– Почему я? – изумленно вскинул я брови вверх.
– Ты лучше нас всех знаешь этот мир, поскольку был тут раньше. Роббер умер, потому что надо было с кого-то начинать. Думаю, что на Сейвилле должны были погибнуть Роббер или Кристиан, как самые неопытные из нас. На Авалоне выбор пал на Беату – она бывала там раньше и могла сообразить, что к чему. Средиземье – твой мир. Думаю тебе надо здесь поберечься, а еще лучше – бежать без оглядки.
– Не понимаю, – потряс я головой.
– Артем, мы ходим по мирам, где кто-то из нас был раньше. Это уже третий мир по счету. Если тут зреет какой-либо заговор извне, ты, как скользящий бывавший в Средиземье прежде, можешь увидеть какие-то несуразности. А если увидишь, сможешь об этом рассказать. Может быть, уничтожение этих миров неслучайно? Может быть, Попрыгун – это оружие, а Императоры погибших миров чем-то насолили нашей инициативной группе? Мы же ничего не знаем, нас тыкают носом как слепых котят в миску с молоком. Кто знает, не захотел ли наш подлый друг Борегар под шумок избавиться от самых сильных, чтобы самому быть единственным скользящим без категорий? Вот и водит он нас по тем мирам, которые удобны ему.
– Борегар не бывал тут прежде, – решительно заявил я. – У тебя мания преследования началась. Ты уже сам себе противоречишь. То Борегар во всем виноват, то Императоры. То ты считаешь, что Попрыгун – оружие, то – что его вовсе не существует.
– Я всего лишь выдвигаю версии, – пожал могучими плечами Кевин. – И потом, я не говорил, что Борегар был тут раньше. Мог и не бывать, как и в других мирах. А мог и поприсутствовать. Помнишь, что говорил Лю Ци? Императоры всегда чувствуют, что в их мир проник посторонний, скользящий или Попрыгун, но не все сразу бегут выяснять, кто это. Лю Ци реагировал только на женщин, на мужчин не обращал внимания. Борегар мог сто раз побывать на Авалоне и уйти незамеченным. То же самое и со Средиземьем…
– Иди спать, Кевин, – невежливо прервал его я. – Твое время уже вышло, отдохни.
Кевин упрямо мотнул головой.
– Подумай об этом, – повторил он.
– Я подумаю, – с нажимом, согласился я. – А ты иди, поспи и разбуди Соню. Наша очередь караулить.
Кевин посмотрел на меня с сожалением, а потом, раздраженно махнув рукой, пошел к спящей Соне. Она подскочила на месте. Видимо, пробуждение было не слишком приятным, или Кевин не слишком церемонился. Однако Соня послушно встала и, поежившись, пошла в сторону ближайших кустов. Кевин, воспользовавшись тем, что подруга уступила ему нагретое место, улегся рядом с сопящим Кристианом. Я поворошил палкой остывающие угольки костра, бросил туда новую охапку хвороста и снова повернулся к воде. Соня, кутаясь в куртку, села рядом, прижавшись ко мне теплым боком. После разговора с Кевином, продолжать диалог с Соней мне не хотелось. Мне показалось, что она задремала, и я не хотел ее беспокоить. Черные волны мирно журчали, с неба подмигивала луна, шелестела листва, чирикали цикады.
– Не люблю я такие миры, – вдруг сказала Соня вполголоса. От неожиданности я вздрогнул, до того четко прозвучали ее слова, точно она и не дремала пару минут назад в своем спальнике.
– Почему? – глупо спросил я.
– Всегда казалось, что в них есть что-то фальшивое.
– По мне, так все Средиземья были вполне реальны, – пожал я плечами, с неохотой вспомнив, как Гимли запустил в меня секирой.
– Не знаю, не знаю, – задумчиво протянула Соня. – Средиземье когда-то придумал Толкиен, который, кстати, не был императором. А они потом стали подражать ему и создавать свои миры, подобные тому, что когда-то прочитали или увидели в кино. Была я как-то в одном из таких мирков, помнишь, ты водил меня туда? Мы даже встретили Фродо – словно сошедшего с афиши голливудского фильма, одно лицо. И все окрестности выглядели убогими декорациями…
– По большому счету все миры – заимствованы из разных источников, – вздохнул я. – Взять, к примеру, Авалон. Лю Ци – китаец, а мир был скорее европейский, с развитой субкультурой и четкими религиозными взглядами, причем там в ходу было христианство, а не только буддизм.
– Лю Ци не мешал своему миру развиваться, – возразила Соня. – Он там жил достаточно давно. Да, его мир был техногенным, даже где-то превосходящим наш, ведь мы опытов с метаморфами не проводим, но это уже частности. А есть Императоры, которые искусственно тормозят развитие цивилизации в их мирах. Зачем им самолеты и телевизоры. Им и так хорошо, наблюдать как крестьяне мотыжат землю каменными орудиями труда. Где-то еще железо не умеют делать, где-то маги пуляют друг в друга файерболами… Не люблю я таких мест, это все неправильно.
– Может, поэтому у тебя такой спрос на экскурсии в подобные миры? – усмехнулся я.
– Может быть, – с сожалением, кивнула Соня. – Людям не нужна реальность. Они ею накушались и дома. Им драконов подавай, гоблинов и меч-кладенец в руку.
Я не ответил. Что тут можно было сказать? Соня абсолютно права. Когда-то от этой реальности сбежал я сам, обнаружив в себе способности скользящего. Этот дар нельзя получить по наследству, нельзя купить или выменять. Скользящими, как героями, не рождаются, а становятся. Во всяком случае, я таким стал еще в детстве. И потом вся моя дальнейшая жизнь превратилась в сладкую муку – знать, что ты не похож на других и скрывать это.
– Запомни, мальчик, – говорил мне Безумный Эрик, первый скользящий, которого я встретил на своем пути, – толпа – это зверь. Никому не говори, кто ты. Людям все время будет нужно от тебя, чтобы ты дал им то, чего они не могут. Но поскольку ты не бог, рано или поздно ты им этого дать не сможешь. И тогда тебе конец. От толпы не спрячешься.
– Как же вы тогда живете? – с любопытством осведомился я, полагая, что мне никакая опасность не угрожает.
– В одиночестве, – пожал плечами Эрик. – Одиночество – удел скользящего. Никому не говори, кто ты, даже родным. Не думай, что родители не выдадут твою тайну. У них есть сестры, братья, другие дети, близкие подруги… рано или поздно секрет выплывет наружу. Если это произойдет – беги без оглядки. Толпа – это хищник с бешеной слюной. Она заразит тебя своей болезнью, и ты погибнешь…
Слова разоткровеничевшегося Эрика показались мне забавными, и я не внял им сразу. Но позже я понял, что тогда подвыпивший Эрик был прав. Я рос, и с каждым днем мне было все сложнее жить в мире, где существовали правила, которые так легко было игнорировать в иных пространствах. Я стал плохо учиться, потом вообще бросил школу, не слушая увещеваний моих родителей, честных и воспитанных еще при социализме работяг, упорно думающих, что надо жить как все. Мне была ненавистна мысль, что я проживу «как все», вытачивая втулки на заводе и мечтая скопить денег на поездку в Анапу… Да я за день мог побывать и в Анапе, и на побережье Тихого океана, постоять на вершине Эвереста и в самом центре пустыни Сахары. Но и это был еще не предел. Я скользил и скользил, навстречу мирам, протягивающим мне свои липкие щупальца. И однажды я проболтался.
Серьезный разговор, состоявшийся на кухне, поначалу не убедил родителей в правдивости моих слов. И тогда я доказал им, что могу очень многое. Мама едва не свалилась с сердечным приступом, отец нервно курил, глядя, как я растворяюсь в воздухе. Потом они привыкли. А потом рассказали о моих талантах гостям, наверное, из чувства гордости. Конечно, гости им не поверили. Родители попросили меня показать, что я могу, но я отшутился. Тем не менее, слух пошел, добравшись однажды до каких-то серьезных людей.
Однажды я вернулся домой, застав там двух неприветливых братков, скрутивших меня и попытавшихся утащить в неизвестном направлении. Участь им, честно говоря, выпала незавидная. Они вцепились в меня, и не пожелали отпустить, когда я открыл портал и шагнул в него. Где-то в Средиземье, я с чертыханьем отцепил вцепившиеся мне в предплечья мертвые пальцы рук, отрубленных порталом. Иногда я слышу этот истошный визг двух взрослых мужиков, из ампутированных конечностей которых вырывается фонтан крови…
В следующий раз я был осторожнее. Квартира была опечатана, правда меня это не остановило. Брезгливо обойдя бурое пятно на ковре, я пошатался по нашим нехитрым хоромам и убедился, что родителей нет. Все их вещи, документы находились на своих привычных местах. У меня создалось впечатление, что их уволокли прямо в домашней одежде. Я снова сбежал, долго шатался по улицам, просмотрел местные газеты, но не нашел в них никакого упоминания о том, что произошло у меня дома. Я возвращался в квартиру каждый день, пока однажды не увидел на столе конверт. Неизвестное лицо приглашало меня на встречу. Терять мне было нечего, и я пошел.
В старинном особняке, где помещался офис некоей загадочной фирмы с громким названием «Аргус», меня встретил неулыбчивый мужчина, сообщивший, что знает обо мне все, и если я не буду выполнять их требования, получу своих родителей разрезанными на куски. В доказательство мне продемонстрировали видеозапись, как высокий громила с челюстью питекантропа бьет по лицу моего интеллигентного отца, а мама кричит в углу, удерживаемая вторым ублюдком. Я сразу согласился помогать. Первым и единственным их задание было проникнуть в контору конкурентов и похитить какие-то важные документы.
– Я говорил тебе, чтобы ты не распускал язык, – рявкнул на меня Эрик, к которому я прилетел со своей проблемой. Я понуро опустил голову, дожидаясь, пока он не выкричится. Эрик долго брызгал слюной, а потом, натянул куртку и махнул мне рукой:
– Пошли за мной.
Мы проскользили в какое-то дивное, как мне показалось на тот момент, место, где в уютном доме у моря нас встретила неулыбчивая девушка моих лет с гривой светлых волос, стянутых в длинный хвост. Так я познакомился с Соней. Кроме Сони нас сопровождал присоединившийся позже датчанин Генрих, улыбчивый толстяк лет сорока. У Генриха были очень скромные способности скользящего. Он не мог перемещаться куда-либо вне нашего мира и всегда с завистью слушал наши рассказы об иных мирах. Однако Генрих мог, не сходя с места, путешествовать по земле, оставаясь незамеченным. Умел он и разыскивать людей. Ему не потребовалось много времени, чтобы найти моих родителей, запертых в подвале того же офиса. Видя конечную цель, мы втроем отправились на штурм здания.