Фотографии в купальниках – это, конечно, хорошо. Но мне бы хотелось увидеть картину целиком.
Она тут же вышла из Сети и пропала на час. Я курил, слонялся из угла в угол и места себе не находил. Вот баран, вот козел! Карина не такая, она умная, интеллектуалка, какую, на хрен, картину целиком? Таких бабенок не берут нахрапом, дери тебя черти во все дыры! Или, как говорит милый директор, если я ошибаюсь в переводе: чтоб твоя рожа треснула!
И тут, стоя у окна на кухне, я услышал «бульк» присланного сообщения. Вот что она ответила:
Целиком? А не пойти ли тебе на три веселых буквы, очкарик?
Примерно такого ответа я и ожидал. Вдобавок она удалила меня из друзей и загнала в черный список. С этой бедой я и улегся спать. А проснулся в пять утра от щелчка сообщения. «Карина Розанова хочет добавить вас в друзья». Ну, я скинул подушку на пол, уселся за ноутбук… итак, поиграем! Сна как не бывало!
Я подтвердил запрос о дружбе и тут же получил фотографию. Что это была за фотография? Вы таких в жизни не видели, а если бы и увидели, то вам бы сразу захотелось, как писал один из моих любимых поэтов Федор Сваровский, погибнуть на фронте, спиться…
Можно сойти с ума, пытаясь понять, о чем думают женщины.
Глава 35
Наступил священный месяц Рамадан. Мусульмане в дневное время суток отказываются от пищи, питья, курения и интимной близости.
Обжоры тайком мечтают о еде, но находят в себе силы не разевать ртов. Заядлые курильщики достают из пачек сигареты, вертят их в руках, любовно поглаживают папиросную бумагу, подносят фильтры ко рту, а затем ломают сигареты и выбрасывают. Развратники умываются холодной водой по нескольку раз за час, приседают, отжимаются от пола и молятся, чтобы утихомирить свою восставшую плоть. Рукоблуды придумывают своим рукам различные занятия, только бы руки не дергали за то, что не полагается дергать. Речь рьяных сквернословов становится изысканной и соловьиной, их щебет легко можно перепутать с птичьим пением. Даже самые отъявленные пьянчуги воздерживаются от спиртного на протяжении всего месяца. Они склоняют головы и бродят под палящим солнцем, подобно святым, которых долго мучили безбожники.
На прилавках магазинов теперь больше не блестят, словно поддельные драгоценные камни, стеклянные бутылки с пивом, вином и араком. От утреннего азана до азана вечернего в городе закрыты кафе, рестораны, бистро и прочие закусочные.
Кроме пьянчуг в городе никого и не увидишь при свете дня. Так отчего же пьянчугам не сидится дома, не спится им почему? Они жаждут опьянения, любого помутнения сознания, а безжалостно палящее солнце над Пустыней Отчаяния всегда готово утолить их неугомонную жажду.
Священный месяц Рамадан.
Грешники превращаются в праведников, взяточники оказывают добрые услуги задарма, воры прекращают шнырять по старому рынку, проститутки вспоминают об аде. Человек зависает между лугов, гурий, рек непьянящего вина и котлов с кипящим маслом, вокруг которых пляшут черти с вилами. Да, каждый от мала до велика знает, каково будет наказание и какова будет награда!
По атмосфере месяц Рамадан напоминает рождественские и новогодние праздники в Украине, только без снега, елок и Дедов Морозов. Родственники собираются в одном доме, друзья навещают друг друга, соседи здороваются особо любезно, прохожие подают щедрую милостыню попрошайкам и относят пожертвования в мечети. Если вы, например, с рассвета ревностно соблюдали саум[35], очень проголодались и устали, а после вечернего азана застряли в пробке без еды и питья, то не беда – по дорогам ходят люди, предлагающие всем совершенно безвозмездно финики и воду. Европеец вроде меня примет этих людей за назойливых разносчиков вирусной рекламы, но потом устыдится мыслей своих, улыбнется и скажет спасибо.
Финики и вода – вот все что нужно человеку на самом-то деле.
Но как только муаззин оповещает о наступлении вечернего азана, как только приходит ночь! Курильщики лихорадочно хватаются за сигареты, обжоры набивают рты арабскими сладостями, обильно усыпанными орехами, а развратники и рукоблуды возвращаются к своим интимным делам! Ночью никто не спит. До самого рассвета работают рестораны и бистро, торговцы выкатывают тележки с фасолью, кукурузой и бараниной, закоулки и бульвары наводняют дети, для них устраивают цирковые представления и устанавливают аттракционы, от паровозиков до чертовых колес.
Под крылом теплой ночи праведные мусульмане набивают животы, накуриваются до тошноты и веселятся на полную катушку. Что примечательно, сирийцы и сами подшучивают над собой по этому поводу: по центральному сирийскому каналу я видел выпуск комедийной передачи, посвященный Рамадану. В серии шла речь о двух толстяках чревоугодниках, целый день они маковой росинки во рту не держали, подбадривали друг друга, восхищались силой воли и терпением, а сами ходили по базарам и скупали еду, потом пришли домой и начали готовить, готовили они до вечера целую гору еды, еда у них еле в комнате умещалась, из окон вываливалась, и как только пропел муаззин – они начали жадно жрать, буквально глотать, не прожевывая. И вот они все съели и сидят с набитыми животами, икают, отрыгивают, ковыряются в зубах. Один другому говорит:
– Я горжусь тобой, брат, ты соблюдаешь саум, как истинный мусульманин.
– И я тобой горжусь, дай Аллах тебе крепкого здоровья, видишь, какая у нас сила воли!
Вот только пьяницы не пьют по ночам, и купить алкоголь в священный месяц Рамадан – большая проблема.
Встретил я на старом рынке Халида: побритый, постриженный, костюмчик выглажен, приосанился, нос кверху задрал, блестит, как новая копейка.
– Халид, – говорю. – Что же нам теперь делать?
– В смысле? – спрашивает.
Я смотрю на его лицо и не могу понять, в чем дело! Красномордый лик его теперь уже никакой не красномордый, и спиртным от него не разит.
– Где достать алкоголь? – спрашиваю (я бы мог купить спиртное в дьюти-фри Дамаска, но как назло меня упорно отказывались командировать).
– Алкоголь? – удивленно вопрошает Халид и сводит брови. – Разве ты не знаешь, брат, что алкоголь вредит твоему здоровью и семени, если ты о себе не думаешь, то подумай, хотя бы о своих будущих детях! Позор! Ты – пьяница, лечись!
Он разворачивается и уходит в сторону мечети. Того ли я Халида встретил на рынке? Раньше он шутливо отзывался о мечетях и правоверных, он утверждал, что Коран запрещает пить только вино, а пиво и арак – дозволено. А вдруг это был его двойник?
Нет, во время Рамадана пьяницы становятся правоверными и упрекают людей в греховном образе жизни. Как говаривал мой дед, нет хуже человека, чем запойный пьяница в завязке.
На этом празднике жизни я чувствовал себя чужим. Глядя на счастливые семьи, что собираются по ночам, я завидовал и злился, злился и завидовал. Мне хотелось хоть чем-то взбодрить бренное тело и выхолощенный работой разум. С этим деликатным вопросом я обратился к водителю Мусе – уж он-то должен мне помочь, уж он-то не ханжа и лицемер, как Халид. Муса приехал ко мне на минивэне ровно в полночь. Я спустился и сел к нему в машину. Он сказал:
– Выпивку сейчас вообще нигде нельзя достать, если бы мы были в Дамаске, то запросто. А здесь даже и не знаю…
Он принялся обзванивать своих знакомых пьяниц. Знакомые пьяницы в один голос отчитывали его, пытались наставить на путь истинный, они упрекали его в богохульстве и советовали взглянуть на календарь. Эти новоиспеченные красноносые праведники надеялись получить уютное местечко в раю, они мечтали о прохладных реках и девственных гуриях, они мечтали провести загробную жизнь без забот в тени эвкалиптов.
Имею ли я право упрекнуть их? Ничего удивительного нет в том, что человек предпочитает котлу с кипящим маслом небеса, ведь так?
– Ладно, – сказал Муса. – Бесполезно. Давай съездим к моему знакомому зиндику[36].
И мы поехали на окраину города.
Признаки цивилизации здесь напрочь отсутствовали. Пустыня и порывистый ветер правили бал. Посреди пустыря стояла хлипкая лачуга, стенами и крышей для которой служили сшитые шкуры. Из лачуги вышел голый человек, его прибор болтался, точно маятник, а тело от шеи до пят было усеяно какими-то гнойными болячками. Мы не решились подходить к нему близко, не говоря уже об объятиях и поцелуйчиках.
– Чего вам надо? – крикнул болезный.
– Привет, Сейтар, это я – Муса!
– Кто?
– Муса!
– Проклятый бедуин, чего ты сюда приперся?!
– Я тоже очень рад тебя видеть!
– Ты много болтаешь, бедуин, почему у тебя язык до сих пор не отсох?
– Мы приехали за советом…
– Кто это с тобой?
– Иностранец с плотины Баас.
– Бледнолицая гадина! Прогони его! Черт бы их побрал! Ажаниб – ханазир![37]
– Ты опять болеешь?
– Да, болею, сучья ведьма наложила на меня проклятье. Дери ее ифриты всей пустыней… Так какого иблиса[38] тебя сюда занесло, бедуин?!
– Мы хотим купить выпивки.
– Выпивки? А может, тебе еще и жен своих отдать?
Из лачуги высунулись две чумазые женщины с длинными грязными волосами.
– Засуньтесь, Суки Мрака! – гаркнул Сейтар на них.
– Нет, только выпивки!
– Этот твой иностранец… он сдаст тебя. Я вижу, что он змея, по глазам вижу.
– Он хороший человек.
– Иностранец, хочешь полизать мою тощую задницу?
– Сегодня вряд ли, – ответил я.
– Так что насчет выпивки, Сейтар?
– Свое пойло я тебе не отдам, бедуин, ищи в городе.
– Рамадан же сейчас…
– Рамадан? Откуда я знаю, что у вас там, ишаков, происходит. Ладно, слушай, бедуин…
И Сейтар рассказал нам, где можно раздобыть вина.
Мы долго ездили по Старому городу и искали описанную Сейтаром лавку некоего ассирийца по кличке Одноглазый. Старый город представлял собой лабиринт из мусора, трущоб, руин древнего арамейского храма богини Иштар и заброшенных темных зданий, где обитали огромные дикие кошки, похожие на рысей. Кошки копошились в мусоре, громко рычали, протяжно мяукали и щерились. Одна из них прыгнула прямо под колеса, выпустила острые когти и намеревалась атаковать машину, но мы задавили ее. Минивэн подпрыгнул и чуть завалился на левый бок, расслабленный Муса, управлявший машиной одним мизинцем, быстро схватился за руль и выругался.