Страшный удар… Искры брызнули у него из глаз. В следующее мгновение он потерял сознание.
157
Пузатый бокал выпал из руки человека и, ударившись о мелкие круглые камешки, которыми была посыпана дорожка в огромном парке, разбился. Человек даже не посмотрел вниз. Он продолжал говорить:
– Очень скоро здесь произойдет что-то ужасное! Я сразу понял: вы тоже это чувствуете. По вам видно… Поэтому решил подойти. Есть предложение. Очень выгодное! Уверяю вас – опасность реальная. Так что немедленно отсюда сматывать…
Килин посмотрел в глаза человека, одетого в цветастую пижаму. Через пару секунд отвел взгляд.
С Николая градом лил пот. Выглядел и чувствовал себя и в самом деле ужасно: в бледном лице – ни кровинки, под глазами – огромные тени.
Мимо проскакала средних размеров горилла – тихая, добродушная. Она не скалилась, как это делают обезьяны, а улыбалась совсем по-человечьи. Одета она была в аккуратную, тщательно отглаженную розовую пижаму, из-под которой торчала грудь, поросшая густой черной обезьяньей шерстью. Манжеты и карманчики куртки для сна отделаны широким темно-коричневым кантом из набивной материи. Особенно шикарно смотрелся нагрудный карман, откуда торчал краешек шелкового розового платка. Вид у пижамы – очень богатый.
158
Градусов неожиданно испытал острейшее чувство страха. Боялся не потому, что лезет через забор на чужую территорию – преступление не пугало его. Вдруг задумался: как долго дом стоит никем не охраняемый! А ведь любая здешняя недвижимость опоясана несколькими рубежами защиты. «Тут что-то не так…» – Простая догадка пришла к нему слишком поздно…
159
Все, что Николай видел вокруг себя, необъяснимым образом вызвало ощущение: вот-вот произойдет нечто трагическое. Тревога витала в воздухе – так казалось Килину. Внешне вечеринка проходила обыкновенно: люди, собравшиеся в поместье Кёлера, угощались алкогольными напитками, веселились.
Собеседник Николая подозвал проходившего мимо официанта. Взял у него с подноса глубокую суповую тарелку. Из нее торчала ложка. В тарелке, прикрывая дно примерно на полсантиметра – отличнейший французский коньяк «Курвуазье». Об этом свидетельствовали надписи, нанесенные на фаянсе в стиле надписей «общепит», имевшихся когда-то на советской столовской посуде.
Алик Тоштаголов – Килин был уверен, что на вечеринку его пригласила Галина – взял тарелку, как пиалу, в левую руку, поднес ко рту. Стуча ложкой о донце, начал быстро хлебать коньяк. Через десяток секунд все кончено. Спокойно опустил руку с тарелкой вниз. Капли коньяка падали на камушки дорожки…
…К Килину Тоштаголов подошел неожиданно. Он не мог знать причину, по которой Николай плохо выглядит: еще не оправился после происшедшего с ним в Северной столице.
160
– Вот эти фотографии.
Константин Игоревич Панов, следователь, занимавшийся убийством Макса Тавурина, бросил на стол перед коллегами пачку фотографий. Снимки, распечатанные на специальной бумаге, рассыпались.
Никто не пошевелился. Панов, чувствуя – его охватывает все большее раздражение, – вскочил со стула, заходил по комнате для совещаний. Коллеги хранили молчание.
– Откуда члены клуба принцесс могут так хорошо знать писательницу, чья фотография ни разу не публиковалась? – Это спросил пожилой мужчина в добротном, но слегка измятом костюме. Непосредственный руководитель Панова.
– Все они были кем-то вроде поклонниц ее таланта. Обожали читать детективы! – Константин Игоревич остановился возле своего стула. – Почти все девушки из клуба принцесс знакомы с Боккум лично. Поэтому-то важно их замечание, что писательница на этом фото как-то странно одета… Полагаю, это обстоятельство – ключевое во всей истории! – Последнюю фразу Панов произнес, пристально глядя на начальника.
161
В девятнадцатом веке на него набросилась женщина с кинжалом. Ее лицо показалось ему знакомым. Он успел отшатнуться… Придя в сознание, Килин увидел, что лежит в больничной палате.
– Вы попали под машину, – объяснила делавшая уколы медсестра. – Водитель «Газели» сказал, что он ни в чем не виноват. Это подтвердили свидетели. Грузовичок ехал по свободной полосе вдоль тротуара. Скорость небольшая. Пятясь задом, вы неожиданно соскочили с тротуара под колеса. Водитель крутанул руль влево… На беду, там на хорошей скорости ехал рейсовый автобус. Лишь чиркнул по «Газели». Но этого достаточно: ее бросило обратно. Вас ударило кузовом. Везение… Дерево – все же не металл. Ушибы, сотрясение головного мозга. Но кости целы. Вас тут же увезли на «Скорой» в больницу. Что с вами произошло тогда?.. С вами был пожилой человек. Может, он толкнул вас?..
…Через день Николай покинул петербургскую больницу – платную палату для привилегированной публики. Чувствовал себя скверно. Но оставаться в Петербурге не рискнул: дома казалось безопасней. Уже в Москве, в аэропорту, понял – хочет обратно в Северную столицу.
162
Это была первая вечеринка из серии, предложенной Бароном: ответ на злодейства попрыгунчиков. Здесь многие говорили об этом обстоятельстве.
Устроителям праздника хотелось как можно сильнее поразить воображение гостей. Им это удалось, но с другой стороны, все, что происходило в новой усадьбе Кёлера, приобрело мрачно-сюрреалистический оттенок.
Гостям мужского пола предписано явиться на вечеринку в пижамах. Для женщин «ночной костюм» необязателен, однако почти все приехали в «спальных» нарядах. Причем мужские пижамы в основном были стандартными, нормальными пижамами, хотя и самого высшего качества, а гостьи сшили наряды именно для этого вечера и отличались они разнообразием цветов и оттенков. Наиболее распространенным был тип женской пижамы, подразумевающий экономию ткани, – в ней гостья выглядела голой.
Пижама-пати совмещена с обезьяньим ужином. За счет высокой цены входного билета – равнялась нескольким тысячам евро – и пожертвований спонсоров оплачено присутствие двух десятков дрессированных обезьян самых разных пород. Они тоже были в титульном костюме вечера. Причем пижамы для «родственников человека» заказаны у одного модельера, который, как утверждалось, сделал их по эскизам покойного Макса Тавурина.
Вечер в некотором роде посвящался памяти известного модельера, который при жизни был лично знаком большинству гостей.
163
На самом верху, сжимая под мышкой украденную на стройке лопату, умудрился подтянуть за собой доску с прибитыми поперечинами. Затем осторожно спустил ее вниз, уже с другой стороны забора.
Градусов был ленивый злоумышленник. Спортивная подготовка – он проводил в тренажерном зале долгие часы, много раз бывал в горах с альпгруппами – позволяла перемахнуть через забор без всяких приспособлений. Просто подпрыгнув, зацепившись руками за выступы кирпичей. Тем не менее позавчера во время посещения строительного объекта, в который ему предлагали вложить деньги, Бобби прихватил доску с набитыми на нее чурбачками. Знал, что обязательно еще раз наведается на территорию писательницы Боккум без ее ведома и разрешения. В тот момент на стройке за ним никто не наблюдал. Если какой-нибудь гастарбайтер и видел – не посмел ничего сказать.
Дом проглядывал из-за деревьев черным приземистым кубом. Окна не горели.
Бобби заранее разведал, что хозяйки этим вечером не будет. Теодора сама сообщила ему: уезжает на вечеринку в усадьбу к Кёлеру. Причин сомневаться в ее правдивости не было.
Держа лопату под мышкой, Бобби пробирался по хорошо знакомому уголку сада. Когда до цели оставалось метров десять, оглянулся на дом – ничего: прежняя чернота. Примерно полминуты он всматривался в нее. В какой-то момент ему померещился темный силуэт на фоне стены. «Нет, это мне кажется!» – решил он, отвернулся, медленно пошел дальше – в глубь сада.
Ночь, как назло, выдалась темной – ни луны, ни звезд… Градусов едва не прошел нужное место. Внезапно кончик правого ботинка задел за что-то. Он чуть не упал. Предмет под ногой был мягкий, податливый. Ужас обуял Бобби. «На траве – человек!.. Споткнулся о руку».
164
– Я же знаю – Турсунов, этот старый гипнотизер… – продолжал говорить Тоштаголов. – Он проделал с вами коронную штуку. Незабываемое ощущение, правда?.. Так вот: умею то же самое, честное слово!.. Бьюсь об заклад: отдадите любые деньги, чтобы испытать эмоции заново. Чертова погода!
Огромный черный вал полз с юго-востока. Мрачные облака напоминали чудовищных размеров клубы дыма, которые гонит ветром со стороны далекого пожара. Словно там, за сотни километров, горит исполинское сооружение.
– Только я предлагаю еще лучше: сам отдаю любые деньги, чтобы вы испытали эти эмоции заново!..
Килин, как будто эти слова Таштаголова его не интересовали, задрав голову, рассматривал небо. Стремительно наступали сумерки. С каждой минутой становилось темнее.
– Черт возьми, хорошее предложение, не правда ли?!. – продолжал говорить Тоштаголов. – От человека, которого впервые увидели на вечеринке. – Было ясно, что Алик, во‑первых, предполагает, что Килин не знает о том, кто он такой, во‑вторых – в ресторане клуба «Подмосковные вечера» Тоштаголов не обратил внимания на Барона и его спутника. – Только соглашайтесь скорей! Дорога каждая секунда!
Пока Килин созерцал звезды – они отчетливо выступили на черневшем небосводе, – по площадке с расставленными плетеными столиками пронесся возглас изумления и невольного восхищения.
Белый лимузин – его тут же окружили секьюрити в черных одинаковых костюмах – подкатил прямо к киоску. Там повар – накрахмаленный фартук до земли и высокий колпак – на глазах едоков жарил кебабы, несколько видов шашлыков, цыплят в особых грузинских сковородах под названием «тапа».
У распахнутой двери длинного автомобиля с блестевшими никелированными молдингами стояла приехавшая на нем молодая женщина, одетая в газовое покрывало. Под ним ничего не было. Она обворожительно улыбалась. Специальный человек – некто вроде слуги, сопровождавший ее повсюду, – направлял на ее рот луч фонарика.