга под руку и потянул изо всех сил. – Нельзя сейчас сидеть!
– Почему? – апатично пробормотал Славка. – Мы все равно отсюда не выберемся. Они нас не выпустят.
Ярик вдруг разозлился. Но не на Славку, а на подлых пересмешников, лишивших его друга надежды.
– Ты бросай это, слышишь, брат? Что значит «не выпустят»?! Кто их спрашивать станет?! – Он задумался, подыскивая самый мощный аргумент. И осененный, чуть не рассмеялся удачной находке. – Эй, ты чего раскис-то? Хочешь, чтобы спасатели тебя в таком виде нашли? Прикинь, открывает Варя газету – а там твое унылое фото на весь разворот! Умора!
Ярик не ожидал какой-то бурной реакции, просто хотел немного встряхнуть друга. Но Славка вдруг вскочил на ноги. Лицо его сделалось строгим, почти героическим, таким, что Ярик все же прыснул смехом. Через мгновение они хохотали уже вдвоем. Так громко и искренне, что неугомонные пересмешники в тоннелях на время притихли.
«Странное дело, – думал Жан, – пока не начали обсуждать еду и воду, ни пить, ни тем более есть не хотелось». А теперь он с тоской вспоминал креманку с подтаявшим мороженым и недопитый стакан колы, оставленные на столике у «Большого». Жан начал прокручивать в памяти этот момент, представляя, что колу допил, мороженое доел, и еще заказал солянку и мясо по-французски – ну а чего: мечтать, так мечтать! – и вдруг вспомнил, как нервно, вызывающе-нелепо вел себя Тоха. Ему опять стало стыдно. Но в этот раз не за друга, а за то, что они с Серегой ничего не заметили. Не поняли. А ведь могли.